Жестокая болезнь

— Понятия не имею, что происходит, но это выглядит просто отвратительно, — я начинаю уходить, и Рошель подскакивает, чтобы остановить меня.

— Сядь на свою тощую задницу и заткнись, — рявкает она, буквально щелкая пальцами и сверкая глазами сквозь огромные дорогие солнцезащитные очки.

— Как тебя втянули в это? — спрашиваю я ее.

— О, прости. Это какая-то другая Блейкли Вон звонила мне в три часа ночи и просила подвезти до Манхэттена? — она делает драматический глоток своей «мимозы», хрустальный лед звенит в бокале.

Я правда звала ее на помощь после того, как сбежала от Алекса, и она помогла.

— Ты под зонтиком, Рошель, — я свирепо смотрю на ее солнцезащитные очки.

— Ультрафиолетовые лучи, милая. Тебе не мешало бы подумать об этом, — она снова садится на свое место и драматично разваливается, делая здоровый глоток своего напитка. — Ты не будешь вечно молодой.

— Если только ты не напоишь меня своей бессмертной кровью, — я лучезарно улыбаюсь.

Рошель смотрит на мою мать.

— Она вся в тебя, Ви.

Ванесса лишь вздыхает, как будто растить меня (хотя это делала няня) было таким бременем.

— Тебе следует отнестись к этому серьезно, Блейкли.

Я поджимаю губы, сурово глядя на нее.

— К чему «этому», мам?

Она ставит бокал на мраморный столик и снимает очки. Ее глаза — зеркальное отражение моих собственных, и от этого взгляда у меня кровь стынет в жилах.

— Я говорила, что твое маленькое хобби… работа… как бы ты это ни называла, — она пренебрежительно машет рукой, — однажды доставит неприятности. Теперь человек мертв, и ты, как дура, думаешь, что можешь просто пойти в полицейский участок и сдаться, — она раздраженно выдыхает и прижимает ладони к щекам, как будто напряжение от ее речи растянуло кожу. — Серьезно, Блейкли. О чем ты думаешь?

Брусчатка под моими ботинками проваливается, изменение силы тяжести выводит меня из равновесия. Я бросаю обвиняющий взгляд на Рошель.

Она качает головой.

— Не смотри на меня. Я слишком занята, чтобы следить за тобой, милая.

Я киваю и облизываю губы, оставшийся привкус ночи, проведенной с Алексом, поражает меня горькой обидой.

Вкалываешь мне кетамин и похищаешь? Отлично. Запираешь меня в подвале посреди дикой природы и проводишь надо мной эксперименты по изменению сознания? Отлично. Занимаешься со мной любовью, теряя рассудок? Отлично.

Но натравливать на меня Ванессу, как змею, чтобы она сделала всю грязную работу…

Это уже слишком.

Я заглядываю через стеклянные перила в пентхаус, пытаясь отследить его передвижения. Присутствие Алекса в доме моей семьи приводит в замешательство. Я не замечаю его, и мне интересно, сидит ли он на балконе с жутким биноклем и подслушивающим устройством. Или, может быть, шпионит с помощью беспилотника.

Это подозрения могут показаться нелепыми, если только ты не становишься объектом одержимости доктора Алекса Чемберса. Он точно знал, где я была этим утром. Он точно знал, что я собиралась сделать. Значит…

Я достаю свой телефон из заднего кармана и бросаю его на брусчатку, затем ударяю каблуком ботинка по экрану.

Моя мама бросает взгляд на разбитое устройство, прежде чем неодобрительно нахмуриться.

— Вижу, твой характер не улучшился.

Я смотрю вниз на разбитый телефон. Он «занимался любовью» со мной. Он заставил меня поверить, что я могу полюбить его. Мне было так больно этим утром, когда я боролась с выбором уйти или остаться.

Но в какой-то момент ночью он установил шпионскую программу на мой телефон. Все, что он говорил прошлой ночью, было чушью. Между нами никогда не может быть никакого доверия. Он лишь хотел помешать мне попасть в полицейский участок, поэтому привлек мою мать.

А это великое зло.

Скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд на двух сговорившихся женщин на террасе. Я могла бы все отрицать. Могла бы заявить, что смерть Эриксона была несчастным случаем или самообороной. Но по какой-то причине облегчение, которое я испытываю от того, что кто-то еще знает мой секрет, снимает слой вины, даже если эти люди — мама и самовлюбленная клиентка из моего списка.

— Как ты узнала? — спрашиваю я Ванессу.

Она поджимает губы.

— Мне позвонил твой адвокат, — объясняет она. — Джош Вэнсон. Он позвонил и объяснил твои обстоятельства и сказал, что пришло время вмешаться, пока ты не приняла плохое решение. Слава Богу, я добралась до тебя вовремя.

Гнев иссушает нервы. Алекс рылся в моей сумке. Он нашел визитную карточку Вэнсона. Он не только солгал моей матери о том, кто он такой, чтобы манипулировать ею, но и сделал ее сообщницей. Она пособница убийцы.

Я не позволю причинить вред моей семье.

— Удивлена, что он не сказал тебе, что был моим любовником, — говорю я, качая головой. — Он не юрист. Он маниакальный преследователь. Тебе нужно выгнать его из своего дома.

Густо накрашенные ресницы моей матери широко раскрылись.

— Любовник? Вы встречаетесь? Насколько все серьезно?

Конечно, она услышала только это. Я умоляюще смотрю на Рошель.

— Помоги мне.

Рошель занята постукиванием по экрану своего телефона.

— Ты уверена? По-моему, он похож на юриста, — она переворачивает экран, чтобы показать мне веб-сайт некоего Джоша Вэнсона, ДЮ²⁹. Фотография Алекса в деловом костюме, очень похожего на юриста, размещена в верхней части сайта.

Господи. Я потираю лоб, чувствуя себя так, словно меня затянуло в альтернативную вселенную. Алекс закодировал ссылку для перенаправления на сайт фейкового Вэнсона. Конечно, он это сделал.

Моя мама машет рукой.

— Он рассказал мне о том, что произошло с этой твоей местью…

— И ты поверила ему, — добавляю я за нее, чтобы облегчить признание.

Она натягивает льняную накидку на плечи.

— Да, Блейкли, — следует мертвая тишина.

Я медленно киваю.

— Понятно. Я ухожу.

Рошель подскакивает и хватает меня за руку, останавливая под зонтиком.

— Однажды ты сказала мне, что правило номер один — не убивать, — она отпускает мою руку, чтобы снять очки, ее глаза встречаются с моими. — Не знаю, что произошло между тобой и этим мертвецом, но я знаю, какая ты девушка. Что бы ни произошло, этот кусок дерьма, вероятно, заслужил. И ни я, ни твоя мать не позволим тебе разбрасываться своей жизнью из-за какого-то… мужика.

Она выплевывает это слово так, словно у него неприятный вкус во рту. Полагаю, так оно и есть, учитывая ее кипящую ненависть к бывшему мужу.

Я смотрю на свою мать, на женщину, с которой я так и не смогла наладить отношения. Это не ее вина, поскольку я родилась без эмоциональных способностей. Уверена, что в какой-то момент она, возможно, пыталась.

Она встает, чтобы присоединиться к нам. Я вижу редкую дрожь в ее губах, которую можно различить сквозь ботокс.