Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Посреди зала стоит обычная витрина, музейная. На одной половине — боевые ордена и документы павшего молодого воина, на другой — раскрытый блокнотик. Скромный, небольшой — в развороте, и то на ладони поместится, с синими карандашными строчками. Краткая, как блокнотная запись, табличка: Дневник Тани Савичевой.

Танин блокнотик принадлежит Истории.

Борис, как и в прошлые разы, никак не мог оторваться от витрины с Таниным блокнотиком. Не сразу и заметил, что резко убавилось посетителей. Очевидно, временно прекратили впуск.

Вдруг в «палатку» вошла большая группа людей, штатских и военных. Экскурсовод,

круглолицая женщина с низким, хрипловатым голосом, рассказывала на английском языке. Борис скромно отошел в сторонку, стал наблюдать.

Самой главной в группе была, вне сомнения, высокая, худая дама с уложенными седыми волосами. Все обращались к ней с подчеркнутым уважением. «Английская королева, что ли?» — подумал Борис.

Дама склонилась над дневником Тани. Экскурсовод перевела ей содержание записей. «Королева» жалобно и беспомощно посмотрела на свиту и заплакала, как обыкновенная женщина, вытирая глаза шелковым платочком.

Потом все двинулись дальше, и тут им встретился на пути Борис Воронец.

— О! — изумленно воскликнул английский генерал, показывая на медаль «За оборону Ленин-града» на груди Бориса.

«Королева» тоже заинтересовалась.

— Леди Черчилл, — произнесла с твердым окончанием симпатичная переводчица, — спрашивает, за что тебя наградили и сколько тебе лет?

Борис не сробел, ответил с достоинством:

— Всю блокаду здесь. Всякие задания выполнял. Дежурил, «зажигалки» обезвреживал, людей из развалин помогал выручать. А лет мне пятнадцать. Почти.

Супруга премьер-министра Великобритании ласково коснулась плеча юного ленинградца. И остальные, чужие и наши, выразили Борису Воронцу свое глубокое почтение.

Таня. Вместо эпилога

Волнение моря определяют по шкале Бофорта, силу землетрясения — по Рихтеру. Существуют уровень радиации, процент жирности, степень напряжения, единица массы. Цифры характеризуют скорость и концентрацию, размеры и яркость, заряд элементарных частиц и мощность термоядерных взрывов. Наука с фантастической точностью математически анализирует явления и вещи. Но как, чем измерить страдание и горе, боль утрат и груз печалей?

Не знаю, никто не знает.

* * *

Шли, летели годы. У Михаила и Нины росли сыновья, но боль и безвинная вина за младшую сестру не покидала ни на день, ни на ночь. Судьба Тани оставалась неясной, разноречивы были и официальные бумаги. Неопределенность угнетает, но и поддерживает искру надежды.

Над дневником Тани Савичевой склоняли головы короли и президенты, маршалы и международные лауреаты, туристы и чрезвычайные полномочные послы, а судьба, судьба простой и несчастной девочки волновала лишь двоих оставшихся в живых Савичевых. И юных пионеров, «красных следопытов» Шатковского района Горьковской области.

В журнале «Огонек» напечатали в 1964 году фотокопии страничек блокадного дневника. И сказано было, что Таня Савичева до последнего часа находилась в Горьковской области, в Понетаевском детском доме инвалидов.

Прочитав об этом, учителя и ученики средней школы, которая после войны разместилась в бывшем инвалидном доме, решили выяснить, что сталось с ленинградкой.

К поиску подключились красные следопыты Красноборской и Шатковских школ.

Объявились свидетели, нашлось «Личное дело № 293 обеспечиваемого

инвалида Савичевой Татьяны Николаевны». Удачная находка стала источником ложных данных. Сразу, на титульном листе, — фальшь:

«Прибыла 7 марта 1944 года, убыла — год 1945».

Ни месяца, ни числа. Год и тот…

Хранилась в папке и копия официального ответа на запрос Нины Николаевны Савичевой. 1 августа 1944 года (запомним эту дату!) директор заверил: «Последнее время здоровье Тани получше, но сказать, что она поправляется, пожалуй, еще рано. Ясно одно: по заключению врачей ее жизнь вне опасности».

Красные следопыты обыскали чердаки и подвалы. И нашлась «Книга учета детей-инвалидов».

Против фамилии Тани Савичевой значилось: «Прибыла 7 марта, выбыла 23 мая 1944 года в Шатков-скую районную больницу».

Так добрались по следу до больничного архива, а там — конец:

«Татьяна Николаевна Савичева скончалась 1 июля1944 года. Диагноз — туберкулез кишок».

Она скончалась ровно за месяц до бодрой директорской отписки.

Оставалось невыясненным, где похоронена Таня.

* * *

Анна Михайловна Журкина, бывшая санитарка Шатковской районной больницы, никуда из родного поселка не уезжала, так и жила себе там, где всю войну. Она и думать не думала, что хранит важную тайну, что ленинградская девочка, которая умерла на ее руках, стала всемирно известной. Анна Михайловна испытала радость и смущение, когда к ней пришли ребята.

— Хорошо, что меня застали. Я да больничный конюх только и знали, где предана земле бедняжка, а конюха давно уже нет. Последняя я свидетельница.

Она повела красных следопытов на местное кладбище.

— С конюхом вдвоем и схоронили. Вот здесь. Нет, не путаю. Она одна из всех ленинградских ребятишек померла в Шатках. Под этим бугорком и лежит она, Таня, Савичева по фамилии.

А через год, в мае 1972-го, в Шатках был торжественно открыт памятник. На лицевой стороне красной кирпичной стены разрушенного дома барельеф девочки с бантом и отлитые в металле блокнотные странички.

И были в тот день в Шатках брат и сестра Тани, Михаил Николаевич и Нина Николаевна.

Увенчанный красной звездой памятник установлен в нескольких шагах от могилы Тани. Надгробная плита с бронзовым барельефом в голубой гранитной нише появилась десять лет спустя.

На это сооружение пошли трудовые деньги ребят, девушек и юношей не только из Горьковской области. Со всех концов страны шли переводы на счет Шатковского райкома комсомола. Из Ленинграда, Москвы, из Белоруссии и Украины, даже из Совета Министров РСФСР.

Сейчас в Шатках целый мемориальный комплекс «Никто не забыт, ничто не забыто». Возведен он не только на народные средства, но и добровольным народным трудом.

* * *

Имя Тани стало бессмертным. «Таня», «Дневник Тани Савичевой» неразрывно связаны с трагедией блокадного Ленинграда.

На Нюрнбергском процессе, в суде над военными преступниками, звучали чудовищные числа. За 900 дней беспримерной жестокой блокады

«Немцы сбросили на Ленинград 107 000 фугасных и зажигательных бомб,150 000 тяжелых артиллерийских снарядов».

Поделиться с друзьями: