Жезл маршала. Василевский

Шолохов закурил. Его лицо стало задумчивым, в глазах появилась грусть. «Что-то в его душе колыхнулось», — подумал Александр Михайлович.

— Сколько было загублено казаков до войны! — снова заговорил Шолохов. — Сейчас бы их на фронт, убиенных казаков-донцов! Они бы дали фашистам жару, и я уверен, что появились бы новые Доваторы, Беловы, Плиевы. А кто в этом виноват?

— Хочешь сказать — Сталин? — насупился Василевский. Он неторопливо пыхтел трубкой, глядя, как вокруг керосиновой лампы колечками кружился дым.

— И его есть вина, Саша! — жёстко произнёс Шолохов. — Однако злейшим врагов казаков был Лев Троцкий, а ему подпевал Яков Свердлов.

Василевский вспомнил одну историю, которая приключилась с Шолоховым до войны в Кремле. Он спросил:

— Говорят, что с твоей помощью, Михаил, дончане приняли в казаки Сталина?

— Было такое, — улыбнулся в усы Шолохов. — Зимой тридцать шестого москвичи пригласили в гости казачий ансамбль, ну и я с ними за компанию поехал. Казаки преподнесли Иосифу Виссарионовичу донской румяный калач, по традиции, на вышитом девичьими руками рушнике. Вождь принял калач с улыбкой. «Жаль, что сам я не казак!» — сказал он. Тогда-то я и предложил своим землякам принять его в казаки.

— А что Иосиф Виссарионович?

— Согласился, но поставил нам условие: пусть это предложение обсудят казаки Дона на собраниях. Мы так и сделали. Проголосовали за вождя единодушно на всех хуторах, а протоколы собраний мы направили, как и полагалось, в Кремль...

Уезжал Шолохов на другой день. Вместе с Оскаром Кальвиным он зашёл к Василевскому проститься.

Шолохов, как заметил Василевский, был какой-то задумчивый. Сел на табуретку и даже не поднял на него глаза.

— Что загрустил, Миша? — ласково спросил Александр Михайлович, слегка коснувшись его плеча.

— Беда у меня, товарищ полководец... — глухо ответил Шолохов. — Когда приехал к вам, не хотел отвлекать тебя от важных дел, а теперь скажу... — Он помолчал. — Понимаешь, тяжёлая, до сердечной боли беда... Мать я похоронил... Во время вражеского налёта на станицу Вёшенскую её осколком бомбы сразило.

— Да, горе у тебя, Миша, большое, — посочувствовал ему Василевский. — Мать для каждого из нас святой человек... Но ты, Миша, не теряй бодрости духа. Бойцы ждут от тебя горячего слова со страниц газеты, призыва бить немчуру крепко и беспощадно.

(Позже Василевский прочёл в газете статью Шолохова «Наука ненависти», она потрясла его, и он невольно подумал о нем: «Какой талант, какая силища мысли!.. Вот оно, духовное оружие бойца!»)

На другой день утром Василевский и генерал Козлов намечали рубежи обороны. Неожиданно позвонил генерал армии Жуков.

— Как дела, дружище? — раздался в трубке его бас.

— У меня от твоего голоса даже сердечко трепыхнулось, — бодро отозвался Александр Михайлович. — Сражаемся, Георгий.

Жуков сказал, что проводит операцию в районе Погорелое Городище. Немцы понесли большие потери, и, чтобы остановить наступление войск Западного фронта, гитлеровское командование спешно бросило туда несколько дивизий, предназначавшихся ранее для развития наступления на Сталинградском и Кавказском направлениях.

— Как видишь, Саша, я тоже помогаю Сталинграду, — громко отозвался Жуков на другом конце провода. — Устал я чертовски, мне бы передохнуть малость. Тебе там тоже, наверное, несладко?

— Немцы напирают, — ответил Василевский. — Всё кругом горит, скоро нечем будет дышать.

— На днях мы с тобой повидаемся на сталинградских рубежах, — вдруг сказал Жуков. — Но когда точно, не знаю...

Жуков вышел из штаба и прищурил глаза — лучи солнца ударили ему в лицо. С утра накрапывал дождь, но поднялся ветер, развеял над полем тучи, и небо стало голубым-голубым, словно кто-то его нарисовал. На столе затрещал телефон, и он вернулся в штаб. Звонил Конев.

— Что тебе, Иван Степанович? — хмуро спросил Жуков и услышал в ответ, что бой на окраине села закончился, но выбить немцев из передних окопов не удалось. — Зачем ты мне об этом говоришь? Тебе дан приказ взять село, вот и соображай, как это сделать!

Зазвонил телефон ВЧ. Он снял трубку:

— Жуков слушает!

Это был Сталин. Поинтересовавшись положением на Западном фронте, он сказал, что Жукову надлежит срочно прибыть в Ставку.

— Оставьте за себя начальника штаба фронта генерала Соколовского, — произнёс Верховный. — Подумайте также, кого следует назначить вместо вас командующим Западным фронтом.

Георгий Константинович взглянул на генерала Соколовского.

— Ты всё слышал, Иван Данилович? Так что бери бразды правления фронтом в свои руки. Ясно?..

В Кремль Жуков прибыл поздно вечером. Столицу чёрным покрывалом накрыла ночь. На небе ни одной звёздочки. Пока ехали в Ставку, Георгий Константинович поспал в машине и теперь бодро шагнул в кабинет Верховного. Сталин о чём-то беседовал с Микояном. Увидев Жукова, он поздоровался с ним и сразу заговорил о ситуации, сложившейся на Северном Кавказе. На юге также плохи дела, немцы могут ворваться в Сталинград.

— Всё это меня очень волнует, — подчеркнул Сталин. — Государственный Комитет Обороны обсудил эту проблему. Решено назначить вас заместителем Верховного Главнокомандующего и направить в район Сталинграда. Там сейчас находятся Василевский, Маленков и Малышев. Малышев останется с вами, а Василевский должен вернуться в Ставку. Тут скопилась уйма дел. Посмотрите свежим глазом, что надлежит сделать, чтобы переломить ход боевых действий в нашу пользу. Когда сможете вылететь?

— Мне бы денёк поработать в Генштабе, чтобы уяснить сложившуюся там обстановку, если вы не возражаете, — бодро ответил Жуков.

— Хорошо, — повеселевшим голосом произнёс Сталин. Он близко подошёл к Жукову. Его лицо на какой-то миг будто закаменело. Стальным голосом он добавил: — Сталинград надо отстоять! Если немцам вдруг удастся захватить город, то юг страны они отрежут от центра. Вы это понимаете не хуже меня. Нельзя терять нам и Волгу, по которой большим потоком идут грузы с Кавказа, особенно нефть и бензин.

— Волга — наша важнейшая водная артерия, и её никак нельзя отдавать врагу, — подал голос Микоян.