Жертва

– Цветочек, как только двери откроются - не пугайся. Нам придется ненадолго усыпить окружающих, чтобы не мешали.

Она согласно кивнула. Ударом ноги распахнув дверь, Шейсаллех выступил вперед. Она толком не вида, но кажется, в него

что-то полетело. Мужчина даже не дернулся. Щелчок пальцев, переливчатое шипение и ее слуха достигли многочисленные

глухие удары об землю.

– Избиение нагхалесят, - проворчал Тирршан, - никакой защитной магии.

– Откуда ей тут взяться?

– отозвался Шейсаллех.
– Любимая, поторопись. Они будут спать не больше получаса.

Аэлиша осторожно выглянула из дверного проема. Дворик перед церквушкой был просто устлан людьми. Она вздрогнула.

Вооруженными людьми. Вилы, топоры, косы - как они не порезались, толкаясь перед входом. Около которого обнаружились

вязанки с сухостоем. Их действительно решили поджечь. Немного масла и веток - и деревянная церквушка превратилась бы

в пепелище за пару часов.

– Но почему они не успели?
– потрясенно прошептала она, обходя лежащих вповалку людей.

– Трусость - только и всего, - Тиршшан брезгливо отпихнул мешающие пройти вилы, - кто решит взять на себя смелость

поджечь церковь? И бога в ней, - хохотнув, закончил он.

Угрожающий взгляд в его сторону зубоскал решил игнорировать. Шейсаллех все-таки пристроил руку на ее талии, и

осторожно вел между валяющихся тел. Одно из которых ей было знакомо лучше прочих.

– Шейсаалех, подожди!

Аэлиша резко свернула вправо. Мужчина недовольно цыкнул, но проследовал пару шагов за ней.

– Вот, - она указала пальцем на валяющегося лицом в траве Томаса.
– он мне отец?

Мужчина подошел ближе и присел на корточки.

– Нет, - лаконично ответил Шейсаллех.

– А можешь разбудить его?

Мужчины переглянулись. Молча подхватили упитанную тушу того, кто последние двадцать три года назывался ее отцом, и

потащили прочь. Завернув в ближайший переулок они сбросили Томаса прямиком в дорожную пыль. Легкий пасс рукой и

мужчина глухо застонал. Шатаясь и упираясь дрожащими руками в землю, он принял сидячее положение и осоловело

огляделся по сторонам. Как только его взгляд прошелся по ее лицу, то в мутных глазах вспыхнуло так знакомое Аэлише

отвращение и гнев.

– Ты-ы-ы… тва-а-арь, кха, кха… - Томас схватил себя за горло и выпучил глаза.

– Еще одно рубое слово в адрес моей невесты и ты сдохнешь, - ровно произнес за ее спиной Шейсаллех. Злость на обман

жениха сразу скатилась на несколько позиций, зато чувство досады на собственную мягкотелость возросло настолько же.

– Невесты?!

– Ты мне не отец, - вместо ответа произнесла она.

Лицо Томаса посерело. Короткие пальцы скребли по груди, словно бы мужчина страдал сердцем.

– Откуда ты… Нет! Не возможно!

– Кто мои родители? Говори или…, - многозначительный кивок за правое плечо отразился в поросячьих глазках волной

паники. Но Томас был бы не Томасом, если бы из его рта вновь не полилась грязная брань. Пришлось Шейсаллеху

продемонстрировать свою силу еще раз. И для просветления в «батюшкиной» голове приложить эту голову об стенку

ближайшего дома разок другой. Методы ее жениха оказались более чем эффективны.

Запинаясь и давясь через каждое слово, Томас поведал ей, что она - дочь его когда-то сотоварища по торговле. Вместе они

держали в столице лавку, вложившись в это дело поровну. Однако, спустя время прохвост (тут уж Томас не мог удержаться)

Бертран вздумал жениться. На беду избранницей стала юная девушка, на которую и сам Томас имел виды. Однако же

барышня, что каждый день посещала их лавку, выбрала совсем не его. Томас исхитрялся и так и эдак, но родители не стали

неволить свое дитя и через месяц Бертран и Ханна поженились. Томас затаил злобу. Даже то, что Бертран оставил все дело

ему. а сам с нуля принялся возводить собственное, не смогли смягчить завистливое сердце. Масло в огонь добавило и то, что

очень скоро дела у бывшего товарища резво пошли в гору. Стремясь увеличить свои доходы, Томас женился на Омелии,

наследнице и единственной дочери у состоятельной пары из верхнего города. Но ее приданого хватило ненадолго. Торговля

хирела, жена была нелюбима, а у Бертрана все шло как по маслу, а вид цветущей Ханны, что носила под сердцем дитя,

бередил душу неимоверно.

Стремясь насолить счастливчику хоть как-нибудь, Томас придумал чудовищный в своей бесчеловечности план. Распродав

все, он уехал из города. Выждав пол года, купил двух наемников и приказал выкрасть и принести ему дитя Ханны и

Бертрана…

– Ты! С-с-старый ублюдок!
– замолчавший на полу слове Томас побледнел и, закатив глаза, рухнул в обморок. Аэлиша

дрожала в кольце сильных, так нужных ей сейчас, рук. То, что она слышала, было слишком чудовищно.

– Остынь брат!
– в голосе Тиршанна сквозила едва сдерживаемая ярость.

– Пусть закончит, - тихо попросила она, крепче прижимаясь к Шейсаллеху. Только его близость и крепкие объятья помогали

ей удержать тело в вертикальном состоянии, а разум в сознании.

Тиршшан привел Томаса в чувство громкой пощечиной.

– Продолжай!

И мужчина не посмел ослушаться приказа.

Убивать Бертрана и Ханну Томас не хотел, справедливо полагая, что горе от потери ребенка будет несоизмеримо хуже.

Наемники были хорошо подготовлены и справились с заданием. Так у маленькой Аэлишы появилась новая семья. А затем

Томас перебрался в эту глушь. Аэлиша же с малых лет расплачивалась за то, что ее настоящие родители посмели быть