Жестокая клятва

— Изабелла…

— Найл.

Она шепчет мое имя, и я вхожу. Я, пошатываясь, вхожу в квартиру, когда она отступает, и у нее нет времени произнести еще одно слово. Она не отодвигается достаточно далеко, чтобы я почти не столкнулся с ней, и когда мои руки касаются красного атласа, одна поднимается, зарываясь в ее волосы, притягивая ее к себе, когда мой рот обрушивается на ее.

Ее стон — самый сладкий звук, который я когда-либо слышал, вибрирующий на моих губах и поглощаемый нашим поцелуем, когда я прижимаю ее к себе, пожирая ее рот, когда я загоняю ее на кухню, в нескольких шагах от входной двери. Это самое близкое место, где я могу ее куда-то облокотить, прислонив к столешнице, моя другая рука блуждает, когда я прижимаю ее рот к своему, мой язык переплетается с ее языком, когда я принимаю поцелуй, о котором я мечтал несколько недель.

Она ахает, выгибаясь дугой напротив меня, и я такой твердый, что становится больно. Мой член пульсирует у ширинки, натягивая ткань джинсов, и я толкаюсь в нее, срывая еще один рваный стон с ее губ. Только когда она прижимается к моей груди, я останавливаюсь, чуть прерывая поцелуй и пытаясь отдышаться.

— Ты уверен? — Изабелла спрашивает это дрожащим голосом, и я вижу надежду и желание в ее глазах. Она это показывает, в этом нет никаких сомнений, и я рад, потому что я не знаю, как я могу, блядь, остановиться.

— Да, — выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, наклоняясь, чтобы снова поцеловать ее. — Ты нужна мне. Господи, Изабелла, ты нужна мне так чертовски сильно…

Все, что я мог бы еще сказать, осекается, когда она прижимается своими губами к моим, ее руки обвиваются вокруг моей шеи, и я окончательно теряюсь.

14

ИЗАБЕЛЛА

Я знала, что Найл был пьян с того момента, как переступил порог квартиры. Я знаю, что должна остановить его, потому что утром он может пожалеть об этом, и тогда будет намного больнее. Проснуться и видеть сожаление в его глазах или обнаруживать, что он ушел ночью, это больше, чем я, кажется, могу вынести в данный момент, еще один отказ, еще одно напоминание о том, что для него я даже не должна быть рядом прямо сейчас, не говоря уже о вечности. Но когда его рука запутывается в моих волосах и притягивает мой рот к своему, я понимаю, что заблудилась. Я хочу его больше, чем когда-либо чего-либо хотела, и выгибаюсь навстречу ему, когда он ведет меня на кухню, чувствуя, как бешено колотится мое сердце.

Я не хочу, чтобы он останавливался. Я не хочу даже предполагать, что он может остановиться. Я хочу, чтобы он довел это до конца, чтобы я наконец снова почувствовала его внутри себя, чтобы он держал меня в своих объятиях и хотя бы на мгновение притворился, что у нас все в порядке, что он не уйдет, что мы можем быть вдвоем. Я хочу того же, что было у нас раньше, страсти и необузданной потребности.

Я никогда не чувствовала, что нуждаюсь в чем-то так сильно, как в нем в этот момент. Желание, горячее и мощное, поднимается во мне, когда он ведет меня на кухню. Я боролась с этим, кажется, неделями, и теперь, когда его руки обнимают меня, а губы касаются моих, я знаю, что проигрываю эту битву. Мое тело бьется, как пульс, я выгибаюсь навстречу ему, и я целую его в ответ с дикой самозабвенностью, чувствуя, как он твердеет у моего бедра.

— Я так рада, что ты пришел, — шепчу я ему в губы, когда его рука скользит вверх под край моего халата, грубые пальцы касаются моей кожи, сжимая мое бедро, мою тазобедренную часть, мою талию. — Я надеялась, что ты это сделаешь.

— Я пьян, — бормочет Найл. — Я не должен быть здесь, девочка. Но ты нужна мне. — Он немного отстраняется, его голубые глаза смотрят в мои, и на секунду мне кажется, что он собирается остановиться, что он собирается сказать мне, что ему нужно уйти. — Я не мог остаться в стороне.

