Жертвенные львы

Но прежде чем воспоминания померкнут, Буньип хотел закончить еще одно дело.

Усевшись на стул оператора пресса, он вынул из нагрудного кармана блокнот и карандаш. Переключив «балалайку» в режим ночного зрения, принялся быстрыми штрихами рисовать китайца, привязанного к тяжелому станку.

Заброшенный невод рано или поздно нужно втянуть в лодку 16 минут до начала операции «Бронзовое зеркало»

Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его? Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его… Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто подойдет к двойным челюстям его? Круг зубов его – ужас. Крепкие щиты его – великолепие, они скреплены твердою печатью. Один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними.

От его чихания возникает свет, глаза, как ресницы зари. Из ноздрей его выходит дым, словно из кипящего котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти вырывается пламя.

На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. Титапластовые части тела его сплочены между собою твердо. Сердце его, будто камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи теряются от ужаса.

Меч, коснувшийся его, распадется, и копье, и дротик, и латы. Железо он считает листвой, медь – гнилым деревом. Дочь лука не обратит его в бегство, пращные камни для него пылинки. Булава против него соломинка, над свистом дротика он смеется.

Под ним острые камни, и на острых камнях он лежит в грязи. Кипятит пучину котел, и скалы претворяет в кипящую мазь. Оставляет за собою светящуюся стезю… Нет на умирающей Земле подобного ему, он сотворен бесстрашным. На все высокое смотрит смело – он царь над всеми сынами гордости.

И отвечал Геос Листопаду из бури, и сказал:

– Препояшь, как муж, чресла твои. Я буду спрашивать, а ты объясняй Мне. Такая ли у тебя мышца, как мышца Бога? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие! Излей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его. Взгляни на всех высокомерных, и унизь их, и сокруши нечестивых на местах их. Зарой всех их в землю и лица их покрой тьмою. Вот железное чудовище, которого Я создал, как создал тебя!

Он ест траву и камни, словно вол. Поворачивает хвостом своим, будто кедром. Жилы на бедрах его переплетены, ноги у него, как медные трубы. Кости у него, как прутья, это – верх путей Божиих. Только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой.

Горы приносят ему пищу. Он ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах. Тенистые дерева покрывают его своею тенью, ивы при ручьях окружают его. Вот он пьет из реки и не торопится.

– Возьмет ли кто его в глазах его и проколет ли ему нос багром? Можешь ли ты удою вытащить Левиафана и веревкою схватить за язык его? Вденешь ли кольцо в ноздри его? Будет ли он умолять тебя и будет ли кроток? Возьмешь ли его навсегда себе в рабы? Можешь ли пронзить кожу его копьем и голову его рыбачьей острогою?

Возложи на него руку твою и помни о борьбе…

Подошвы ботинок гулко дробили по железному покрытию пола.

Капюшон был надвинут максимально глубоко. Глаза смотрели вниз, плечи сутулились, словно так он мог сильнее походить на окружающих.

Проклятые китайцы! Не могли покрыть палубы проклятого неохватного комплекса хотя бы плохоньким, но линолеумом?! Так и грохает под ногами, неприятной пульсацией отдаваясь где-то в затылке.

Да в таких условиях с ума сойти – проще простого. И это он, Степан, словно проглоченный морским змеем Иов, в желудке чудовища всего пару недель… а что говорить о тех, кто живет в металлическом муравейнике месяц за месяцем?!

Не поднимая глаз на вывески и географические указатели, помогавшие китаезам ориентироваться в лабиринте комбайна, Листопад брел вперед. В голове ломщика уже стояла новая «наукомовская» «балалайка», а потому план «Императора Шихуанди» он прекрасно представлял, и не снимая капюшона. Вышагивал неторопливо, но уверенно, стараясь не задерживаться на одном месте дольше нескольких секунд.

Только став частью течения, ты растворишься в нем, неприметный для хищника.

На плечах ощущалась приятная тяжесть вещевого мешка. Драгоценная ноша не тяготила, но иногда Степану казалось, что лежащие в котомке сокровища ослепительно сияют, позволяя видеть себя прямо сквозь мешковину.

Час пробил.

Тот самый, которого Листопад ждал с волнением и страхом. Час его сражения с Левиафаном, самый важный миг его короткой, но такой целеустремленной жизни. Пришло время спуститься в резервные штабы операторов местной сети и бросить тушу зверя на алтарь великой Геи. Пришло время «Мидгарду» отпраздновать четырехлетний юбилей сражения, в котором была ранена Мать…

И пусть ломщик не решился начать операцию раньше, позволив впутать себя в опасную историю с Триадой, небесные покровители оказались добры, все же выведя юношу на финишную прямую. Настраиваясь на скорое погружение в волшебный мир Цифры, Степан размышлял над тактикой атаки…

На этот раз двигаться через палубы «Императора» было значительно легче, без необходимости карабкаться по узким техническим шахтам в обход блокпостов или срываясь с самодельных «тараканьих» лестниц. Сегодня Листопад шел прямо сквозь рамки сканеров, хаотично и многочисленно разбросанных по комплексу. Растворяться в людских потоках, как ни странно, помогал бывший товарищ, совершивший роковую ошибку и поплатившийся за нее.

Полоской желтой изоляционной ленты к предплечью молодого человека была примотана «таблетка» Чи Вай Гао, которую новый владелец безбоязненно подставлял под датчики. Конечно, потребуй кто-то из военных полицейских закатать рукав куртки, обман вскроется на месте.

Но приборы контроля и наблюдения обычно обслуживал один, в лучшем случае – двое армейских копов, торчавших на постах только для присмотра за сложной надзирательской электроникой. А блокпосты со стационарными наноскопами, способными обнаружить спрятанный в рюкзаке компьютер, «поплавок» или незарегистрированную «балалайку», ломщик технично обходил альтернативными тропками.

Чи Вай… глупый, самонадеянный и эгоистичный ублюдок, решивший взойти на первую ступень бандитской лестницы по голове Гринивецкого. Клеймо на душе Листопада.

Раньше Степан никого не убивал, во всяком случае, собственными руками.

Одно дело – видеть, как огненной вспышкой исчезает с небосклона цеппелин, сеть которого ты только что взломал по приказу Порфириона. Или как нанятый наставником албанец хладнокровно выпускает пулю в диспетчера скоростной магистрали. И совсем другое – бить самому, раз за разом вонзая широкий кухонный нож в человеческий живот.

Было неуютно, немного мерзко. Но блевать Листопад не собирался, сердце тоже колотилось не быстрее обычного, а это значило, что на выполнение операции его свершившаяся месть не повлияет.

Хотя нет, убийство не стало местью в чистом виде. Устранить Гао пришлось, это превратилось в необходимость. И если на предательство малознакомого китайчонка Степан еще мог закрыть глаза, то риск, которому Чи Вай подверг всю операцию «Мидгарда», настойчиво требовал крови. А затем Гринивецкому удачно придумалось еще и «таблетку» вырезать! Так что худа без добра не бывает, вот уж точно…