Жестокая болезнь
Шрифт:
— Для человека со столь специфическими расчетами ты чрезвычайно узко мыслишь при рассмотрении переменных.
Это, возможно, самое обидное оскорбление, что он мне говорил.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Может быть, я испытываю к тебе небольшое уважение. Или, мне тебя жаль, — он встает, нависая над каталкой. — Я знаю, как женщина может вскружить голову.
Так и хочется съязвить насчет его психолога, но я молчу. Если я не освобожусь, то Блейкли окажется либо во власти этого дьявола, либо Брюстера.
Ни один из этих сценариев не произойдет.
Грейсон
— Я заметил, что у тебя какая-то болезненная тяга к часам, — говорит он. — Странно, что у тебя их здесь нет.
— Я пытаюсь избавиться от вредной привычки, — говорю я ровным тоном.
Он слегка кивает, обдумывая что-то, прежде чем посмотреть на меня сверху вниз.
— Чем бы ты занялся, если бы у тебя было больше времени, доктор Чемберс?
Я выдерживаю его оценивающий взгляд, зная, что это вопрос с подвохом, но я все равно должен ответить.
— Я бы защитил женщину, которую люблю, — честно говорю я.
— Расплывчатое заявление.
Я качаю головой, прижимаясь к кровати, все больше волнуясь из-за ремней, ограничивающих мою подвижность.
— Я бы обвинил Брюстера в убийствах.
С той секунды, как он раскрыл Брюстера как опасную переменную, план уже разрабатывался. Брюстер связан с Эриксоном. Было бы нетрудно найти другие связи между этим человеком и другими объектами мести Блейкли — или можно создать их.
Зная его репутацию, Брюстер, скорее всего, уже находится под наблюдением правительства, и время уже работает против него. Нужным людям просто нужны конкретные доказательства.
Я могу им это предложить.
Блейкли будет в безопасности, и у Грейсона не окажется причин устранять кого-либо из нас. Он больше не будет связан ни с одним из убийств.
— Двух зайцев одним выстрелом, — говорю я. Это самое банальное упрощение моего плана.
Кажется, он это ценит, поскольку его бровь приподнимается в знак одобрения. Он берет скальпель и откладывает его в сторону на металлическом столе.
— Понятное дело, что этого времени будет мало. Но мне нравятся игры. Так все становится интереснее.
Мой взгляд опускается на паззлы, нанесенные краской на его кожу.
— Интересно, тогда как ты сам потом будешь решать проблемы.
Он бросает взгляд на свои татуировки, затем смотрит мне в глаза с ухмылкой на лице.
— Только я это знаю. Вот почему я все еще здесь и свободен несмотря на то, что говорят в новостях. Ты действуешь по шаблону. По её шаблону. Думаешь, она не поймет? Если она поймет, другие тоже смогут.
Когда он хватает стержни электродов, чувство страха пронзает мою грудь.
— Подожди… какого черта? Я думал, мы пришли к соглашению.
— Я даю тебе семь дней на реализацию твоего плана. Когда время истечет, я найду тебя. — Он берет электроды. — Готов ко второму раунду?
— Я ведь уже согласился на твои гребаные условия…
— Ох, это не ради меня, — говорит он. — А ради твоей девчонки. Она имеет право, чтобы тебя немного попытали.
Я смеюсь, ничего не могу с собой поделать. Он абсолютно, блять, прав. Если он сварит мне мозги, это и близко не искупит того, что я с ней сделал. И даже если я признаюсь, это не меняет
того факта, что я бы сделал это снова, просто ради шанса заставить ее полюбить меня.— Каппу забыл, — говорю я.
Грейсон ухмыляется мне сверху вниз.
— Ты заслуживаешь еще одной меры моего уважения, Чемберс.
Когда электричество проходит по моему телу, я наблюдаю, как тусклый свет торшера мерцает на потолке. Считаю секунды. Считаю до тех пор, пока вызванные судороги не искажают форму чисел перед моим мысленным взором.
Я теряю сознание.
Когда мучения заканчиваются, я с трудом открываю глаза. Мои веки отяжелели. Тело, словно быстро всплывает из глубин океана, пытается восстановить равновесие. Тошнота сжимает желудок с острым позывом к рвоте.
Я поворачиваю голову и наклоняюсь. Внизу стоит ведро.
Слишком сонный и сбитый с толку, чтобы думать о полном освобождении, я плюхаюсь обратно на каталку и жду, пытаясь связать предложение, не заплетаясь в речи.
Услышав звук его шагов, я говорю:
— Я немного оскорблен, что ты не устроил для меня одну из своих тщательно продуманных ловушек.
Грейсон берет со стола скальпель.
— Не каждый должен быть особенным.
Я медленно моргаю. Мое тело — вялая лужица размокших костей. Думаю, мне следует считать его великодушным, поскольку он не поднимал напряжение выше двухсот. У меня все будет болеть, мышцы покроются синяками, мозг будет работать вяло, но я восстановлюсь меньше чем за сутки.
— Просто помни о времени, Чемберс. С моей помощью, следить за ним будет проще, — он использует скальпель, чтобы срезать кожаную манжету с моей лодыжки. Затем разрезает штанину.
Когда я пытаюсь пошевелить ногой, замечаю болезненность в икре. Грейсон кладет скальпель в мою раскрытую ладонь. Мои пальцы обхватывают прохладную сталь.
— Я внес несколько изменений, пока ты спал, — говорит он. — Думаю, ты оценишь особую деталь, которую я разработал специально для тебя.
Смятение окутывает мою голову, как пушистое одеяло, прямо из сушилки, горячее и потрескивающее от статического электричества. Я сжимаю инструмент слабыми мышцами, желание сесть борется с желанием упасть в обморок.
Когда Грейсон направляется к двери, я встречаю его холодный взгляд.
— Семи дней мало, — говорю я.
Остановившись в дверях, он оглядывает мою пустую лабораторию, затем лезет в карман и достает USB-флешку. Мою флешку. Единственный чип памяти с записанным составом для моей процедуры.
— У тебя есть две недели, — соглашается он. — Но я заберу это, — он машет флешкой, — в качестве страховки. Око за око.
— А если я этого не сделаю?
Черты его лица остаются бесстрастными.
— Я выпотрошу тебя и скормлю внутренности моей любимой рыбке.
Я оставляю за ним последнее слово. Когда он исчезает из комнаты, я поспешно использую скальпель, чтобы перерезать путы. Оказавшись на свободе, я оглядываюсь вокруг, убеждаюсь, что я все еще один, затем ненадолго закрываю глаза, чтобы собраться с духом. Разрываю штанину до конца по шву, чтобы осмотреть ногу, и у меня тут же сводит желудок.