Я задыхаюсь, когда он снова целует меня, сильно и горячо, обе его руки поднимаются и зарываются в мои волосы, лаская мое лицо, прижимая мой рот к своему. Он прижимается ко мне, твердый, его мускулистое тело пригвождает меня к месту, пока я борюсь со слезами, жгущими мои веки. Я безмерно рада, что он здесь, и уже убита горем из-за того, что знаю, что он не останется, что каждый раз я никогда не знаю, будет ли еще одна такая ночь, как эта.

Но я все равно буду принимать все, что он может дать, каждый раз.

Он внезапно разворачивает меня к себе, мои руки инстинктивно хватаются за столешницу, когда он приподнимает мои густые черные волосы, целует затылок и отводит их в сторону. Его губы ласкают мой затылок, отчего по спине пробегают мурашки, его грубые руки хватаются за красный атлас моего халата, когда он скользит ими вниз по моему телу.

— В первую ночь ты была в красном, — бормочет он, касаясь моей кожи. — Мне нравится этот цвет на тебе.

Его руки достигают подола, поднимают его вверх по моим бедрам. Он скользит им вверх, пока не находит под ним край подходящих трусиков. Я надела их в какой-то странной надежде, что он передумает после того дня, который у нас был, и придет ко мне, хотя я чувствовала противоречие по поводу этого желания. Я больше не хочу быть для него просто средством забыть о Сирше, именно этой ночью, но что-то подсказывает мне, что дело не в этом. Это мой Найл, желающий меня, проигрывающий свою внутреннюю битву против того, чего он хочет так же сильно, как и я.

— Боже, ты такая чертовски великолепная, — рычит он, его горячее дыхание касается моей шеи, когда он спускает мои трусики, раздвигая мои бедра шире. Я стону, чувствуя, как атлас скользит по моим бедрам, предвкушая горячий, твердый толчок его члена внутри себя. Я хочу его, каждый мой нерв ноет от удовольствия, которое он может мне доставить, но вместо того, чтобы расстегнуть молнию и вонзиться в меня, он делает что-то другое.

Он хватает меня за талию одной рукой, немного оттягивая назад, так что я стою в дюйме или двух от прилавка, выгнув спину, все еще держась за край, когда он внезапно опускается на колени позади меня.

— Найл, что… — выдыхаю я, чувствуя, как его руки скользят по внутренней стороне моих бедер, его теплое дыхание касается моей теперь обнаженной киски. Я чувствую себя невероятно обнаженной перед ним, волна возбуждения захлестывает меня при мысли о том, что он, возможно, собирается сделать, и я чувствую, как мой клитор пульсирует в ожидании его языка.

— Мне нужно попробовать тебя на вкус, девочка, — хрипло произносит он, и в следующий момент я чувствую его щетину на внутренней стороне бедра, отчего по мне пробегает дрожь удовольствия. Его губы касаются края моей киски, и я снова издаю тихий стон потребности, когда его язык, наконец, вырывается наружу, скользя по моей чувствительной плоти.

Найл стонет, его руки сжимаются на моих бедрах.

— Мне нравится, какая ты на вкус, — бормочет он, его язык скользит между моих складочек, чтобы подразнить мой вход, продвигаясь вперед, к моему клитору. Я выгибаюсь навстречу его рту, не задумываясь, бесстыдно ища горячего удовольствия от его языка, нуждаясь в нем.

Он проводит кончиком по моему клитору, его губы трутся о мои складочки. Он медленный и голодный одновременно, его движения резкие и быстрые, как будто он пытается сдержаться и растянуть это на долго, но не может. Его рот прижимается ко мне крепче, язык двигается быстрее, пальцы сжимают мягкую плоть моих бедер, пока он пожирает меня, и я знаю, что мне не потребуется много времени, чтобы кончить. Это кажется грязным, эротичным, когда он вот так пожирает меня на кухне, в нескольких шагах от двери, и хотя ни у кого больше нет ключа и никто другой не может войти, это все равно кажется дерзким. В этом отношении это мало чем отличается от ночи, когда мы занимались любовью в пустыне, хотя та была более нежной, более интимной.

Это было до того, как все развалилось.

Однако сейчас я не могу думать об этом. Его рот теперь более голодный, более настойчивый, и когда он подталкивает меня к краю, его язык двигается быстрее, скользя по моему клитору и заставляя меня вскрикивать, направляясь к моей кульминации. Я чувствую, как у меня дрожат ноги, они угрожают подкоситься, но я знаю, что Найл не даст мне упасть.

— О боже… — я выдыхаю эти слова, моя спина выгибается дугой, когда я чувствую, что начинаю дрожать. — Найл, я…