Жезл маршала. Василевский

Как поживает Юра? В этом году его должны призвать на военную службу. Кем он хочет быть? Привет ему от меня! А теперь о чёрном дне в моей жизни. У меня нет мамы, она погибла под Москвой. Я так рыдал, что, кажется, от моих слёз стало полнее море. Я очень любил маму... Да, если увидите моего отца, привет ему от меня. Пётр».

Василевский свернул листок. Катя накрыла на стол и сказала, чтобы он садился ужинать.

— Письмо от сына Кальвина, Петра. Парень с характером! Учился в Военно-морской академии, а потом добровольно ушёл на Северный флот. Плавает на боевом корабле...

Кто-то постучал. Катя открыла дверь. Это был Оскар Кальвин. Он нежно поцеловал ей руку и прошёл в комнату.

— Привет, дружище! — Друзья обнялись. — Ты извини, что побеспокоил. Я только что вернулся из Севастополя. Знаешь, Саша, едва не угодил там в лапы фашистов...

— Ты сначала разденься, а уж потом рассказывай! Кстати, садись с нами ужинать. Катерина, где водочка? Дай нам по рюмашке... Оскар, я на рассвете улетаю в Сталинград. Там скоро будет жарко. Хорошо, что ты забежал ко мне, а то бы не увиделись...

После ужина они уединились в кабинете, и Кальвин стал говорить о том, что видел в горящем Севастополе.

— Моряки обороняли город до последнего. Я уже написал статью, радоваться бы, а у меня на душе камень.

— Не понял, поясни!

— Сын-то мне не пишет! Ума не приложу, отчего вдруг такое пи уважение к отцу. Вот вернусь в редакцию и позвоню в Астрахань.

— Петра там нет.

— Что? — Кальвин поправил ремень на гимнастёрке. — А где он?

Вместо ответа Василевский достал из стола письмо и, отдав ему, молча ушёл на кухню.

Оскар прочёл письмо, и в сердце закралась смутная тревога. Что делать? Сын-то уходит из-под его влияния! Сам себе хозяин. Захотел уехать на Северный флот и теперь воюет там на море.

Из кухни вернулся Александр Михайлович. Загасив трубку, он сел.

— Всё ясно?

— Да! Пётр назло мне укатил на флот, — огорчённо выдавил Оскар. — А твоего Юру призвали на военную службу?

— Пока нет. Наверное, осенью пойдёт в армию.

К ним вошла Катя:

— Вы долго тут будете шептаться? — В её голубых, как клочок неба, глазах замельтешили искорки. — Может, подать вам чаю?

— Нет, Катя, я ухожу. — Кальвин встал. — Утром мне надо сдать главреду статью, а Саше на рассвете улететь в Сталинград. Кстати, ты туда надолго?

— Сам не знаю. Как решит Верховный. А что?

— Позже я, наверное, приеду туда...

Василевский проводил его до дверей:

— Я сочувствую тебе, Оскар, но Петра ты не ругай. У него сейчас своя академия — сражаться против фашистов! Так что твой сын на передовой. Медаль заслужил. Ты его поздравь, Оскар. Первая награда за отвагу!

Кальвин, казалось, не обратил внимания на эти слова. Он подал другу руку и тихо произнёс:

— Пока, Саша! Всех благ тебе и удачного полёта в Сталинград...

Василевский вернулся в комнату. Катя стелила постель.

— Какой-то Оскар растерянный, — сказала она.

— За сына переживает. Обиделся, что тот бросил учёбу и укатил на Северный флот воевать. Видно, боится, что Петра, как и Галину, может сразить пуля.

— А ты бы разве не переживал, если бы твой Юра ушёл на фронт?

— Переживал бы, но возражать против добровольного отъезда сына на фронт не стал бы.

Катя ничего ему не ответила.

Утром, не заезжая в Генштаб, Василевский прибыл к Председателю Госплана СССР, члену ГКО Вознесенскому. Николай Алексеевич, несмотря на своё высокое положение, с начальником Генштаба всегда был предельно обходительным. Ему нравился Василевский, человек большого аналитического ума, способный не только оценить обстановку на том или ином фронте, но и предопределить ход дальнейших действий противника.

— Вчера трижды звонил вам, Николай Алексеевич, но мне говорили, что вы на совещании в ГКО, — сказал Василевский.

— Там я засиделся допоздна, — устало провёл рукой по лицу Вознесенский. — Речь шла о броневой стали для танков и орудийных щитов для корабельной артиллерии, о строительстве новых подводных лодок для Северного флота. Потом товарищ Сталин поведал нам о ситуации в районе Сталинграда.

— Там сейчас горячо, — подтвердил Василевский. — Не знаю, хватит ли у вас ресурсов, но нам нужны большие материально-технические средства. Пока фронты активно обороняются под Сталинградом, но наступит такое время, когда эти фронты нанесут по врагу чувствительные удары. Потому-то и прошу вас учесть наши потребности.

Вознесенский полистал документ Генштаба.

— Условимся так, Александр Михайлович, — сказал он. — Я изучу заявку и позвоню вам в конце дня. У меня сейчас будет встреча с наркомами танковой промышленности и боеприпасов, а в пять вечера меня «атакуют» нарком судостроительной промышленности Носенко и ваш друг адмирал Кузнецов. Ему надо построить корабли и подводные лодки, для чего тоже нужно немало металла.

— Сочувствую вам, Николай Алексеевич! — улыбнулся на прощание Василевский.

Весь день он работал в Генштабе, но Вознесенский так и не позвонил. Приехал домой усталый.

— Похудел ты, Саша, — сказала жена. — А всё оттого, что много ездишь, о многом переживаешь.

Он усмехнулся, потрепал её по кудряшкам.

— Пора тебе, Катюша, понять, что я не рядовой вояка, а начальник Генштаба, заместитель наркома обороны СССР! — не то сердясь, не то упрекая, ответил Василевский. — На моих плечах лежит такая тяжесть, что и упасть можно...

Зазвонил телефон. Генерал Штеменко, дежуривший по Генштабу, сообщил, что его спрашивал Вознесенский, просил позвонить ему домой.

— Какое у него настроение, Сергей Матвеевич?

— Голос бодрый, я понял, что заявка Генштаба его в жар бросила, — отшутился Штеменко.

— Тогда буду ему звонить... — Василевский снял телефонную трубку «кремлёвки», набрал нужный номер.

— Николай Алексеевич, это я, Василевский. Слушаю вас! Вы, наверное, урезали мою заявку?

— Вот и не угадал, Александр Михайлович! — засмеялся Вознесенский. — В этот раз мы дадим вам всё, что просите. Цифры весьма велики, но у меня есть резервы. По секрету скажу вам, что товарищ Сталин интересовался вашей заявкой...