Жертвоприношение

Зуб на зуб не попадал, я уже не очень улавливала суть разговора, но все-таки спросила:

— Выбрал для чего?

— А вот об этом позже.

Через мгновение к моему рту прижалось теплое запястье, и тягучая солоноватая жидкость наполнила рот. Чувствуя подкатывающую тошноту, я сглотнула и отодвинулась, сразу уловив пришедшее облегчение. Раны затягивались.

— Кстати, твой брат уже не здесь, — выходя, произнес Паркер. — Он дома.

Господи, насколько странный этот психопат. Сначала делает немыслимо больно, а потом вдруг спасает. Это что, игра такая? Или как назвать подобное?

Хотя меня и затопило чувство благодарности, но все равно оставалась боль в груди, потому что я осознавала — родители получили сына обратно, а дочь потеряли.

Это отдавалось во мне страхом, что второго кошмара с пропажей ребенка они не вынесут, и тогда я решилась на унизительный поступок.

Приняв душ и приведя себя в порядок, я с удовлетворением осмотрела руку и спину, на которых не обнаружилось даже рубцов, нашла в шкафу какое-то немыслимое цветастое летнее платье, напялила его на себя, расчесала волосы, собрала их в косу и вышла из спальни.

Кай был у себя. Я собралась постучать, но он отозвался раньше, чем я это сделала. Тихо вошла и тут же наткнулась на внимательный взгляд, развалившегося на кровати Паркера. Немного смутившись, отвела глаза в сторону, и поинтересовалась:

— Когда ты еще собираешься покинуть ловушку?

Еретик выгнул бровь.

— Ох, детка, я уже надоел тебе? — спросил он, быстро вскочив, и подошел ко мне.

Конечно я вздрогнула, но с места не сдвинулась, чтобы Кай не заметил моего страха. Хотя грохот сердца выдавал меня с головой.

— Что такое, Кэтлин? — прищурился Паркер.

— М-м-м… я… в общем… — я не выдержала и отошла от него, воскликнув. — Не приближайся так, это…

— Что?

— Это раздражает, — смело закончила я и перевела взгляд на еретика. — Я могу спросить?

Паркер, усмехнувшись, закатил глаза и, снова упав на кровать и подложив руки под голову, небрежно выдал:

— Валяй.

— Мой брат дома, это правда?

— Абсолютная.

— Тогда, — я принялась рьяно кусать нижнюю губу. — Тогда ты не мог бы помочь… мне?

Замолчав и не решаясь взглянуть на Паркера, я ждала, когда он нарушит тишину, и он сказал, не скрывая насмешки в голосе:

— Постой-постой, повтори-ка. Я не ослышался? Ты просишь моей помощи? Ты? Моей?

— Ох, так сложно просто ответить? — шлепнула я себя ладонями по бедрам и добавила. — Знаешь, забудь, неважно. Я не сомневалась, что ты совершенно ненормальный и говорить с тобой бесполезно.

— Воу-воу, полегче, детка, — Паркер материализовался передо мной. — Не паникуй, давай по порядку. Мне же интересно. Вдруг ты станешь послушной девочкой, и я размякну рядом с тобой? Тогда сможешь воспользоваться моим бесхребетным состоянием. А пока, рассказывай.

Я еще немного потопталась на месте и распрямила плечи, вскидывая глаза. Мой рост не способствовал геройству, хотя я доходила Каю до подбородка. Однако он был крупнее меня. То есть сам по себе еретик не выглядел «качком», но тело его было подтянутым и крепким, а вот моя мелкокостная фигурка значительно терялась на фоне Кая. То есть по сути он мог подхватить меня и переломить пополам. Ничего не стоило это сделать.

— Да, я хочу, чтобы ты помог мне, — повторила я уверенно. — Просто сотри память… — стало так больно от этих слов, что я запнулась. — Сотри моим родным память обо мне. Временно, пока я не вернусь.

