Женский взгляд

Маша насупленно молчит.

– Сколько?
– настаиваю я.

– Да че тебе вообще от меня надо?
– девушка вспыхивает.
– Ты мать Тереза что ли? Навязалась на мою голову. Откуда я знаю сколько?

– Ну, сколько у тебя в среднем в день получается заработать?

– Когда двести, когда и пятьсот бывает, но редко, все жадные стали, иногда ничего не дают, как сегодня, - погрустнев, мямлит девочка.
– Из них семьдесят процентов отдаю Серому, если совру - побьют. Пару раз удавалось зажать сотку, а бывало, били, ни за что, и три дня потом встать не могла.

– Понятно, - киваю и утыкаюсь в телефон. Параллельно загружаю в интерфейс, как мне кажется все необходимые данные. Вариантов не так много.

– Вот, слушай, какие есть варианты. Можно банщицей устроиться в частный банный комплекс, на Кирова. Требований к образованию никаких. Зарплата восемь тысяч. Можно в ларек с шаурмой на Басманной, посуду мыть, а может в перспективе и до повара дорастешь, а?
– подмигиваю, - зарплата - семь. Еще вариант в парикмахерской на Вернадского полы мыть, там три тысячи, но, я так полагаю, это один раз после закрытия, можно попробовать совмещать.

Девочка сидит, смотрит на меня круглыми глазами, то ли в шоке от моего участия, то ли от открывшейся перспективы начать другую жизнь.

– Мне кажется, если зарабатывать около десяти тысяч, можно себе позволить и комнату в общаге снимать. Видишь, вариантов масса. Было бы желание. То, чем ты занимаешься - последнее дело. Ты же здоровая, крепкая девка. Ну, чего молчишь? Плачешь что ли? Да ну ты что, перестань.
– Приобнимаю девочку за трясущиеся плечи.

"Какая же она маленькая и глупенькая еще. И некому ее образумить, подтолкнуть. Видимо, как с детства научилась зарабатывать, так до сих пор ничего умнее и не придумала".

Маша успокаивается:

– А если они меня не возьмут?
– беспомощно смотрит на меня.

– Возьмут. Ты просто не пробовала никогда. А будешь хорошо работать - все у тебя получится. В вечернюю школу пойдешь, доучишься, в техникум поступишь. Человеком станешь.

Сидим еще некоторое время, думаем каждая о своем.

Зачем я это делаю? Нет, не ради опыта, смешно даже так рассуждать. Делаю - потому, что могу. Мне это ничего не стоит. Но на душе отчаянно хорошо от каждой маленькой победы и горько от поражения. Может это мое призвание - помогать людям?

Вспоминаю о цели приезда в Чебеньки. Встаю с лавки. На непонимающий взгляд Маши, объясняю ей в общих словах зачем я тут. Девушка смотрит на меня неверящим взглядом, похоже, оценивая мою вменяемость, но молча идет следом.

Пока добираемся от станции до села, Маша мне рассказывает о тонкостях своей работы.

Современный мир наводнен попрошайками. Мы давно уже привыкли к их неприметному присутствию, которое воспринимаем, как должное. Прекрасно понимаем, что, давая просящему деньги, возможно, кормим его "хозяина". Но при всех сомнениях, совесть не дает пройти мимо - на этом они и играют.

Искусство попрошайки не так уж и легко, как кажется со стороны, ведь нет идеального способа выпрашивания денег, ни один из методов не является абсолютным. Настоящий побирушка должен быть хорошим психологом и интуитивно, по поведению подбирать способ воздействия на жертву, чтобы разжалобить. Ведь, когда даешь деньги, ты думаешь, что они на еду.

Те, для кого это работа, как для Маши, обычно кучкуются, существуют не в одиночку. Обычно в таких группах тусуются люди трудоспособного возраста, дети и инвалиды, пожилых практически нет. И всегда есть смотрящий, который собирает с попрошаек плату, в обмен на которую оберегает тех от наездов конкурентов и ментов.

Каждый попрошайка занимает свое место - часто можно увидеть одного и того же юродивого на приметном перекрестке. И у каждого свои методы.

Они - хорошие артисты, мастера перевоплощения. В основной массе попрошайки стараются бить на жалость. Главное не "переборщить".

Вникая в подноготную этого грязного бизнеса, в который раз убеждаюсь - мир несправедлив.

Это система выстроенна годами, и ее не изменить. Что я могу? Стать суперженщиной, уйти в инвиз, включить режим берсерка и покрошить всю преступную верхушку? Смешно. Ну ладно, я этого сделать не смогу, да и не буду. Допустим, так поступит тот же Лев. Не пройдет и недели, как свято место займут другие, а уберешь и тех, придут следующие.

Систему не сломать, мир-утопию, где нет войн и страдания - не построить. Но таким вот несчастным, потерянным детям я могу помочь. Принесет ли мне это проблемы? Несомненно. Откажусь я от этой идеи, струшу? Вряд ли. Не буду загадывать. Время покажет и все расставит по своим местам.

Село Чебеньки встречает нас размытыми сельскими дорогами, лаем дворовых собак, полуразвалившимися домами, запахом коров и солярки. Дома все старые, село вымирает. Точнее жизнь-то еще теплится, но вяло: молодежь вся подалась в город на заработки, и в деревне остались лишь древние бабки, коротать свой недолгий век. По пути нам не встретилось ни души, и от этого запустения жутковато. Благо, я знаю точное место обитания сбежавшей мамаши.

Дом Мирошниковой особым убранством и новизной не отличается. Покосившийся забор, прошлогодняя сухая трава в огороде по пояс, Крыша с одной стороны зияет приличной дырой. Одно из окон заколочено. Полное ощущение, что дом заброшен, но интерфейс твердит обратное. Четко показывает яркую зеленую пульсирующую точку в тридцати метрах от меня, в этой вот развалюхе.

Я ничего умнее не придумала, как запаковать посылку с адресом Мирошниковой и сказать, что якобы ей просили передать, главное добиться зрительного контакта, а там уж буду думать по ходу дела.

Аккуратно открываю калитку, держащуюся на одной петле, и захожу во двор. Маша предпочла подождать меня на улице. Набираюсь смелости и стучу. Нет ответа. Стучу сильнее, дверь со скрипом приоткрывается. Что-то жутковато, как в фильме ужасов. Проверяю интерфейс - Татьяна точно жива. Еще не хватало найти чей-то хладный труп. Распахиваю створку и вхожу помещение.

В нос бьет резкий запах мочи, перегара, грязи и пота. Закрываю рот рукой, чтобы сдержать рвотные позывы. Ну да, не труп, но близко к этому. Татьяна Мирошникова валяется на панцирной койке в глубоком высокоградусном забытье. О чем говорят валяющиеся повсюду пустые бутылки. По углам комнаты тонны мусора, который, похоже, копился в течение многих месяцев или даже лет.

Слышу хриплый стон из соседней комнаты:

– Танька, ты очухалась? Принеси мне пива, - голос настолько грубый, что непонятно мужчина это говорит или женщина.

Любопытство пересиливает, аккуратно заглядываю в соседнюю комнату, которая по "чистоте" своей, как брат-близнец, похожа на первую. На затертом, замшелом диване лежит гора тряпья - видимо компаньон(ка) по уничтожению выпивки.

Больше я не выдерживаю. Выбегаю на улицу. Все равно ничего от нее не добьюсь. Там, похоже, праздник надолго затянулся. Отдышавшись на крыльце, подхожу к Маше, спрашивая совета: "Что делать?"