Жестокие игры - 2

– Что ж, идея интересная. Я обязательно над ней подумаю. А сами вы, Максим Казимирович, решились вложить миллион в новое месторождение?

– Я все ещё думаю, Петр Эдуардович. Может быть у меня этого миллиона больше никогда в жизни не будет. Страшно с ним расставаться. Когда он лежит в банке - это миллион. Когда же его пускаешь в дело, то это уже вроде и не деньги.

– Никак не ожидал от вас подобной нерешительности. А правда, говорят, что вы совершили побег из колонии особого режима, убив при этом охранника?

Снегирев с ответом не спешил. Достал сигареты. Закурил. Прямо и дерзко посмотрел в глаза Потаева. Усмехнулся.

– Ваша осведомленность делает вам честь. Если вам об этом сообщил ваш шеф безопасности, то это совсем не значит, что обо мне говорят на каждом углу. И потом, я не совсем понимаю причину вашего, мягко говоря, некорректного вопроса? Если им вы имели аминус инъюрианди (намерение нанести обиду), то зря старались. Ибо я ничего в мире так не ценю, как личную свободу. Стражников много, а свобода одна.

– Да нет, это я так... Извините! Что ж, не смею вас больше задерживать.

После того, как за Снегиревым закрылась дверь, Потаев встал из-за стола и, чтобы размять затекшие ноги, прошелся по кабинету. И все же не все ясно с этим парнем. Далеко не все. Не мог такой парнишка просто так убить человека. Не мог. Что-то здесь не то. Но каков молодец! Его идея просто великолепна. Жалко было бы терять такую светлую голову.

Потаев вызвал шефа службы безовасности Кирсанова Виталия Семеновича, бывшего полковника ГРУ, человека проверенного и надежного, полностью разделявшего убеждения своего патрона. Кирсанову было пятьдесят два года, но выглядел он подтянуто, молодцевато и больше сорока пяти ему никто не давал.

– Сейчас у меня был Снегирев, - сообщил Потаев.

– Кто?!
– удивленно переспросил Кирсанов.
– Этот молодой, да ранний рецидивист, сбежавший из колонии?

– Он самый, - подтвердил Петр Эдуардович.

– И охота вам связываться с подобными типами. Ведь он наверняка находится во всероссийском розыске.

– Э-э, не скажи. Он очень даже интересный парень. И, мне думается, не совсем тот, за кого себя выдает. Ведет какую-то свою игру. Ты постарайся выяснить - кто он такой.

– Хорошо, - без особого энтузиазма ответил шеф службы безопасности, считая подобное задание очередной блажью патрона. Но его дело - выполнять указание, а не рассуждать.

– Этим парнем заинтересовался Сосновский.

– Кто?!
– вновь удивился Кирсанов.
– А он-то тут при чем?

Потаев кратко рассказал ему то, что поведал Снегирев.

– Теперь понятно, что он что-то замышляет?
– спросил он в конце своего рассказа.

– Теперь понятно.

– Попробуй выяснить - что именно? За жизнь этого парня отвечаешь головой. Понял?

– Понял, - кивнул Кирсанов.

– Вот такая интересная получается арифметика, - задумчиво проговорил Потаев, глядя в окно.

Глава пятая: Говоров. Потрясающая информация.

Я сидел в своем кабинете и дремотным взглядом смотрел, как электронные часы на стене отсчитывали время моего пребывания на этой симпатичной планете, превращая мое настоящее в мое прошлое. Будушее же было за семью печатями. Да и есть ли оно у меня - вот вопрос? При моей опасной работе все может статься. Но меня это мало волновало. Что должно случиться, то обязательно с фатальной неизбежностью случится. И человек ни изменить, ни повлиять на это не в состоянии. Ему, в лучшем случае, отведена роль статиста, фиксирующего события. Только и всего. Мне все больше начинает казаться, что все мы участвуем в какой-то грандиозной игре, правил которой понять не в состоянии. Мы лишь пыжемся доказать, что чего-то значим, что от нас что-то зависит. Увы! Ничего от нас, к сожалению, не завист, так как все предопределено заранее. Мы лишь в предполагаемых обстоятельствах совершаем те или иные поступки. Вот и все. Жизнь наша ничто иное, как ванитас ванитатум эт омиа ванитас (суета сует и всяческая суета). Тогда - кто мы, зачем мы и для чего? Сколько сменилось на Земле поколений, а эти вопросы так и остались без ответа. Не задумываться над ними могут лишь хомо вульгарис, вся жизнь которых сведена до удовлетворения простейших функций алчущей оболочки. Оттого, наверное, им легче живется. Но и лучшие умы человечества не смогли ответить на эти вопросы. Отсюда упадочнические теории о бессмысленности земного существовании, о неминуемом конце света и тому подобное. Все это конечно чушь несусветная. Не может Космос быть настолько расточителен, чтобы затевать это, как ненужный и бесполезный эксперимент. Нет, не может. В таком случае, в чем смысл нашей жизни? Зачем пришел в этот мир конкретно Говоров Андрей Петрович? Для какой такой цели? Возможно, для того, чтобы заработать пропуск в последующие уровни жизни? Не исключено. Более точно на этот вопрос мне сможет ответить лишь сам Создатель. Но это, надеюсь, ещё не скоро. А пока надо зарабатывать этот самый пропуск. Иначе никак нельзя. Иначе очень могу оказаться в одной компании с господами сосновскими. Подобная перспектива меня вовсе не прельщала. Нет.

