Жилплощадь для фантаста

– Его студить нельзя. Надеюсь, ничего страшного?

– Ерунда одна. Все пройдет.
– Я огляделся и поздоровался со всеми другими присутствующими.

Здесь оказался Геннадий Федорович, шеф Артемия, которого я помнил еще по фирменному поезду. Один из "академиков". Тот самый, который никак не среагировал на мой клич: "Академики, в ресторацию!" Не нашел я тогда поддержки в его душе. Два незнакомых человека. Ну и, конечно, Афиноген Каранатович, вырядившийся как на свадьбу, но немного сумрачный и тихо взволнованный.

– Ну, все, кажется, собрались?
– спросил Геннадий Федорович.

– Все, - ответил Афиноген.

– Начнем?

– Сейчас... Одну минуточку, - попросил Афиноген и начал что-то искать. Я понял, что он отдает эту "минуточку" мне, чтобы я хоть немного поговорил с Артемием.

– Читал, Федор, читал твой роман, - сказал Мальцев.

– Повесть, Артемий, повесть.

– В рукописи-то был роман. Ведь это я был первым читателем "Фирменного поезда".

– Хорошо, что я его тогда тебе отдал. Ход получился. А сам бы я ничего не смог пробить.

– Ну, когда нами заинтересовалась наука, твой роман понадобился и как подробнейший протокол событий, что ли, в нашем поезде. Так что, как только ты его написал, так тут же, можно сказать, стал писателем.

– Не стал я еще писателем, Артемий... Ладно. Сам-то как живешь? Как Инга? Дети?

– Инга молодец. На повышенную, правда, уже не вытягивает, но все равно молодец. А дети растут. Сашка в третий класс ходит. Валентина в детский сад. А Мишеньку еще в ясли носим... О! Тут у нас такая история с квартирой была! Ошибка произошла. Но об этом коротко не рассказать. После поговорим. Крутимся, по правде говоря, как белки в колесе. Едва вырвался в Фомск.

Упоминание о квартире и ошибке с этой квартирой меня заинтересовало. Я уже точно знал, о чем напишу рассказ, название даже придумал: "Квартира площадью тридцать восемь кубических метров".

– Ты, Артемий, извини, - сказал я, - но все же как здесь-то оказался? В комиссии?

– Я уже говорил, что наши дороги переплелись навечно. С Иваном я буду полгода работать. Я ведь в Марграде ломаю голову над проблемой параллельных пространственно-временных миров. Это очень близко связано с темой Ивана и очень отдаленно, но все же имеет отношение к нуль-упаковке. Да и встретиться хотелось. И с Афиногеном Каранатовичем, и с Иваном, и со Степаном Матвеевичем. Ты-то с ними связь поддерживаешь?

– Редко, Артемий. Редко. Слышал, что Иван надеется как-то облегчить страдания Степана Матвеевича. Тот ведь так все и путешествует во времени...

– Знаю. Этим мы с Иваном и займемся. А ты-то, Федор, как в эту комиссию попал?

– Да нет. Я не в комиссии. Я просто. Афиноген Каранатович попросил прийти.

– В поезде ведь только Семен и Валерий Михайлович могли проникать сквозь нуль-упаковку. Неужели и у тебя получилось?

– Нет. Я не пробовал. Но зачем-то Афиногену Каранатовичу понадобился. Верю я, Артемий, в Афиногена Каранатовича. И в его открытие верю. В картины. Ты вот не видел... Я вообще в него верю.

– Ну, поговорили и хватит?
– спросил Геннадий Федорович.

– Не к спеху, - подал басом Афиноген.

– Нет, нет, давайте, - заторопился я.

– Итак, -тоном конферансье возвестил Мальцев.
– Нуль-упаковка!

– Скорее, нуль-прорисовка, -поправил его Афиноген.

– Как!
– воскликнул Геннадий Федорович.

– Уже нуль-прорисовка. А как же с нуль-упаковкой?

– В общем-то, это две разновидности одного и того же явления, объяснил Афиноген.
– И то и другое в экспериментах не повторяется. В этом вся и беда.

– Вот именно, - сказал один из членов комиссии.
– В науке основное для каждого феномена - повторяемость.

– Да, да, - подхватил другой.
– Вот и полтора года назад бились, бились с этой нуль-упаковкой, а ничего не нашли, хотя читали потом отчет о событиях в фирменном поезде "Фомич". Да ведь и в самом поезде эффект сначала был, а потом исчез!

– Ко времени моего прибытия, - подтвердил "академик", - феномен уже не наблюдался.

– Это не физический феномен, - сказал я.
– Это психофизический феномен.

– Вроде телепатии, что ли?
– не поверил первый член комиссии.

– Про телепатию ничего не могу сказать, - сообщил я.

– Лженаука!
– подтвердил Геннадий Федорович.
– Давайте ближе к делу.

Афиноген, как и вчера, отодвинул в сторону мольберт с холстом, не тронутым кистью. Все подошли поближе, стараясь, правда, не загораживать при этом свет. В стене сарая находилась дверь. Дверь как дверь. Коричневая, с косяками и стандартной ручкой. И даже номер был прибит: 137. Ничем не примечательная дверь, кроме одного: в дощатой стене этого сарая она была неуместна. Все молча смотрели на дверь, не прикасаясь к ней руками.

– Войти в нее надо, - сказал наконец Афиноген.

– Если надо - войдем, - пообещал Геннадий Федорович и взялся за ручку двери.

Но только никакой ручки двери здесь не было! Рука его схватила пустоту.

– Что такое?
– удивился Геннадий Федорович.
– Голографическое изображение?

– Нарисовано, нарисовано это, - отчего-то волнуясь, сказал я.
– Вы еще не видели картин Афиногена Каранатовича.

– Ну и что, что не видели?
– сказал один из членов комиссии.
– Картину от настоящей двери я еще могу отличить.
– Он тоже попытался открыть дверь.

И все другие по очереди провели опыт. Когда у всех не получилось, Афиноген взял дверь за косяки, легко оторвал ее от стены и развернул боком. Это действительно оказалось картиной, нарисованной в натуральную величину на холсте.

– Искусство, - сказал Мальцев.

– Да, несомненно. Но мы ведь здесь не ради искусства. У нас совсем другие задачи, - напомнил Геннадий Федорович.

Афиноген снова поставил картину таким образом, что она стала обычной дверью, и сказал:

– А вот Федор Михайлович войдет.

– Федя!
– испугался Артем.
– Ведь она сработана... э-э... нарисована...

– Я сейчас объясню,- начал Афиноген.
– За этой дверью расположена жилплощадь для писателя-фантаста Федора Михайловича Приклонова. Комната для его тещи, дочери, спальня-кабинет...

– Зал для приемов, - иронически вставил "академик".

– Нет, зала нет. Кухня и прочее. Я хочу, чтобы Федор Михайлович наконец получил возможность работать нормально. Может, ему и подарят настоящую квартиру, да только когда это будет, а ему уже сорок два года. Быстро время бежит.