Жестокое милосердие
Шрифт:
— Ждать! Поняли меня: ждать! Иного выхода у нас нет.
«Кто они, эти пятеро немцев? — пытался понять Андрей. — Пост? Засада? Заблудившиеся после прочесывания леса? Если пост, значит, к вечеру их должны сменить. Или же они сами должны явиться в село. Оно отсюда в трех километрах…»
— Эй, обер-лейтенант, или кто ты там! — неожиданно прервал его размышления унтер-офицер. Он залег за средним валуном. Самая удобная позиция. Даже взобравшись на скалу, Анна вряд ли смогла бы достать его. — Ты еще жив? Может, согреть тебя очередью?
— Мерзавец! — стукнул кулаком по камню Андрей. Однако в перепалку вступать не стал. — Унтер-офицер!
В этот раз молчание было коротким. И спор не возникал.
— Да пусть уходят к чертям! — крикнул тот, что залег за пнем. — Отпусти их, Франц!
— Эй, ты, обер-лейтенант! — сразу же отозвался унтер-офицер. — Можете убираться! Мы не стреляем!
— Не верьте им, лейтенант, — заволновался Корбач, лежавший под скалой по ту сторону горловины. За ним, почти упираясь головой в его сапоги, притаился Арзамасцев.
— Что значит: не верьте?! — едко возразил ему Кирилл. Голос его совсем осел. Лейтенант слышал, как он подолгу и надсадно кашлял. — Нужно попробовать. Иначе придется торчать здесь всю ночь.
— Мы согласны пропустить вас! — снова заговорил Беркут. — Слово офицера, что не прозвучит ни единого выстрела!
— Плевал я на твое «слово офицера»!
— Тогда чего ты, идиот, добиваешься?
— Я сказал: убирайтесь! — все еще пробовал храбриться унтер-офицер.
«А ведь, оставаясь на террасе, Анна по крайней мере могла бы прикрывать нас, — подумал Андрей, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. — Корбач прав: они могут скосить каждого, кто поднимется. Чем меньше нас, тем лучше для них».
— Слушайте меня! — вновь обратился он по-немецки. — Сложите оружие за центральным валуном! Добежать до него ни один из нас не успеет. Зато появится хоть какая-то гарантия! Складывайте! Мы стрелять не будем!
— Что ты уговариваешь этих сволочей?! Это же фашисты! — вдруг закричал Арзамасцев, подхватываясь на колени. Но сразу же бросился на землю. Автоматная очередь ударила в скалу как раз над его головой.
— Прекратить истерику! — спокойно прикрикнул Беркут. — Перекатывайся под мою стену и потихоньку отползай к этому чертову склону.
Пока ефрейтор выполнял его команду, прозвучало всего два выстрела. У немцев действительно кончались патроны. Раньше они были щедрее.
— Пан лейтенант-поручик, немцы! — Это Анна. Он не мог поднять голову и потому не видел ее.
— Где? Сколько их?
— В долине! Человек десять! Осматривают все! Кричат. Наверное, смена этим! Или ищут их!
Перевернувшись на спину, Беркут видел, как Анна неуклюже заползала на тот самый выступ, с которого с таким трудом вырвалась. Как ни странно, немцы не стреляли. Неужели тоже поняли, что подкрепление уже близко?
— Ефрейтор! На пару секунд поднимешься на колени. Лицом к выступу. Я прыгну тебе на плечи.
— Думаешь — удастся? — неуверенно спросил Арзамасцев после минутного молчания.
— На пять-шесть секунд. И сразу падай.
— Понял. Все равно осточертело все это.
— В эшелоне было труднее. Корбач, в момент прыжка прикрываешь огнем. Не давай им высовываться. Анна, упрись во что-нибудь, опусти ремень автомата. Попытаюсь схватиться. Готов? — спросил он Арзамасцева через несколько минут.
— Давай.
— Корбач, не стреляй! Поговори с ними по-немецки. Предлагай уйти.
Несколькими кувырками
Андрей приблизился к ефрейтору и залег. Немцы не стреляли. Корбач выкрикивал что-то о том, что сейчас подойдет отряд партизан и тогда всех их казнят. Сгруппировавшись, словно для прыжка с большой высоты, лейтенант несколько минут пролежал так, пытаясь предугадать свою судьбу, потом скомандовал самому себе и ефрейтору: «С богом!», двумя огромными прыжками преодолел расстояние между ними и Арзамасцевым и, ступив ему на плечо, с ходу перебросил тело через выступ, словно через планку для прыжков в высоту. Пули врезались в самую кромку этого ледяного водопада, обдав его и Анну фонтаном крошева, и со свистом ушли в высоту. Поздно!Однако там, в долине, уже услышали выстрелы и тоже открыли стрельбу, отморзянив несколько длинных, щедрых очередей. Тех, кто залег за валунами, это насторожило. Они как-то странно притихли.
— Корбач, повтори бросок!
— Теперь уже не дадут! Срежут!
— Не забудьте обо мне, стратеги! — зло прокричал Арзамасцев, совершенно не радуясь возможности остаться на площадке. Он-то понимал, что вырвать его оттуда будет очень трудно.
— Тогда замрите оба! Попытаюсь обойти! Беречь патроны!
Немцы видели, как он уползал с террасы, но ни одного выстрела не прозвучало.
«Значит, с патронами у них еще хуже, — яростно улыбнулся Беркут. — Ничего, сейчас для вас многое прояснится».
28
В том месте, где боковая гряда упиралась в гору, Беркут обнаружил поросшую кустарником расщелину. Пробираться к ней пришлось чуть повыше, чем на гряду, зато кусты и выступающие камни делали ее доступнее. Ветер немного утих, и сразу же потеплело. Поднимаясь на вершину, лейтенант чувствовал, что изморозь начинает расплываться и кожаные офицерские перчатки насквозь промокли.
«А в долине еще теплее, — подумал он. — Напрасно мы пошли в горы. Показалось, что здесь безопаснее. Впрочем, если бы не эти непонятно откуда взявшиеся фрицы… котловинка в самом деле удобная».
Нет, не мог старик, направивший их сюда, знать, что здесь немцы. Беркуту не хотелось верить в это. Слишком искренней была радость, с которой хозяин признал в них, «немцах», своих. И предупреждение о том, что на переезде выставлен усиленный патруль, подтвердилось. Поднимаясь в горы, они видели его. Да и тропинка, приведшая их к «каменному броду», где реку можно было пройти, перескакивая с камня на камень, тоже оказалась очень кстати… Нет, старик не знал о немцах. Он даже рискнул провести их за село, хотя понимал, что соседи могут заметить чужаков.
Вот и перевал. Последний рывок — и Беркут оказался в удобной, похожей на окоп, седловине, о существовании которой даже не догадывался. Осторожно выглянув из своего укрытия, лейтенант понял, что отсюда ему открывается позиция только одного немца, того, что лежит крайним слева. Зато этот был как на ладони…
Солдат сидел на корточках и, держа в зубах кончик бинта, пытался потуже завязать его на левой, раненой, руке. Убивать его в эту секунду показалось бесчеловечным. Лейтенант еще дал ему возможность завязать бинт, приподняться, взять автомат, — и только тогда нажал на спусковой крючок. Уже с двумя пулями в спине этот приземистый широкоплечий солдат сумел оглянуться, найти взглядом противника и потянуться к нему именно той, забинтованной, рукой, как бы проклиная его или вопрошая: «Что ж ты?! Зачем?!»