Жесткая Мужская Проза
Шрифт:
– Со второго караула?
– спросил с подозрением, он знал, что второй караул только сегодня заступил.
– Так точно!
– выпалил я в надежде, что отпустит.
– Ладно.- поиграл желваками: - Закрывать больничный будешь, зайди.- отдал приказ:
– Свободен!
Хорошая команда, мне она всегда нравилась, с объяснительной что-нибудь придумаю.
Заехали на пожарку. Старший лейтенант, начкар с погонялой Карандаш, фамилия его в общем-то Карандашов. Похлопал по спине, он-то сразу догадался в чём дело, сам из чертовски отчаянных, - пожарный!
– Что, в темноте, на чьи-то крутые
– ухмыльнулся.
– Сам понимаешь...
– попытался ответить, уже более менее получалось. Он был ровесником, а кроме того, мы с ни в таких передрягах побывали, прикрывая друг друга. В части это не считалось за панибратские отношение с начальством. В нужное время, в нужном месте субординация соблюдалась неукоснительно.
– А народу много?
– спросил, зная и так, что в части отчаянный недобор кадров, а теперь и я вышел из строя.
– Три калеки, кроме шоферов. Давай, не затягивай с выздоровлением, а то без тебя скучно.
– и опять ухмыльнулся - С крутыми кулаками сам разберёшься?
Я показал перевязанную кисть, сам догадается, что это значить. Я ткнул пальцем вверх, таким образом, интересуясь о местонахождении начальника части. Карандаш махнул рукой:
– Уехал в управление. Давай я передам.
Я отдал ему больничный и пошёл в караулку. На фасаде стоял Выхристюк. Как мы, шутя обзывали друг друга, рядовой топорник, лет сорока.
– Влетел? Мотоциклом?
– увидав меня, спросил, уважительно покачай головой. А это идея для объяснительной. Я кивнул, соглашаясь. Из караулки доносился привычный грохот, мужики, пользуясь отсутствием начальника, отчаянно рубились в козла. Все козлятники дружно повернулись в мою сторону:
– О...!
– выразили общее восхищение моим видом.
– Здоров! Я с рукой что?
– поприветствовал меня Козаченко.
– Да, перелом в кисти нашли. Недели на две освободили.
– он покачал головой:
– Без тебя хреново будет.- он кивнул в сторону игроков. Карандаш называл их "калеками". Старательные мужики, хозяйственные, но в силу возраста и порядочного опыта, особенно в огонь не лезли. Уже за много лет службы в каких только передрягах не побывали, нахватались всего, до рыгачки. Были уверены: само потухнет, а не сгорит, так сгниёт. Поэтому, ни когда не лезли вперёд и не слишком ретиво стремились исполнять команды. Были уверены это молодёжь, типа Карандашова, Козаченка и меня-студента, рвётся в герои и рвётся в огонь. Карандаш снисходительно называл их за это "калеками".
Ну, если Козаченко на месте они, вдвоём с Карандашом, значить караул не пропадёт, они своё дело знают. Переживать за боеспособность караула не чего.
Ох! И отчаянные парни, что Козаченко, что Карандаш, как говорят охальники и баламуты. А уж попасть кому из них ему на язык, это уже катастрофа, такое услышишь... Да, побывали мы с Козаченком, в таких переделках ...
Особенно незабываемо оказалось во время пожара в горящем автобусном парке, когда нас с ним отсекло огнём, после взрыва цистерны с бензином. Подающий рукав перегорел сразу, и остались мы без воды. С двух сторон раскалённые бетонные плиты стен автобусного гаража, а впереди столб пламени до крыши, пара автобусов выгорает. А в гараже крыша метров в шести высотой,
не меньше. Жар был такой, что пластмасса касок начала потрескивать, а плексиглас забрала помутнел. Боёвки (форма) задымили паром. Нас перед этим рейдом в задымлённую глубину гаража, ребята обильно полили со ствола водой. А тут боёвки враз высохли.Думал уже кранты, шашлык из нас получится. Козак орёт:
– Хлебало прикрой! К стене давай!
Да я и сам уже задрал полы боёвки, старясь дышать сквозь её. Воздух вокруг раскалился, чуть ли не до красна. Пламя металось от пола до потолка, окрашивая всё в ярко красный цвет, стены и потолок, и даже черные клубы дыма.
Но, спасибо Карандашу, своих не сдаёт. Завёл нашу автоцистерну и задом с разгона протаранил стену гаража. Пролом получился не очень большой, но нам хватило выскочить. Считай с пекла выдернул.
Отделались мы лёгкими ожогами 30 процентов поверхности тела, но главное обошлось без ожога лёгки. Боёвочки спасли, но чуток обгорели.
Обычно, в таких случаях, ожог лёгких гарантирован. Воздух в помещении раскаляется градусов до трёхсот, чего с гарантией хватает не только для ожога лёгких, но это уже крематорий.
Получили по больничному на неделю, от госпиталя решительно отказались, нам прописали домашний постельный режим. Козаченко в предвкушении потёр руки, можно представить какой у него будет постельный режим и с кем. А мне неделя отдыха без караула, только институт, это ли не кайф.
Да разных случаев вспоминать можно долго, город большой, каждый день что-то, где-то и горит. Отдыхать на дежурстве не приходится.
До вечера валялся на койке, раздумывал о жизни - выздоравливал. Вечером раздался телефонный звонок, обычно это Витьку дивицы звонили. А сейчас он стал в дверях, и ткнул в меня пальцем:
– Твоя.
Я замахал рукой, мол, нет меня и всё. Не хватало ещё напугать своим видом, она дивица нежная деликатная, при виде такой рожи и в обморок грохнуть может. Хотя увидеть её чертовски захотелось. Она с родителями, уезжали на пару дней куда-то там отдохнуть, а вот теперь заявилась. А я уже и соскучиться успел.
А с дивицей этой Катей, вот уж влетел, так влетел. История старая и началась как-то интересно.
Как-то в начале сентября с пол года тому, уж точно не помню, возвращался я домой электричкой, сидела напротив импозантная дама, лет сорока с хвостиком. И вдруг начала мне жаловаться, вот, мол, проблема, в посёлке нашем порядочной девушке и с парнем порядочным познакомиться не где. Я согласно кивал головой, соглашаясь и сокрушаясь недостатком в посёлке порядочных парней. Досадовал и за порядочных девушек в особенности.
Потом мы вышли, и я совершенно забыл об этой встрече и о проблеме порядочных девушек в посёлке.
А недели две тому, возвращался с караула. Ох и досталось нам тогда - четыре вызова, причём один из них двойка - это когда пожар такой, что бороться с огнём, выезжает почти половина всех городских расчётов. Так что получили за ночь... Хапанули по полной, пахали без перерыва всю ночь. На занятиях в институте, я сидел как сонная тетеря или как осенняя муха, засыпал на каждой строчке конспекта, и тогда по странице сползала до самого низа жирная закорлючка.