Жестокие игры
Шрифт:
Неожиданно послышался шум: в отгороженную часть комнаты рядом с Анной-Лизой вкатили нового пациента.
– Мария Веласкес. Тридцать один год, первые роды, срок двадцать семь недель, – сообщил врач скорой помощи. – Давление сто тридцать на семьдесят, сердцебиение пятьдесят семь ударов в минуту, синусовый ритм. Избита мужем.
Анна-Лиза взглянула на отделяющую ее от женщины занавеску. Медсестра, стоящая за ее спиной, мягко отвернула ее голову.
– Сосредоточьтесь на себе, – посоветовала она.
– У вас начались схватки?
Вопрос раздался по ту сторону занавески, с которой не сводила глаз Анны-Лизы, словно ожидая, что она в любой момент
– Si, los tiene, [xix] – пробормотала она.
– Смотрите, она истекает кровью. Вероятно, предлежание плаценты. Звоните в гинекологию.
Анна-Лиза облизала пересохшие губы.
– Что… с этой женщиной за занавеской?
[xix]Да, начались (исп.).
Врач, сидящий между ее ног, поднял голову.
– Необходимо, чтобы вы тужились. Давайте, Анна-Лиза.
Она собралась с силами и так плотно смежила веки, что комната поплыла перед ней, а слова, пробивающиеся через занавеску, стали дрожащими и слабыми.
– No pueda! [xx]
– Идет! Дайте мне халат и перчатки, ради бога!
– Давление падает. Пульс девяносто.
– Черт! Она истекает кровью.
– Дышите, миссис Веласкес. No empuje. [xxi]
– Primero salvo me bebe! Рог favor, salvo mi bebe! [xxii]
Анна-Лиза почувствовала, как словно открылась изнутри. Неожиданно перед ее мысленным взором возник Джозеф, натягивающий выходной бирюзовый свитер: шерстяная горловина растягивалась, когда он медленно просовывал в нее голову, потом показалась его улыбка, взъерошенные волосы…
– Лактатный раствор Рингера, большую капельницу. Определите ее группу крови и резус-фактор. Где, черт побери, гинеколог?
[xxii]Сначала спасите моего ребенка! Пожалуйста, спасите моего ребенка! (исп.)
– Теперь пора. Ahora, [xxiii] миссис Веласкес. Empuje. [xxiv]
– Пришел педиатр.
– Как раз вовремя. Возьмите ребенка.
– El sellamo Joaquim! [xxv]
– Да, миссис Веласкес. Отличное имя.
– Еще одна потуга, – уговаривала медсестра Анна-Лиза, – и у вас появится малыш.
– Отсосите у малыша слизь! Я хочу, чтобы ему ввели трубку, чтобы он дышал кислородом.
– No quiera morir. [xxvi]
– Пульс девяносто восемь. Сердцебиение пятьдесят ударов в минуту.
Громкий вой какого-то аппарата.
– Мать теряет много крови.
– Помассируйте матку. Сильнее! Сильнее!
– Введите питоцин, быстро две капельницы крови первой группы, резус отрицательный, иммуноглобулин.
– Где, черт возьми, ходит гинеколог? Включите селектор.
Анна-Лиза схватила медсестру за халат и притянула к себе.
[xxvi]Я не хочу умирать (исп.).
– Я не хочу умирать!
– Вы не умрете, – успокоила она. – Еще одна потуга, Анна-Лиза. Еще одна хорошая потуга.
Она сцепила зубы, потужилась, и внезапно ее сын появился на свет.
– В животе ребенка много воздуха.
– Вы же вводили трубку в пищевод. Повторите процедуру еще раз.
– Частота шестьдесят три. Наполнение слабое.
– Подключите систему жизнеобеспечения. Введите один кубик атропина, ноль три адреналина и три миллиграмма бикарбоната натрия.
– Возьмите кровь на анализ газов.
– У нее остановка сердца!
– У него фибрилляция желудочков!
Измученная Анна-Лиза взглянула на здоровый сверток в своих руках и крепко прижала его к груди.
По ту сторону занавески велись две автономные войны. Одна – за спасение жизни женщины, которую чуть не забил до смерти муж. Вторая – за возможность жить ее ребенку. Время от времени занавеска вздымалась, и безумие выплескивалось за границы личного пространства Анны-Лизы.
Сейчас она уже различала два голоса: врача, который спасал жизнь миссис Веласкес, и врача, который боролся за жизнь новорожденного.
– Начинайте наружный массаж сердца.
– Разряд триста пятьдесят вольт. Введите ей трубку!
«Бух! Бух! Бух!» – звук электрического разряда, чтобы запустить сердце.
– Еще кубик адреналина.
– Введите ему еще ноль три адреналина.
«Бух!»
– Остановка сердца!
Через секунду:
– Остановка сердца!
Потом оба врача одновременно:
– Довольно.
Анну-Лизу должны были перевести в родильное отделение, но все о ней забыли из-за трагедии в соседней «палате». Еще полчаса за занавеской раздавались голоса, потом все стихло.
На стене громко тикали часы. Анна-Лиза очень медленно встала с кушетки, подошла к кувезу, взяла сына на руки. У нее все болело, она устала, но еще никогда не чувствовала себя такой сильной. Она отодвинула занавеску, отделяющую ее от Марии Веласкес.
Женщина лежала на спине, изо рта у нее, словно перископ, торчала трубка. Ее лицо и тело покрывали ссадины и синяки. Анна-Лиза приподняла синюю простыню, которой прикрыли несчастную, и увидела фиолетовые рубцы вдоль все еще вздутого живота.
Два часа назад худшее, что могла себе представить Анна-Лиза, – это оказаться в месте, подобном «Сент-Винсент», и родить здесь ребенка. Она плакала, потому что в родзале не было обоев, потому что доктор, который первым возьмет на руки ее сына, родом не из семей первых поселенцев, прибывших на «Мейфлауэр». Она верила, что ее сын должен начать жизнь особенно, чтобы он вырос и стал таким, как мать.