Жертва безумия
Шрифт:
— Похоже, для вас это был не самый удачный день.
— Я пожалел о том, что связался с ней. Я потерял в один день жену и хорошего менеджера.
Лукас внимательно наблюдал за ним. Данн не играл.
— А что, если вы убили по финансовым мотивам?
— Господи, вы шутите? — изумился Данн.
Лукас покачал головой.
— У вас могли быть мотивы? Это вполне вероятно.
— Нет. Между нами говоря, там нет больших денег.
— Хм…
— Знаю, Тауэр Манет и его миллионы, фонд Манета, компания и тому подобное. — Данн открыл холодильник и бросил в бокал пару кусочков льда. — Энди получает
— Кстати, о Манете, вы упомянули…
— Возможно, в пятидесятых годах Тауэр имел десять миллионов плюс доход от фонда и оклад члена правления. Но он носился по всему свету, покупал яхты, приобрел дом в Палм-Бич, трахал всех подряд. А в семидесятых пристрастился к кокаину. Ему уже не хватало процентов с десяти миллионов, и он стал запускать руку в основной капитал. Потом ввязался в политику, и расходы возросли. Ему казалось, что он черпает воду чайной ложкой из океана. Но затраты суммировались. В семидесятых и восьмидесятых он наделал массу ошибок: купил акции во время сильной инфляции, а потом продал их с огромной потерей. В это время он встретил Хелен…
— Хелен — его вторая жена? Она значительно моложе его?
— Кажется, ей пятьдесят три или пятьдесят четыре года. Не так уж она и молода. Его первая жена, Берни, мать Энди, умерла лет десять назад. Он уже тогда встречался с Хелен. Она была красивой женщиной. Правильные черты лица и великолепная грудь. Тауэр всегда питал слабость к хорошему бюсту. Хелен занималась недвижимостью, она втянула его в ФВН, чтобы он возместил потери, связанные с приобретением акций.
— Что такое ФВН?
— Фонд вложений в недвижимость. Это произошло перед падением рынка недвижимости, и Тауэр снова погорел. Потом — кризис восемьдесят седьмого года… Он уже дышал на ладан.
— Значит, он — банкрот?
У Данна был такой вид, словно у него в голове работает калькулятор. Спустя мгновение он сказал:
— Сейчас он способен наскрести… миллион? Конечно, дом оплачен, он стоит больше, но Тауэр не может продать его. Он должен где-то жить, поддерживая определенный уровень… Думаю, он получает шестьдесят тысяч со своего миллиона и еще сто тысяч от фонда. Сохраняет за собой место в правлении, но оно приносит ему не больше двадцати-тридцати тысяч. Сумма составляет меньше двухсот тысяч.
— Господи, да он питается отбросами! — с сарказмом заметил Лукас.
— Именно так ему и кажется Именно так. Он тратил полмиллиона в год, когда «кадиллак» стоил шесть тысяч, а миллион был огромной суммой. Сейчас он живет на четверть миллиона, а «кадиллак» стоит сорок тысяч.
— Бедняга!
— Миллион не такая большая сумма, — улыбнулся Данн. — Человек, владеющий парой хороших бензоколонок «Эксон», стоит не меньше миллиона, возможно, больше. Парой бензоколонок. Мы не говорим о яхтах и поло.
— Значит, вам незачем было убирать свою жену, — задумчиво проговорил Лукас.
— Черт возьми, если кого-то и следует убрать, так это меня. Я стою в пятнадцать-двадцать раз дороже Тауэра, хотя
мои деньги не так хороши, как деньги Тауэра.— Почему?
— Потому что я их заработал, — отрезал Данн. — Как и вы с вашей компьютерной компанией. Я читал о вас в «Городском бизнесе». Там написано, что вы, вероятно, стоите пять миллионов и продолжаете расти. Вы должны чувствовать это — ваши деньги пахнут потом.
— Я не вижу этих денег, — сказал Лукас. — На данном этапе они — просто бумага. — Помолчав, он добавил: — А страховка? У Энди есть страховой полис?
— Да. — Данн наморщил лоб и потер подбородок. — И весьма солидный.
— Кто получит деньги в случае ее смерти?
Данн пожал плечами:
— Дети… если только… О Господи! Если дети умрут, деньги получу я.
— Вы — единственный наследник?
— Да… не считая Нэнси Вулф, которая получит полмиллиона. Их сотрудничество оказалось весьма успешным, и они оформили страховку на случай смерти одного из партнеров, чтобы выкупить половину офиса.
— Для Нэнси Вулф полмиллиона — большая сумма?
Данн задумался.
— Приличная. Она зарабатывает от ста пятидесяти до ста семидесяти пяти тысяч долларов в год, но значительную часть съедают налоги. Полмиллиона ей пригодились бы.
— Вы разрешите нам посмотреть записи вашей жены?
— Конечно. Почему бы и нет?
— Многие медики считают, что записи психотерапевтов должны быть защищены.
— Я подпишу решение, — сказал Данн. — Вы его привезли?
— Я пришлю его вам сегодня.
Взглянув на Лукаса, Данн спросил:
— Чем это вы играете?
— Кольцом.
— А… Женитесь или разводитесь?
— Подумываю жениться.
— Брак — это прекрасно, — сказал Данн. — Посмотрите. Все в коробках. Для каждой вещи — своя коробка.
— Вы… слишком легко относитесь к этой ситуации.
Лицо Данна словно окаменело.
— Дейвенпорт, мне так страшно, что я едва ворочаю языком. Я никогда не испытывал такого страха, от которого пересыхает во рту. Я думал, что это образ, но, оказывается, это правда… Вы должны их найти.
Лукас поднялся.
— Никуда не уезжайте.
— Хорошо. — Данн бросил взгляд на Лукаса. — Вы — крепкий парень, верно?
— Вероятно.
— Готов поспорить, вы — футболист.
— Хоккеист.
— Да, у вас шрамы… Думаете, я вам по зубам? — Данн расслабился и слегка улыбнулся.
Лукас кивнул.
Данн спросил:
— Как, по-вашему, вы найдете мою жену и детей?
— Непременно.
— Но вы не знаете, в каком они будут состоянии, — заметил Данн.
Лукасу казалось, будто что-то давит на него.
— Не знаю, — признался он.
Глава 4
Отдел по расследованию убийств напоминал редакцию бедной городской газеты. Кабинки детективов были разделены невысокими перегородками, столы завалены бумагами. Все свободное пространство занимали металлические шкафы разных оттенков серого или желтовато-серого цвета. На стенах и досках для объявлений висели старые записки, распоряжения, приказы, карикатуры. На шкафу для документов стоял старый радиоприемник с круглой шкалой настройки — такие выпускали в шестидесятых годах. Из динамика доносился голос: