Женское счастье
Шрифт:
– Просто я не люблю головотяпство… Сказано: не лезьте в воду, а они лезут…
– Да-да, сейчас пойдем, – машинально ответила Вера, ища взглядом женщину в цветном сарафане, которая металась по берегу. Там ее уже не было. Видно, врач увел куда-то. Да и, к всеобщей радости и облегчению, человек в море продвинулся ближе к берегу.
Вера снова почувствовала руку Ольги, та потянула ее за рукав.
– Пойдем. Он выплывет.
В столовой Вера все еще не могла прийти в себя. То ей мнился человек в море, то женщина на берегу, то она вновь переживала страх за Виктора. Ей стало проще и спокойнее, когда она наконец-то увидела его. Пусть он был как всегда с Ларочкой, но Вера очень обрадовалась ему. И едва удержала
Скоро, совсем скоро Вере уезжать с курорта; голубенький билет на самолет лежит в паспорте, все процедуры пройдены, и напутственные советы врача услышаны. А в конце разговора врач традиционно спросил:
– Как вы отдохнули? Есть ли претензии и пожелания к персоналу?
– Претензий к персоналу нет. Есть только претензии к самой себе, – улыбнулась на прощание врачу Вера.
Вчера покинула побережье Серафима Юрьевна. Как ни странно, без нее Вере стало пусто, появилась какая-то грустноватая брешь без ее быстрых морщинистых губ, суетливых востроносых, быстроглазых ужимок и простительно фальшивых зеленых камней в ее серьгах. Вообще Вере казалось, что отпуск пролетел безутешно быстро и несытно, как иной раз после стола: вроде бы ела, а встала и опять есть хочется, да и десерт обещали, но так и не принесли…
И все же скрасить напоследок обделенность и смутную тоску Веры мог Виктор. Вера долго увиливала от себя самой, скрытничала, не хотела всерьез и определенно признаться, что хочет, мечтает хоть несколько минут побыть с ним рядом. Она колебалась, «убегала» от себя, отмахивалась от своих мыслей, приструнивала: «Что за блажь? Глупости все это!» Но когда времени до отъезда оставалось удручающе мало, она, уже не ерепенясь, не показывая характер, заявила себе: «В конце концов я должна сказать ему хотя бы “До свидания!”. Что в этом такого? Должна! И скажу! Скажу, как “доброму знакомому”» (воспользовалась она его же словосочетанием).
Теперь надо было подкараулить Виктора, разумеется, одного, без этой… Ларочки. Вера частенько прохаживалась возле бильярдной, сидела на трибуне теннисного корта, задерживалась в галерее минеральных вод и вечером подолгу прогуливалась – без прикрытия Ольги – по аллее санаторного сквера в надежде наткнуться на Виктора. Она прикидывала, что ему скажет, какие слова сразу при встрече, какие – потом:
«Я скоро уезжаю. Хочу с вами проститься. И поблагодарить…»
«За что?» – скорее всего, удивится он.
«За вашу науку… И еще… Еще за то, что я вас немножко… немножко люблю…»
Она произнесла это внутри себя сбивчивым голосом и, тут же, испугавшись, замерла. Как же так? Неужели это правда? Но то, чего она боялась или принимала за сентиментальные наивные мечтания, вдруг открылось сейчас в этой непроизвольной фразе с полной очевидностью. Она будто оказалась на самом краешке жуткого ущелья, головокружительной пропасти, от взгляда в которую пьянит и обволакивает сладким страхом…
Но ведь это правда, сто раз правда! Она влюбилась. Пусть нелепой, безответной, недолговечной или еще там какой-то любовью, но это чувство никуда не деть, не избавиться, не укрыться, – ему лучше и приятнее подчиниться. «Я должна видеть его наедине! Хотя бы одну минуту!»
Вечером, за день до отъезда, Вера надела свое лучшее платье, учла все тонкости своей внешности: и подходящий цвет теней на веках, и перламутр лака на ногтях, – она готовилась основательно и кропотливо, хотела нравиться, она была влюблена. Незадолго до этого, в столовой, на ужине, встретилась взглядом с Виктором, ей показалось, что он посмотрел на нее с доброй настороженностью и, казалось, хотел что-то сказать и, может быть, сказал бы, если бы не соперница Ларочка…
Вера сидела на скамейке
в сквере, на центральной аллее, на самом виду, чуть краснея перед проходившими перед ней людьми, мысленно перед кем-то оправдывалась, объяснялась, – и с упорством ждала, ждала его появления, ждала до самой темноты, до той последней черты, когда наконец все стало абсолютно тщетным. Он на аллее не показался, не пришел к ней, не откликнулся на ее умоляющий зов.На следующий день, с утра, Вера упаковывала чемодан, была мрачнее самой мрачной тучи и раздражалась на любое пустяшное слово Ольги. Сегодня Веру все раздражало: и это море, которое синело в окне равнодушной синью с белыми барашками волн, и нагроможденье гор – камней в сущности, и тощие кипарисы, и эти стены, и эти порядки, – и быстрей бы отсюда уехать, забыть дурацкую смуту в душе!
В середине дня Вера пошла к регистратору – взять корешок от путевки. Она вошла в холл административного корпуса и вздрогнула: Виктор был здесь. Один. Вера оробела, сделала несколько неуверенных шагов, остановилась, еще сделала один шаг к нужной двери. Виктор шел ей навстречу.
– Я знаю, вы сегодня уезжаете, Вера.
– Да, через два часа у меня самолет, – тихо ответила она взволнованным голосом.
– Хочу надеяться, что вы улетите без обиды на меня, – казалось, он тоже сейчас немного волновался, а если уж не волновался, то, по крайней мере, не был тем смельчаком-охмурителем из первых курортных дней.
Вера ничего не нашла ответить, посмотрела на него с подозрением, но это было не отталкивающее подозрение, а любопытствующее, с приятным сомнением и ожиданием.
– Честно признаюсь, мне бы хотелось проводить вас, но… В данной ситуации это будет не совсем уместно, – что-то неопределенное, но небезотрадное было в этой фразе. – Если вы не возражаете, Вера, давайте договоримся так. Я иногда по работе бываю в вашем городе… Не удивляйтесь, я знаю, где вы живете. Главный врач санатория мой давний приятель. И все регистраторы – тоже… Я вам позвоню накануне, до приезда в ваш город. Я думаю, это произойдет месяца через два… Если я вам позвоню, вы не бросите трубку?
– Нет, – почти в полубеспамятстве произнесла Вера.
– Какой ваш номер телефона? Лучше служебный.
Вера почти бессознательно назвала цифры номера телефона и даже вспомнила код своего города. Виктор все записал в книжку и в ответ протянул визитную карточку.
– Здесь все мои координаты. Если я вам понадоблюсь, звоните по любому случаю, без причины… А я буду помнить все, о чем сказал вам сегодня. Время пролетит быстро. – Он достал из кармана старинную позеленевшую монетку, с размытым незнакомым барельефом.
– Я нашел ее здесь, на берегу. Возьмите на память. Надеюсь, через пару месяцев снова увидеть ее у вас в руках.
Она ничего не успела ему сказать из того, что припасла, успела только улыбнуться, и он ушел, на прощание легонько стиснув ее руку повыше кисти. «Через пару месяцев», – будто эхом отзывались его удаляющиеся шаги, будто наваждение, будто фантастический призрак встретился Вере у дверей регистратора…
В самолете на Веру что-то накатило, нашло, приятно задурманило; она сидела завороженно, отвернувшись к иллюминатору, где простиралась бесконечная белоснежная пустыня облаков, и тихо, без всхлипов плакала. Светлые, легкие слезы медленно катились по ее щекам, – так плачет невеста, хотя она еще не знает, когда свадьба, но ей сделано предложение от любимого человека, такими слезами плачет бедняк, который, пройдя через унижения нищеты, вдруг получает от дальнего богатого родственника часть наследства, которого хватит до конца дней, так плачет актриса, которая, промучавшись на второстепенных ролях, наконец-то удостоилась самой заветной, главной… Вера плакала и не утирала слезы.