— Пока ты не вернешься? — и снова эта мерзлота в синей глубине его глаз. — Ты уверена в своих словах? И подумай сама, каково будет твоим родителям, когда у них кто-то спросит о тебе? Что тогда, Кэтти?

— Я прошу, Кай… — прошептала, и мои губы задрожали, а еретик вновь закатил глаза, отворачиваясь.

— Ты достала меня своими слезами. Хватит уже. Надоедаешь только. Иди к себе. Разговор окончен.

— Как окончен? — я захлопала ресницами и поспешно утерла слезы. — И не плачу я вовсе, — шагнула к нему. — Кай…

Он резко обернулся, разводя руками.

— Почему я должен тебе помогать? — выпалил еретик с презрением. — Разве ты помогала мне? Прекрати, Кэтлин, избавь меня от своих истерик. Уходи немедленно, — и когда я не шелохнулась, прикрикнул. — Уйди!

Я вздрогнула и отошла назад, а Паркер самодовольно хмыкнул, окинул меня взглядом и беззаботно бросил:

— Миленькое платье. Хорошо выглядишь.

Я выскочила за дверь с пылающими от злости и обиды щеками.

«А чего ты ожидала, дурочка? — ругала я себя мысленно. — Нашла к кому за помощью обращаться… Но ведь больше и не к кому».

Нервно расхаживая по комнате, я не знала, как поступить и чего ждать от Паркера дальше.

Потому снова погрузилась в воспоминания. Это выходило невольно, будто теперь, когда у меня было предостаточно времени, сознание решило вылить на меня все эмоции, связанные с прошлым. Я вновь олицетворяла собой застывшую посреди комнаты статую, до которой нельзя достучаться.

Мы с Каем были больше, чем знакомые. После того случая, когда…

— Кэтлин, — неожиданно раздался голос еретика за моей спиной. Я, вздрогнув, повернулась к нему. Он был серьезен. — Помнишь, что сказала Бонни там, на парковке? — Паркер, оказывается, думал о том же, о чем и я. — Повтори, что она сказала.

Непонимающе моргая, я пробормотала:

— Бон не понравилось то, как я к тебе отнеслась, и она назвала твою шутку глупой и мальчишеской.

Паркер кивнул.

— Верно. А что ей ответила ты?

— Кай, зачем все это?

— Что ты сказала ведьме-Беннет? — настойчиво и упрямо.

Я нахмурилась, краснея от всплывших воспоминаний.

— Ну что ты, дорогая, не смущайся, — съехидничал Малакай. — Говори.

— Я… мне кажется, я огрызнулась и сказала, что ты хороший парень, и что у меня с тобой крепкая дружба.

Я затихла, опустив глаза и глядя в пол. Паркер цокнул от досады и проговорил:

— Да, грустная история. Ты сама заявила права на мою дружбу и сама же от нее отказалась. Очень паршиво с твоей стороны. Ну да ладно, Кэтти, отдыхай.

И опять я осталась одна, униженная и подавленная из-за слов еретика. Опять он надавил на больное.

Но больше всего меня стало пугать не то обстоятельство, при котором я осталась с Паркером здесь, а, скорее, наше общее прошлое. Ведь там мы объединились. Там мы были веселыми, беззаботными и честными. И это давило на меня. В груди начинало сгущаться нечто темное, такое, что снова связывало нас, такое, что я себе позволить не могла. Ведь это одновременное желание убить еретика и отдать себя ему полностью разрывало и пугало. Я была правильной, а Кай совсем… неправильным. И мне нельзя с ним. Мне совершенно точно нельзя проникаться к нему сочувствием и симпатией. Но разве такое возможно, когда он вдруг отпускает моего брата, когда спасает меня от собственноручно нанесенного ранения, показывает, насколько больно ему из-за моего поступка? Я не могу закрыть на это глаза, мое тело само собой откликается на присутствие Кая. Я невольно отмечаю его обаятельную улыбку и ясные глаза. Вероятно, все это лишь последствия нашего совместного пребывания в одном доме. Но я уже уверена, отпусти меня Малакай, я захочу вернуться снова.