Жить на свете стоит

Они поужинали в кафе напротив и поехали к Артему. По дороге он оживленно рассказывал что-то о дочери и словно не замечал, что Ника отрешенно смотрит в окно и даже не слышит того, о чем он говорит. Она думала о своем. О том, как теперь вести себя с Гавриленко, как быть сегодня с Артемом – вдруг он захочет провести с ней ночь, а она сама к этому совершенно не готова, да и уже до оскомины надоело все, что они делали в постели. О чем может идти речь, если Ника сама не раз предлагала заменить секс просмотром нового фильма, и Масленников соглашался, не выказывая недовольства? Скорее всего, сегодня будет то же самое…

– …и я ей сказал, что в конце августа отвезу ее на море, – долетела до Ники последняя фраза.

– Ты собираешься на море?

– Да. Обещал Алиске, что проведу с ней отпуск.

«Ну естественно! Она твоя дочь, у нее приоритет. Со мной проводить отпуск ты, естественно, не стремишься и даже не зовешь присоединиться к вам», – с досадой подумала Ника, но вслух ничего не сказала. К чему? Артем все равно не поймет ее претензий, он считает, что Ника не должна их выдвигать, должна довольствоваться тем, что он сам соизволит ей предложить. Она поняла вдруг, что устала от этого. Устала быть всегда второй, устала соперничать с ребенком за внимание Артема. Да, он хороший отец – но ей-то что с этого? Ей тоже хотелось быть для Артема не просто женщиной на выходные. Воскресный папа – это одно, а вот воскресный любовник – это нонсенс, кто сможет выдержать подобное долго? И Ника совершенно не желала такого. Мирилась несколько лет, но теперь устала. Наверное, просто появилось, с чем сравнить.

У подъезда Артем долго и педантично парковался, то и дело высовываясь из открытой двери и проверяя, как встали колеса. Раньше Ника не обращала внимания на такие мелочи, а сегодня поймала себя на том, что раздражается. «Мне нужно взять себя в руки, иначе вечер и ночь превратятся в ад».

Дома у Масленникова царила идеальная чистота. Для мужчины, уже несколько лет живущего в одиночестве, квартира была чересчур ухоженной и обжитой. Ника знала, что больше всего Артема бесят бардак, пыль и немытая посуда, он из себя выходил, если вдруг утром обнаруживал в раковине даже чайную ложку, не говоря уже о чашках и тарелках. Раньше это казалось смешным, теперь раздражало.

«Надо же, сегодня ключевое слово, характеризующее наши отношения, – «раздражает». Или я все усложняю? Может, нужно закрыть глаза и плыть по течению? Может, тогда все будет проще и легче? Как-то ведь я была с ним эти годы, не замечала всей этой ерунды, значит, могу? Почему тогда теперь мне так сложно? Потому, что есть Максим?»

– Ты чайку не хочешь, Белочка? – спросил Артем, сразу проходя в кухню и щелкая кнопкой чайника. – У меня есть отличный зеленый.

– Ты ведь знаешь, что я не пью зеленый!

Фраза прозвучала резковато и выглядела щелчком по носу, Ника почувствовала и сама, но Артем не отреагировал:

– Ты не сердись, я просто предложил. Разумеется, у меня есть и черный.

«Вот зачем я все сама обостряю? Тяжело чая выпить, что ли? Нет – надо обязательно с комментариями, да чтобы поядовитее».

Ника села за стол, подогнула под себя ногу и здоровой рукой подперла щеку, наблюдая за тем, как Артем заваривает чай в белом фарфоровом чайнике. Он любил простые, лаконичные вещи, поэтому посуда в его доме была без рисунков и всяческой позолоты, кухонный гарнитур – основательный, из натурального дуба, с резными дверцами шкафчиков. На стене в пространстве меж навесных шкафов была прикручена довольно большая ручная кофемолка, которую Артем привез из Германии. Нике раньше очень нравилось, просыпаясь у Масленникова субботним утром, слушать, как он шуршит зернами и потом варит кофе, чтобы принести на подносе в постель и выпить вместе с ней. Они подолгу валялись в кровати, потягивали кофе, болтали о пустяках. Но Ника не могла припомнить ни единого случая, когда бы они строили планы на совместное будущее. Почему-то именно сейчас это казалось особенно обидным.

