Жертва ума

Но она, словно оцепенев, не двигалась с места, невольно сжав бедного кота за шею так, что тот истошно заорав, судорожно забился под ее рукой, выцарапывая себе жизнь и свободу. Было видно, что Инна прекрасно поняла, кто стоит перед ней, но на ее лице не отразилось ни восторга узнавания, ни радостного облегчения от того, что ее возлюбленный оказался жив. Не проявилось даже видимого сострадания к тому, что с ним сделали и в кого превратили. Кот, которого так подвела интуиция, разодрав ее руку до крови, пушистой лентой метнулся под дом, восстанавливать доверие к людям и зализать свои раны.

Инна молча сидела, в очередной раз, зависнув за защитными шторками где-то в буферной зоне ума. Что именно, там сейчас у нее происходило в голове, можно было только догадываться.

Хану уже хорошо знал эту ее особенность. Сам он уже почти полностью пришел в себя, подавив первую волну вспыхнувшей паники, возникновение которой, сильно удивила его самого. Трудно было себе даже представить, что такой, в принципе, ожидаемый финал их быстротечной связи, вызовет столь мощную турбулентность в уме.

Могло ли быть так, что он просто недооценивал силу своих чувств к ней? И что она чувствует сейчас сама? Возможно ли, что так же ошиблась?

Хану заметил, что Мира очень внимательно следила за реакцией Инны, не спуская с нее глаз. Было заметно, что она не доверяет Инне. Но, это поведение, сейчас можно было трактовать по-разному и на месте гостей, он сам едва бы решился делать какие-то выводы. Было ли это, с их стороны, своеобразным тестом?

Несмотря на кажущуюся хрупкость точеной фигурки, эта девчушка вполне могла оказаться очень сильной и опасной. Если в такой операции, рискнули подставить или пожертвовать такими людьми как Таши, то кого попало, 'санпе' бы сюда не прислали. Даже Эддичка в 'шенпо' оказался очень непрост, сыграв тогда свою роль на 'отлично'. А его возраст и вид, как раз и оказались прекрасной наживкой.

Мира, тем временем, считая, что все как-то затянулось, решила исправить неловкое положение.

– Это...
– все пыталась продолжить она, но мужчина резко поднял руку, заставив ее замолчать.

Кайзи знал Инну лучше их всех и для него, ее реакция была предсказуема. Если он любил ее, то у него был очень нелегкий выбор. В его положении, при отсутствии перспективы вернуть прежний облик, рискнуть всем и доверить решить ей судьбу их любви - требовало немало мужества и силы воли. Это был не тот случай, когда можно получить счастливый финал, заставив как-то красавицу поцеловать страшное чудище. Одной красавицы тут было бы мало, пришлось бы добавить для ритуала еще Оракула, Гридика и Флавия, но едва ли, вся эта компания, могла или хотя бы хотела, поддержать ее в этом.

С другой стороны, оставаться инкогнито и терзаясь в сомнениях, ревниво смотреть на счастье любимой с другим человеком, требовало бы, действительно великой любви и самопожертвования, которого у Кайзи, возможно никогда не было. Кроме того, наверняка, у него возникли вопросы, которые он не мог не задавать себе снова и снова: 'Что, если у меня все же есть шанс вернуть ее, а потом и свое тело или пусть даже другое, но нормальное? Что, если я как-то верну это тело, но уже будет поздно, а она давно любит другого?'.

Возможно, Кайзи специально провоцировал ее сейчас сделать выбор, освободив тем самым, и себя и Инну, от ожиданий и обязательств, которые они, все равно выполнить были не в силах? Ни он, ни она, уже никогда не будут действительно счастливы при этих условиях. При этом проклиная и себя, и другого, и свой выбор, и эти обстоятельства, которые заставили их это все сделать до конца своей жизни или до момента разрыва.

Этот нескончаемый поток мыслей в голове Хану, прервала сама Инна. Видимо, выйдя из своих пограничных состояний ума, куда ее ввергло явление Кайзи, она быстро вскочила и решительно схватив его за руку, потащила от дома. Им обоим было о чем поговорить без свидетелей.

Хану же, сидел с ней на гамаке и когда она встала, тут же потерял в ее лице противовес и потому бодро кувыркнулся назад, ударившись о перила террасы затылком. К старой шишке от удара о плиту храма, добавилась свежая, а он был повержен, лежа вверх тормашками на жестком полу. Хану в очередной раз, пришла в голову мысль об этом регулярном, странном символизме и трагикомичности жизни в целом.

