Женское счастье

Никаких любовных прав на Веру Кубыкин не имел, но еще на первом курсе вел себя возле нее как-то напряженно и беспокойно. Вера много раз ждала, что Кубыкин назначит ей свидание, но он медлил. Поэтому отношения сложились непринужденно – со стороны Веры – дружеские. А чего творилось в душе Кубыкина – никому не ведомо…

Теперь, когда Веру каждодневно увозил из института Уваров, отношения между ней и Кубыкиным стали трещать по швам, хотя внешне ничего нигде не трещало…

Вишневая «девятка», видать, неприятно бросалась в глаза Кубыкину, и он покривился, стал к Вере боком, а к машине спиной.

– Что же ты все молчишь и молчишь, Кубыкин? Куда торопишься? На свидание опаздываешь? Влюбился, что ли?

– Нет, – буркнул Кубыкин. – На свидание мне бежать не к кому. Это вон у тебя каждый день свиданки… – кивнул он в сторону уваровской машины: – Иди, тебя твой дожидается. Салон отапливает. Зачем зря бензин жечь?

– Не сбежит, – коротко сказала Вера и небрежительно махнула рукой в сторону «девятки».

Этот жест Кубыкина, вероятно, обрадовал, но он вида пытался не показать и снова заговорил с угрюмостью:

– Поговаривают, ты за него замуж собираешься, – Кубыкин, безусловно, имел в виду Уварова.

– Кто тебе это сказал? – встрепенулась Вера. – Никогда не собиралась и не соберусь!

Но самолюбие Кубыкина, видать, не было удовлетворено:

– Тогда почему ты с ним все раскатываешься?

– Чего да почему… Какой ты занудливый, Кубыкин! Я просто очень люблю на машине кататься.

– А у меня тоже к лету машина будет! – вдруг твердо и гордо заявил он. – Я каждый день на подработку тороплюсь… К лету «колеса» куплю. Кровь из носу!

– Вот здорово! – обрадовалась Вера. – Тогда я буду кататься только с тобой, Кубыкин. – И она легонько, дружески прижалась к плечу Кубыкина.

После этого короткого и, казалось, пустякового разговора Кубыкин и Вера стали чаще видеться. Нет, Вера не искала умышленно с ним встреч, но так получалось…

А когда дело дошло до диплома (с баловнем Уваровым к тому времени Вера на машине уже не каталась) и замаячило еще существовавшее тогда распределение на работу, Вера хорошенько призадумалась, вернее, повнимательнее пригляделась к своему, казалось, необязательному другу Кубыкину. Да, и в отношениях парня и девушки всегда наступает некий критический момент, когда нужно через что-то переступить: через прошлое, через собственный эгоизм, через несбывшиеся мечты, – переступить, чтобы остаться вместе. Если этот шаг не сделать, то разрыв станет фатальным. И неважно, как это случится: медленное угасание отношений или одномоментный разлом.

Вере предстояло совершить шаг к сближению с Кубыкиным, чтобы что-то понять, понять в первую очередь саму себя. Впрочем, Кубыкин был для нее всегда потешно-мил, забавно-интересен и поистине с ним все шероховатости казались безболезненно преодолимыми. Любви, правда, между ними пока не случилось. Но иной раз и любовь – дело наживное, семейное.

…Все произошло в один из вечеров в комнате общежития, где Кубыкин и Вера остались после студенческой пирушки вдвоем. Свет был потушен, и только блики уличных огней на потолке и стенах создавали тускло-синий фон. Из магнитофона приглушенно лилась лирическая песня; на столе в литровой банке стояли три тюльпана, кротко повесив тяжелые красные головы; пахло табачным дымом, яблоками, шоколадом; в стаканах выдыхалось сухое вино. Кубыкин и Вера сидели на железной кровати, и каждое движение их отмечала предательским скрипом растянутая сетка.

– У меня серьезные намерения, – вкрадчиво шептал Кубыкин, обнимая Веру за плечи.

– Куда серьезнее! Все мое новое платье измял, – иронизировала она, делая вид, что не понимает его намеков.

Тогда Кубыкин, вероятно, подгоняемый мыслью, что вечер может пройти даром и улучить подходящий момент потом будет еще труднее, с дрожью в голосе произнес:

– Вера, ты согласна быть моей женой?

– Ты что, Кубыкин? Так сразу? У нас же ничего не было, – выпалила Вера, хотя в душе ликовала: она ведь ждала этого предложения!

– Наверстаем, – решительно заверил Кубыкин.

Вера рассмеялась. Но он не шутил, он хотел вполне ясного и определенного ответа.

– Ты согласна? – он торопил, подсказывая условия: – Шутки шутками, а ведь и вправду – скоро распределение. А там, если расстанемся, уже не наверстаешь…

Вера ответила не сразу, и пока она медлила, Кубыкин, должно быть, пережил мученическую минуту ее господства. Он ждал, оцепенев, сидел на кровати, положа руки себе на колени, и металлическая кроватная сетка боялась даже пискнуть.

– Да, Кубыкин, – шепнула наконец Вера.

И он, словно бы воспринявший слова Веры как упрек, тут же полез к ней целоваться и хотел тут же проявить свою страсть. А потом, когда в комнате вспыхнул свет, он почему-то прятал от нее глаза. Но Вере было весело и отчего-то радостно на душе. Она никогда потом не пожалела, что произнесла эти два слова «Да, Кубыкин».

Ей было с ним всегда легко. Она не ревновала его, он не предъявлял к ней каких-то завышенных требований, даже несмотря на свою ворчливость; они умели ладить – и отсюда, с этого лада, народилась их любовь. «Бесспорно, – впоследствии скажет себе Вера, я люблю его! Люблю, даже несмотря на все его причуды».

Да и причуды были не катастрофические, скорее, потешные. В день свадьбы в первую брачную ночь, пока Вера снимала с себя белоснежные невестинские наряды, Кубыкин успел заснуть, начал храпеть… И Вера даже его не разбудила, прикрылась одеялом, сладко зевнула и тоже в мгновение уснула – без всякой первой брачной любви.

* * *

…А теперь Кубыкин был далеко-далеко. Он – в хлопотах, в копошне, возможно, с молотком в руках на строившейся даче. Она же – здесь, в санатории, в райском месте.

Вера лежала на кровати, точнее – валялась в полном безделье. Вязание окончательно заброшено, книжные страсти французской романистки не привлекали, мысли кружились, как ночные мошки возле огня, вокруг недавней встречи с Виктором в лифте. «Я еще не дорос до вас», – эти слова – будто елей на душу. Вера уже полуосознанно простила наглую «приставучесть» Виктора в первые курортные дни.

Она еще не признала этого и готова была по-прежнему ненавидеть его, однако… Однако в лифте этот вероломный пройдоха переродился чуть ли не в паиньку. Вера улыбнулась, еще раз вспоминая приятные слова в лифтовой кабине, – те, что касались ее улыбки…

Но тут же и вздрогнула, покоробилась: «Ну вот, здрасьте вам, пожалуйста!»

Это заснувшая Ольга напротив, лежа на кровати навзничь, стала храпеть. Ее ровный сап в какой-то момент переломился, и она затрещала на выдохе сырым храпом.

«Этого еще не хватало: дома – Кубыкин, здесь – она!» Кубыкин храпел почти всегда, и особенно, если выпьет с устатку водки, – выдавал ночью звучного смачного храпака, вот тогда Вера иной раз полночи ворочала его с боку на бок, бессонно жмурилась, бурчала и невольно дожидалась нового приступа мужниного оркестра.