Жестокая болезнь

— Конечно, — говорю я. — Этого разговора никогда не было.

— Спасибо.

— Алекс делал вид, что они с сестрой были близки… — я замолкаю, копаясь в своих воспоминаниях о наших разговорах. — Я бы хотела разговорить его.

Часы внезапно кажутся тяжелыми в моем кармане, их секреты горят желанием быть раскрытыми.

— Ты ищешь ахиллесову пяту, слабое место. То, что можно использовать в качестве рычага. Но я думаю, ты не поняла, что уже нашла самый большой рычаг из всех.

Я качаю головой.

— Не понимаю.

— Тебе не нужно беспокоиться о том, чтобы выследить его или вытащить наружу. Ты — его творение, его шедевр. Если он действительно верит, что вылечил тебя, что достиг своего величия благодаря тебе, он сам придет за тобой, Блейкли.

У меня перехватывает дыхание.

Ее слова звучат зловеще.

Когда я не нашла его останки в хижине, это только подтвердило то, что мои инстинкты уже знали: Алекс наблюдает за мной. Скорее всего, он уже был в моей квартире, где мог скопировать мою черную записную книжку — и использовать перечисленные там имена в своих собственных гнусных целях.

Двое из моих объектов мести уже оказались мертвы.

Нет — не мертвы. Убиты. Калеб Фостер и Кристофер Монро были убиты.

Однако раскрытие этого доктору Лондон сильно склонило бы чашу весов «услуга за услугу».

— Я надеюсь, ты права, — говорю ей. — Я хочу, чтобы он пришел за мной. Я его не боюсь, — я скрываю дрожь в коленях, скрещивая ноги. Я боюсь не Алекса, а того, что он может со мной сделать.

И еще боюсь, на что способна я. Если он продолжит это свое лечение, то я стану такой же, как он.

Перед глазами мелькает искаженное болью лицо Эриксона. Складной нож в моей руке. Кровь, покрывающая ладони.

— Нет. Я не верю, что ты его боишься, — говорит Лондон, врываясь в мои мысли. — Но страх, настоящий страх, которого ты никогда раньше не испытывала, ощущаемый на таком интуитивном уровне… может сделать тебя непредсказуемой. И для человека, который испытывал лишь поверхностный аффект, который всегда контролировал свои эмоции, я думаю, что непредсказуемость пугает тебя больше, чем ты можешь себе признаться.

Я долго молчу, звуки города доносятся сквозь приоткрытые двери террасы. Снаружи целый мир, полный эмоций и ощущений, и это кажется ошеломляющим. Если я не поговорю с Алексом, если он не исправит то, что натворил…

— Я боюсь, что сломаюсь — выпаливаю я. — Что, если все так будет продолжаться, я не смогу справиться, и дальше будет всё слишком. Что я просто сойду с ума.

— Как бы то ни было, теперь ты другая. Ты должна научиться принимать свои эмоции. Это единственный способ.

Я тянусь за своим вином и делаю большой глоток.

— Притупление эмоций немного помогает.

Ее улыбка искренняя.

— А еще маскировка самым простым чувством, с которым можно справиться. Ненависть.

Под ее пристальным взглядом я ставлю бокал и складываю руки на коленях.

— Я, правда, ненавижу его, — говорю я, и в моем голосе слышится стальной яд. — Я никогда в жизни не ненавидела другого человека. Ну, за исключением Кайла Селларса. Хулиган из начальной школы.

— И как ты с ним справилась? — допытывается она.

Я наклоняю голову.

— Зарыла его лицом в муравейник.

Лондон медленно кивает.

— Психопатка со склонностями к насилию, — замечает она, но именно любопытный блеск в ее взгляде заставляет меня нервничать. — Интересно.

— Самозащита, — говорю я в качестве объяснения. Я никогда раньше не чувствовала необходимости объяснять свои действия.

— Самосохранение — это еще и причина, по которой ты здесь. Будет очень интересно посмотреть, как ты справишься с Алексом.

Я провожу тыльной стороной ладони по лбу.

— Просто из любопытства, как бы Грейсон поступил с Алексом?

Лондон облизывает губы, и я клянусь, в ее золотистых глазах вспыхивает искра. Она более чем профессионально заинтригована своим пациентом; она очарована им.

— Он бы назначил ему свой собственный курс лечения, — она наклоняет голову, не отрывая от меня пристального взгляда. — Но это только в том случае, если Алекс докажет, что заслуживает такого наказания.

Не знаю, почему я это говорю; я никогда в жизни не искала одобрения ни у кого. Но по какой-то причине хочу, чтобы эта женщина поняла, что я должна сделать и почему.

— Он убийца. Я была его не первым объектом.

— Понимаю, — она сплетает пальцы на коленях. — Это прискорбно.

— Каким бы безумием это ни выглядело, я бы хотела, чтобы Грейсон появился и свершил самосуд над Алексом.

— Нужно быть осторожнее в своих желаниях, — ее глаза вспыхивают. — Если бы Грейсон был рядом, он, вероятно, одобрил бы твои намерения. Но ему было бы… неприятно вмешиваться. Пока ты сама добиваешься успеха, у него не было бы причин охотиться за доктором Чемберсом.

— Раньше месть была моим идеалом. Я добьюсь успеха.

— Тогда я лишь надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь. Ох, и еще, — она встает и берет свою сумку со стола, затем кладет свою визитку на подлокотник дивана рядом со мной. — Мой личный номер на обороте. Если передумаешь и захочешь еще сеансы. Мне интересно поработать с тобой, Блейкли.

Наступает напряженный момент, когда я смотрю на ее карточку, на ее тонкие пальцы, как будто она ждет, что я приму приглашение. Мой взгляд задерживается на выцветших чернилах вытатуированного ключа на тыльной стороне ее ладони, прежде чем она убирает руку.

— Спасибо за помощь, Лондон, — я еще раз встречаюсь с ней взглядом.

Ее улыбка кажется искренней.

Когда она идет к двери, я иду на террасу и смотрю на город. Достаю из кармана сломанные часы Алекса и протираю гладкую оловянную поверхность, странное ощущение охватывает меня, когда я слышу, как Лондон покидает гостиничный номер. Я не упоминала фамилию Алекса. Тем не менее, ближе к концу нашего разговора она назвала его доктором Чемберсом.

Не знаю, что это значит, но это разматывает нить опасений между нами.