Жестокая болезнь
Шрифт:
Хаос усиливает неуверенность. Потеря контроля над системой усиливает страх. А страх вызывает гнев.
Я чувствую, как она, фигурально выражаясь, ускользает у меня из рук. Улетучивается надежда на излечение. Потребность в том, чтобы она принадлежала мне. Все разрушено.
Только не снова. Я не могу начать сначала. Только не с другим объектом. Я не могу потерпеть еще один провал.
Я направляюсь к ней, расплескивая воду, когда мои ноги находят твердую опору на речном дне.
— Единственный монстр здесь — это ты, — говорю я, беря ее за руки. — Ты — конструкция,
Я наклоняюсь и перекидываю ее через плечо.
Ногти Блейкли царапают мою спину, когда она борется за то, чтобы ее освободили. Я обхватываю ее бедра рукой, предотвращая удары. Она бьет меня кулаками, но я не чувствую физической боли. Как только мы оказываемся в подвале, я иду по лестнице и отпираю дверь, затем бросаю ее в угол темной комнаты с часами.
— Алекс… пожалуйста, — она умоляюще произносит мое имя, но боль, которую я улавливаю в ее тоне, фальшива. Теперь я могу отключить лишние эмоции. Могу делать то, что нужно. — Иди к черту…
— Вот настоящая Блейкли, — я мрачно усмехаюсь.
Она убирает влажные волосы с лица, глядя на меня снизу вверх с яростью.
— Ты будешь страдать. Если не от моих рук, то однажды тебя постигнет наказание, Алекс Чемберс.
— Ох, Блейкли. Уверяю, любить такое бесчувственное существо как ты — уже мое наказание.
Я закрываю дверь и запираю замок.
ГЛАВА 21
МЕТАМОРФОЗА
АЛЕКС
Как заметила Блейкли, водопад прекрасен. Хотя и не лишен недостатков, именно разломы, каменные выступы, которые не похожи ни на один другой водопад в мире, делают его таким захватывающим сооружением.
Памятник, созданный стихиями и временем.
И теперь это станет святилищем. Каким-нибудь священным местом поклонения, где память о ней будет преследовать меня. Каждый раз, возвращаясь сюда, я буду видеть ее лицо, ее измученные зеленые глаза. Я буду помнить ее нежную кожу и то, каково это — погрузиться глубоко в нее и потерять всякое представление о мире.
Блейкли говорит о пытках — но нет большей пытки, чем испытать блаженный вкус, а потом лишиться удовольствия. Лучше тосковать о несбывшемся мгновении, чем вспоминать реальное случившееся и знать, что это не повторится.
Со временем ее память ослабнет, потускнеет. Как люди, мы не можем вспоминать каждую деталь нашего прошлого с абсолютной ясностью. Нам нужна способность забывать. Это помогает уму принять происходящее и двигаться дальше.
Утреннее солнце поднимается над верхушками деревьев, освещая Гору Дьявола25 ярким лучом, из-за чего предыдущая ночь кажется далеким сном. Недостаток сна также размывает мысли.
По крайней мере, эту теорию я придумал, когда положил стеклянный флакон в карман. Тюбик имеет три отделения, разделенных тонкой стеклянной стенкой. В каждом отделении: хлорат калия, глицерин и вода.
Я вынимаю руку из кармана, остро ощущая присутствие пузырька, и роняю потертый мешок на землю.
Принятие — это форма поражения. Как только вы отказываетесь от стремления достичь
своего величия, вы быстро начинаете увядать.Я слышу, как распадаются мои клетки. Растворяются мембраны. Молекулы расщепляются и пожирают материю. Более сильные клетки высасывают слабые по мере их деградации.
Самоуничтожение.
Она написала в своем дневнике, что я уничтожу себя. Проницательное предсказание, учитывая, что я балансирую на грани.
Это все их воспоминания. Голоса в моей голове. Каждый неудавшийся объект, стал частью этого места, частью меня. Пока я гнался за навязчивой идеей, не было времени запоминать их лица. Они были объектами, а не людьми.
Создание лекарства спасло бы меня от них, оправдало бы их смерть. Без лекарства, всего лишь в результате неудачного эксперимента, их смерти бессмысленны.
Я зарываюсь руками в землю возле реки. Мои пальцы цепляются за отложения, богатую почву, которой не должно быть в этой среде.
Почва становится богатой благодаря содержащимся здесь питательным веществам.
Химия жизненно важна, особенно при избавлении от тел.
Со вздохом покорности я опускаю руки в холодную реку, чтобы смыть грязь. Затем откалываю большой камень от земли. Один, второй. Подбираю каждый камень с определенной целью. Размер, вес, форма.
Пресная вода струится мимо валунов, сглаживая неровности, как это неизменно происходило на протяжении многих лет, делая речные камни изношенными, гладкими. Ровными.
Таков процесс. Возьмите твердую и зазубренную вещь и надавливайте на нее до тех пор, пока она не станет однородной. Геология. Опыты за опытами. Научный метод. А если это не удается, всегда есть возможность устранения.
Уничтожь эту погрешность.
Складываю очищенные камни в поношенный мешок и перекидываю его через плечо.
Поскольку мы не примитивные животные, у всех нас есть психологические слабости. Хоть одно всепоглощающее желание, которое нас ослабевает.
Она — мое желание.
Самый яркий цветок, замысловатое крыло бабочки — ее создали для меня, чтобы заманить и ослабить. Попытки сопротивляться ее уловкам были тщетными и неэффективными.
Не прикасайся.
Ох, а я прикоснулся. Я сунул руку прямо в ее пламя. Умолял сжечь меня.
Одержимость — восьмой смертный грех… и она овладела мной одним поцелуем.
Она — отклонение от нормы. Некорректная конструкция. Но для ее личных целей все выходит просто идеально.
Уничтожь эту погрешность.
Камни стучат друг о друга позади спины, когда я поднимаюсь на холм, тропинка теперь протоптанная и знакомая. Ворота из кованого железа со скрипом открываются, нарушая тишину, шум неуместен в этом изолированном месте обитания.
Я бросаю мешок к своим ногам и вытаскиваю один из камней среднего размера. Достаю оловянные карманные часы, открываю крышку и кладу на утрамбованную землю. Тиканье отдается эхом от коры тонких сосен. Я смотрю, как секундная стрелка прыгает, прыгает, прыгает…