От слишком серьезных мыслей у меня так разболелась голова, что я был вынужден выпить две таблетки "Цитрамона" и отключить сознание.

Время близилось к обеду. Мой желудок уже требовал сугубо материальной пищи, а мысли уже не поднимались выше моих гастрономических вкусов и пристрастий, когда в кабинет буквально влетел мой симпатичный Пятница любимый зять патрона Веня Архангельский. На его ангельском личике при желании можно было прочесть, что угодно - от грустной истории о его предательстве богатого тестя и всей его компании, до пламенной веры в правоту нового дела. А в наивно-распахнутых голубых глазах была какая-то жуткая тайна, которой ему не терпелось поделиться со мной.

– Адрей!
– воскликнул он таинственным шепотом.

Но я сделал страшные глаза и приложил палец к губам. С тех пор, как обнаружил слежку, я был не уверен, что люди Сосновского не наставили мне в кабинете жучков. Рот Вени тут же испуганно захлопнулся, казалось, навсегда.

– Пойдем, Вениамин Маратович, пообедаем, - проговорил я громко и торжественно.
– А то у меня желудок уже подвело от голода.

Едва мы оказались на улице, Архангельский выпалил:

– Мой тесть замышляет убийство какого-то следователя!

По всему моему телу прошла, будто мощный электрический разряд, нервная дрожь. Сердце замерло. Я понял о ком идет речь.

– Откуда тебе стало об этом известно?

– Вчера у него в гостях были киллеры и я подслушал их разговор.

Я снабдил Вениамина соответствующей аппаратурой, переданной мне подполковником Долматовым. Веня наставил в доме тестя жучков и теперь регуляно снабжал меня самой свежей информацией.

– Расскажи об этом подробнее.

– Вчера поздно вечером к Танину пришли два гостя, внешность которых мне сразу не понравилась. Он заперся с ними в гостинной, а я пошел в ванную и стал слушать их разговор. Речь шла об убийстве следователя в Новосибирске, который стал им очень опасен.

– Они называли фамилию следователя?
– спросил я, хотя сомнений никаких не было. Речь могла вестись лишь об Иванове.

– Нет. Вероятно они уже её знали.

– Когда киллеры должны быть в Новосибирске?

– Как я понял, они вылетают послезавтра самолетом.

– Ты их можешь описать?

– Конечно. Один высокий, где-то под метр девяносто, сухощавый с неприятным лицом.

– Что значит - "с неприятным"?

– Лицо его темное, землистое, Такое впечатление, будто он болеет туберкулезом. Нос большой, с горбинкой. Второй среднего роста, около ста семидесяти пяти сантиметров, также худой, светловолосый и голубоглазый. Обоим лет по тридцать пять - сорок.

– А какие-нибудь особые приметы заметил?

– В каком смысле?

– Ну шрамы, родимые пятна или что-то еще?

– Да. У высокого на верхней губе довольно заметный шрам.

Я готов был расцеловать Веню. Он оправдал мои надежды - стал классным агентом. Рэс ипса лёквитур (дело говорит само за себя). Я даже содрогнулся при мысли, что Веня мог оказаться в нужное время не в нужном месте. Последствия могли быть роковыми.

Информация была настолько ценной и "горящей", что я тут же позабыл о своем желужке, попрощался с Веней, побежал к телефонной будке, позвонил по знакому номеру телефона и, услышав в трубке знакомый голос, сказал: