Жертва безумия
Шрифт:
— Так, значит, он избивал тебя. Он делал это кулаками? — спросила Энди.
Мэйлу показалась смешной ее наивность.
— Черта с два кулаками. Этот гад доставал из чулана металлический прут и хлестал меня им. Мать он тоже бил. Он хватал ее на кухне и избивал, пока хватало сил. Она визжала на всю округу. Господи, сколько там было крови!
— И никто не вызывал полицию?
— Вызывали, но легавые ничего не делали. Мать всегда говорила, что это никого не касается.
— Когда он умер, жизнь изменилась к лучшему?
— Не знаю, меня там
— Где же ты жил?
Он пожал плечами:
— Летом — под автострадой. В Сент-Поле есть подземелья, там живут многие парни…
— Ты никогда не возвращался домой?
— Однажды вернулся. Я был чертовски голоден и подумал, что у нее, возможно, есть деньги, но она сдала меня полицейским. Если бы я не вернулся домой, то был бы сейчас на свободе. Она сказала мне: «Поешь лепешки, я сейчас принесу пирог». Потом вышла в прихожую и позвонила легавым. Это был хороший урок. Когда выйду, убью суку, если найду.
— Где она сейчас?
— Уехала с каким-то типом.
После двух месяцев лечения Энди рекомендовала перевести Джона Мэйла в городскую больницу. Он был не просто юным хулиганом с неустойчивой психикой. Он был сумасшедшим. В нем жил дьявол.
Когда Мэйл открыл дверь микроавтобуса, девочки перестали плакать. Он провел их одну за другой через боковую дверь старого дома в погреб. Там пахло сыростью, грязью и хлоркой. Мэйл недавно чистил погреб, подумала Энди. В ее душе вспыхнула надежда, что он не убьет их. Во всяком случае, сразу. Получив отсрочку, хоть небольшую, она сможет поработать с ним.
Потом он запер их. Они прислушивались, с ужасом ожидая его возвращения. Женевьев постоянно спрашивала:
— Мама, что он собирается сделать?
Прошла минута, десять минут, потом час; наконец девочки заснули. Прислонившись спиной к стене, Энди пыталась думать…
Мэйл пришел за ней в три часа утра, пьяный и возбужденный.
— Выходи, — рявкнул он. В левой руке Мэйл держал банку с пивом. Щелчок засова разбудил девочек. Они лежали свернувшись, как маленькие животные в клетке.
— Что тебе нужно? — спросила Энди, посматривая на часы, словно она вела обычную беседу и спешила куда-то. Но голос ее дрожал от страха. — Ты не имеешь права держать нас здесь, Джон. Это несправедливо.
— Заткнись, — сказал Мэйл. — Выходи, черт возьми!
Он шагнул к ней, его глаза потемнели от злости, и от него пахло пивом.
— Хорошо, только не трогай нас. Пойдемте, девочки…
— Они останутся, — отрезал Мэйл. — Только ты.
— Только я? — Она похолодела.
— Да.
Он улыбнулся ей и оперся рукой о дверной косяк, выражая полное хладнокровие. Он был причесан, и Энди уловила запах лосьона.
Она бросила взгляд на девочек, потом на Мэйла.
— Я скоро вернусь, — сказала Энди. — Джон не причинит мне вреда.
Девочки молчали, не веря ей.
Энди обошла Мэйла, стараясь держаться подальше от него. В наружной части подвала воздух был более прохладным и свежим, но Энди тотчас
заметила, что он притащил туда еще один матрас. Она шагнула к лестнице; стальная дверь погреба захлопнулась, и Мэйл приказал:— Не двигайся!
Она замерла, боясь пошевелиться. Мэйл уставился на Энди, и ей показалось, что он слегка шатается. Он был сильно пьян, его тяжелые веки опускались, на губах играла злобная презрительная ухмылка.
— Они понятия не имеют о том, где ты и кто тебя увез, — засмеявшись сказал Мэйл, но Энди почувствовала, что он не слишком уверен в себе. — По радио говорят об этом всю ночь. Легавые бегают, как цыплята с отрубленными головами.
— Джон, рано или поздно они придут сюда. По-моему, наилучшим выходом для тебя…
Она автоматически заговорила суховатым, рассудительным профессорским тоном. Так бывало всегда, когда Энди апеллировала к разуму пациентов. Этот тон часто помогал ей убедить их.
Только не сейчас.
Мэйл стремительно двинулся к Энди и сильно ударил ее по лицу. Она едва удержалась на ногах. Еще мгновение назад Энди вела себя как психиатр, сейчас она превратилась в раненое животное.
Когда Мэйл шагнул к ней, она почувствовала его запах.
— Не говори со мной так, — рявкнул он. — Нас никогда не найдут. Никогда! А теперь встань прямо.
Она поднесла руки к лицу, в голове ее был туман; мысли смешались, как магнитные буквы на упавшей школьной доске. Услышав какой-то треск, Энди посмотрела на Мэйла. Он сдавил в руке банку из-под пива и бросил ее в угол.
— Посмотрим на них, — сказал он.
— Что?
— Посмотрим на них, — злобно повторил он.
— Что? — удивилась Энди.
— На твои сиськи. Посмотрим на твои сиськи.
Она сделала шаг назад, потом второй, но больше отступать было некуда. За ней — старая угольная печь. Дальше темнело пустое пространство.
— Джон, ты ведь не хочешь причинить мне боль? Я заботилась о тебе.
Он выставил вперед палец.
— Лучше не говори об этом. Лучше помалкивай. Да, ты позаботилась обо мне. Отправила в эту чертову больницу. Хорошо позаботилась обо мне.
Он бросил на Энди разъяренный взгляд.
— Ну, посмотрим на них!
Она скрестила руки на груди.
— Джон, я не могу.
Он ударил ее ладонью так же быстро, как в первый раз, но не так сильно. Когда она подняла руки, Мэйл снова нанес удар, затем еще один. Она не могла ни защититься, ни остановить его.
Наконец Мэйл накинулся на Энди, отбросил ее к стене, стал рвать жакет, блузку. Она закричала:
— Нет, Джон, нет…
Мэйл снова ударил ее, сбил с ног, потащил за волосы к матрасу и уселся на ее спину. Она беспомощно молотила руками. Он схватил их и прижал к полу.
— Джон…
Она заплакала, не веря в то, что он посмеет продолжить.
Но он сделал это.
Когда Мэйл закончил, его злость только усилилась.
Он заставил Энди надеть рваную блузку, но отнял у нее бюстгальтер. Потом втолкнул ее в погреб.