Мира поспешив на помощь, пыталась поднять его, пока он беспомощно барахтался в паутине гамака, что оказалось очень непросто, поскольку лодыжки застряли в перекрутившихся ячейках сетки. Наконец, запыхавшиеся и раскрасневшиеся от борьбы с плетенным чудовищем, они молча встали, встретившись глазами, что лишь усугубило абсурдную неловкость ситуации, пока Миру не прорвало хохотом и это, наконец, не разрядило обстановку.

– Меня зовут Хану, - представился он, уже сам давясь от приступов смеха.

– Да, я поняла, извини, - сказала Мира, которая уже устала смеяться и хотела сообщить нечто важное, но переводя взгляд с Хану на злополучный и теперь уже очень дырявый гамак, снова покатилась со смеху уже до судороги лицевых мышц.

Теперь она уже совсем не выглядела столь опасной, как показалось ранее. В этой искренне смеявшейся девушке, было трудно заподозрить матерого оперативника местного подполья. В ней не было видно даже тени коварства и хоть какой-то искусственности, а ее смущение и попытки вернуть себе серьезность и строгость во взгляде, сейчас только усиливали впечатление. Мира была очень непосредственна и сразу как-то очень мягко располагала к себе, очаровывая собеседника обаянием нежной юности и невинной чистоты. Она, словно околдовывала ум, вызывая в нем ощущение весеннего свежего воздуха, прозрачных радужных крыльев и легкой красивой мелодии, словно живой невидимой лентой обвивавшей ее хрупкое невесомое тело. Девушка, видимо, сочувствовала или даже симпатизировала Хану, вселяя в него чувство уюта и полной безопасности, подобно ощущению ребенка, тихо и спокойно засыпающего на руках своей матери.

– Здесь долго оставаться нельзя, нам надо переехать - сказала Мира, как только смогла вернуть себе прежний вид, но ее серые глаза, по-прежнему продолжали смеяться.

– Куда?
– под влиянием ее чар, уже несколько расслаблено спросил Хану.

Он понимал, что опросив всех мобилизованных с ним 'бродячих' той ночью, уже наверняка нашли свидетелей, кто видел, что он бежал в сторону набережной. А значит, уже отрабатывались и все суда, которые выходили этим утром из порта. И хотя, его спасители были очень осторожны и предусмотрительны, в ближайших городах, куда эти корабли зашли, уже наверняка начался поиск. Поэтому, с самого начала, им не стоило и мечтать о том, чтобы валяться в гамаке здесь и дальше.

– В ретритный центр в горах. Там очень безлюдно и посторонним вход запрещен, - словно уже откуда-то издалека тихо ответила Мира.

Ее голос мягко и неторопливо журчал, как чистый горный ручей, чуть слышно ворочая гладкие камешки. Казалось, что он принадлежал уже ему самому, вызывая гипнотическое желание безропотно подчиниться, сдаваясь полностью и без остатка. У Хану в голове тревожно зазвенел маячок - он уже испытывал нечто подобное во время того памятного вечера с Инной. Но, если в тот раз, ум был наполнен энергией, возбужден и затоплен волнами желания, то в этот, словно множество мягких женских рук обволакивали его тончайшими слоями нежнейшей шелковой ткани, лишая воли к сопротивлению, бережно лелея, лаская и усыпляя разум. Наверное, так чувствует себя загипнотизированная лягушка, покорно отдаваясь заглатывающему ее питону. Это понимание мгновенно отрезвило Хану, словно разбив красивый ядовитый сосуд с отупляющим газом.

– Но, если это он принадлежит 'санпе', то разве не там и будут искать в первую очередь?
– собравшись, уже напряженно засомневался Хану.

Мира прекрасно поняла, что ее чары рассыпались и искренне улыбнулась, признав свое поражение. Как ни странно, даже сейчас она не вызывала ощущения опасности, только оттачивая и проверяя свое обаяние, играя с его мозгом - осторожно и умело нащупывая, натяжение сильных и слабых его струн своими маленькими нежными пальчиками. Чувствовалось, что она виртуозно сыграла бы на расстроенных клавишах его обмякшего тела, извлекая гармонию совершенного звучания из всех доступных ей инструментов, мягко растворяя в пространстве все страхи, тревоги, волнения - волшебной призрачной дымкой...