Артем поставил перед ней чашку, подвинул вазочку с вишневым вареньем, которое Ника любила, сел напротив.

– Ты какая-то чужая стала, Белочка. Мы в последнее время так редко бываем вместе, а я никак не могу найти причину. Помоги мне!

Ника зажмурилась. Она ждала чего угодно, но не вот такого разговора, к которому оказалась не готова сейчас.

– Артем… я прошу тебя, давай не будем сегодня…

– Предлагаешь мне забыть, как вчера ушла из редакции в обнимку с денежным мешком, а потом не отвечала на звонки?

«Ну еще бы! Ты к этому и вел! Для того и затеял разговор, чтобы плавно вырулить на тему Гавриленко».

– Я предлагаю вообще не обсуждать это. Иначе мне придется наговорить кучу того, что вряд ли тебя обрадует.

Масленников вскочил, заходил нервно по кухне туда-сюда:

– Как ты можешь?! Ты сидишь в моей квартире и разглагольствуешь о своем любовнике! Откуда в тебе этот цинизм, Ника?!

– Я разглагольствую? Мне казалось, что это ты начал. И если уж на то пошло, могу уехать. Я не набивалась к тебе с ночевкой!

Ника тоже встала, но Артем мгновенно оказался рядом, обхватил ее руками и зашептал лихорадочно:

– Прости, прости… я идиот… не уходи, Ника, тебе же некуда идти. Ты не можешь быть одна, я должен быть рядом…

Он начал целовать ее в шею, в вырез футболки, взъерошивал волосы и все бормотал и бормотал о том, что ей некуда идти, словно старался убедить в этом и ее, и себя. Ника обессиленно молчала, подчинялась его рукам и уже не собиралась уходить. Дело было не в словах Артема. Она просто устала постоянно быть одна, устала бояться, устала…

– Я останусь, Тема, – проговорила она тихо, утыкаясь лбом в его плечо, – но не потому, что мне некуда… просто… ты не поймешь… Но я тебя очень прошу – не говори больше ни слова о Гавриленко, хорошо? Я просто не желаю это обсуждать – никогда.

Артем молча кивнул, но Ника почти физически чувствовала его несогласие, его острое желание говорить об этом, узнать правду. И она не могла понять, зачем ему эта правда, раз она сейчас здесь, с ним, в его доме.

«Мне нужно как-то сдерживать себя. Если я буду постоянно обращать внимание на каждую мелочь, то непременно сорвусь и устрою скандал. А это никому не нужно. Он вызвался помочь – так не буду мешать, подобное с Артемом случается очень редко».

Ника послушно последовала за ним в спальню и с удивлением обнаружила свой халат, который оставила в загородном доме Артема. Поймав ее вопросительный взгляд, он пояснил:

– Мне было одиноко без тебя, и я привез его сюда. Иллюзия присутствия, понимаешь?

– Это не иллюзия никакая, а просто банальный фетишизм, – улыбнулась Ника, теребя халат рукой.

– Пусть так.

Масленников удивил ее, вынув из комода комплект постельного белья и разворачиваясь, чтобы выйти из спальни.

– Ты куда?

– На диван. Я подумал, что тебе одной будет лучше. Спокойной ночи, Белочка. – Артем вышел и плотно закрыл за собой дверь.

Ника испытала облегчение и благодарность – не пришлось делать того, чего не хотелось, и инициатором оказался сам Артем. Она переоделась и, вынув из косметички зубную щетку, пошла в ванную. В кабинете Артема горела настольная лампа, сам он сидел за столом спиной к двери и увлеченно щелкал клавишами ноутбука, погрузившись в работу настолько, что даже не услышал Никиных шагов. «Ты смотри – прямо оторваться не может. Что же такое он там пишет?» – подумала она, входя в ванную.