Жестокое перемирие

Сквозь дыры в листве было видно, как из ямы вылез бравый военный в камуфляже с бордово-черным шевроном на рукаве.

При виде эмблемы правых радикалов ополченцы выразительно переглянулись.

– Какая сексапильная униформа! – пробормотал Голуб.

Военный вальяжно подошел к пареньку, сделал вид, будто хотел ударить его в живот, но не стал и снисходительно засмеялся. Иван отшатнулся, подобострастно хихикнул.

Из ямы выбрались еще двое, встали на краю. Боец обыскал пацана, потом схватил его за шиворот и поволок на пост. Парень жалобно скулил, солдаты смеялись. Неизвестно, что они хотели с ним сделать, но, судя по отношению западенцев к жителям Донбасса, ничего хорошего. Остальные тоже спрыгнули вниз.

Андрей бросился из леса. За ним метнулись подчиненные. Он взлетел на бруствер, обрушил вниз поток глины, запутался в сетке, поволок ее за собой. Трое солдат вскинули головы, вылупились на него как на дьявола.

Пацан почуял свободу, просочился у бойца между ног и откатился к стенке ямы, обитой горбылем.

В каком-то надрывном, оглушительном молчании Андрей спрыгнул вниз. В одной руке нож с увесистой рукояткой, обтянутой резиной, в другой автомат, который теперь выполнял функцию холодного оружия. Мелькнула перекошенная харя. Он от всей души съездил по ней прикладом. Ножом не надо, одежонку можно попортить. Укроп завертелся, как юла, треснулся челюстью о деревянный бруствер.

На пост уже слетелись другие ополченцы, били солдат без всякой жалости. Те даже не сопротивлялись. Сработал фактор внезапности, да и численное превосходство было на стороне противника.

– Властью, данной мне Господом Богом!.. – утробно урчал Савельев, работая кулаками. – Получи, фашист, гранату! – Завершающим ударом в горло он опрокинул противника навзничь.

Третий с окровавленным лицом вырвался из клешней Липника, полез на бруствер, но получил оплеуху по загривку, да такую, что каска зазвенела, сполз обратно и резво перевернулся на сто восемьдесят. Перекошенное лицо парня было серым от ужаса, он судорожно елозил конечностями.

– Не поддаваться спокойствию, сохранять панику! – злобно прохрипел Савельев.

Липник наклонился над бойцом и двинул его по челюсти. Голова солдата задергалась, он отчаянно завыл.

– Что-то не так? – осведомился Липник. – Новые ощущения, незабываемый опыт. – Он двумя короткими, но мощными ударами выбил из бойца дух.

Бывшие милиционеры города Ломова драться умели.

Липник с тяжелым выдохом выпустил пар.

– Фу!.. Дайте сто грамм фронтовику.

– Злой ты, Серега, – посетовал Голуб, которому не удалось размяться.

– Это я еще добрый, – проворчал Липник, разминая пальцы отбитого кулака. – А злой, когда меня в пять утра поднимают. Вот попробуй когда-нибудь, узнаешь.

Из трех солдат лишь один подавал признаки жизни. Ему крупно повезло. Как ни странно, это оказался тот самый боец, которого обрабатывал Липник. Он издавал разбитым ртом щелкающие звуки, непроизвольно вздрагивал. Добивать его желающих не нашлось.

Дорофеев опустился на колени, проверил пульс у бедняги, задумчиво почесал хохол на голове.

– Ага, давление ему измерь, – посоветовал Голуб. – Это крайне необходимо. Ладно, пусть живет. – Он махнул рукой. – Разве это жизнь? Он и в себя-то не придет, до гроба будет кашкой питаться и под себя ходить. А что, нормальное наказание за грехи, совершенные в этой жизни. Куда чувствительнее, чем просто умереть.

Последним прихромал Костюк, как-то смущенно уставился на товарищей и пробубнил:

– А вы что же, уже закончили? Ну и ладно.

Он-то без всяких роптаний и был назначен наблюдать за селом, а также возможными перемещениями живой силы и техники противника.

– Была живая сила, стала неживая, – не без цинизма заявил Савельев, вытряхивая мертвеца из ботинок. – А что, классные бутсы, – заявил он, осмотрев добычу. – И размер как раз мой. Камуфляжик тоже дельный, натовский, прострочен добротно. Сплошное удовольствие в таком ходить…

– Ну, вы даете, мужики! – со страхом пробормотал Иван, вылез из ямы и отвернулся от покойников.

– Можно подумать, это не ты начал, – подметил Дорофеев. – Ладно, парень, не парься. Были бы мобилизованные, тогда другое дело. А тремя дебилами-фашистами меньше – земля станет чище. Так что, переодеваемся?

– Я, Савельев и Дорофеев, – подумав, заявил Андрей. – Остальные лицами не вышли. Савельев, собственно, тоже. – Командир задумчиво почесал переносицу. – Но один из укропов ростом как раз с него.

Процесс преображения занял несколько минут. Одежда, снятая с мертвеца, вызывала у ополченцев странное зудящее чувство, как будто ее измазали горчицей. Савельев ворчал, мол, надо было сначала раздеть, а уж потом…

– Да ладно, – отмахнулся Дорофеев, которому досталось обмундирование раненого укропа. – Быстро снятое не считается заразным. И вообще нормальная одежда. Если отпороть знаки различия, то сойдет и для нашего доблестного воинства. Но с этим мы торопиться, пожалуй, не будем.

Населенный пункт остался на севере, трасса Павино – Лозырь – на юге. Снова гремели орудийные раскаты, теперь уже значительно ближе. Сумерки стелились по земле. Но темнота не обрушивалась моментально, давала людям возможность пройти еще немного. Точка на навигаторе медленно, но верно приближалась к нужному району. На юго-востоке располагалось село Пастушье, а севернее начинался протяженный лесной массив с многочисленными низинами и возвышенностями. На одном из таких холмов и находилась бывшая база ПВО.

До наступления темноты группа одолела еще несколько километров, вышла к реке, петляющей по равнине. С вершины сопки хорошо просматривались дорога и деревянный мост с бревенчатым настилом. На другом берегу недалеко от него поблескивали огоньки, в бликах мглистого света сновали люди.

Ополченцы бесшумно ползли по траве, заняли позиции недалеко от дороги. От группы отделился один человек и исчез. Бойцы терпеливо ждали. Вскоре зашуршала трава, показалось юркое тельце. Пацан полз, сдавленно дыша, опирался на локти.

– А что, сообразительный паренек, – задумчиво пробормотал Костюк.

– Ну да, – согласился Дорофеев. – У этого девайса большая скорость передачи данных.

– Дяденьки, речка глубокая. Я мог бы переплыть, но укропы по ней фонарями шарят. Пост у них на другой стороне. Не понял, сколько рыл. Там машина работает. У них землянка или что-то такое за деревьями, – глухо прошептал Иван.

– Землянка наша в три наката, – проговорил Дорофеев. – Сосна сгоревшая над ней…

– Все понятно, – перебил его Андрей. – Точнее, ничего не понятно. Савельев, Дорофеев, готовы окончательно испортить себе карму? Тогда за мной. Остальным залечь у моста. Если что, отсекайте нас огнем. Если знак не подам – двести метров на юг, и там переправляйтесь самостоятельно.