Жить на свете стоит

Ника послушно ушла в уютную Иркину кухню, вспоминая, как еще раньше, в студенчестве, в родном Омске они часто собирались почти в такой же кухоньке у Ирины, пели песни, пили дешевую «Изабеллу» из картонных упаковок и до хрипоты спорили о кино, искусстве, поэзии. Учились они в разных институтах, но сумели не только не потерять связь друг с другом, но и сплотить свои студенческие компании.

– Ты чего?

Ирина чуть подтолкнула застывшую в дверях Нику в спину, и та обернулась:

– А? Да что-то вспомнила вдруг… не обращай внимания, я вообще в последнее время сама не своя. Как будто заблудилась и не могу выход найти. Вроде чувствую, что он есть, а не вижу.

– А он есть, – кивнула Ирина, усаживаясь на табуретку, – он всегда есть, Никуся, просто не всегда он тебе нравится.

Ника молча кивнула. Действительно, она ведь могла позвонить Гавриленко и выложить ему все. Вообще все – вплоть до того, что статьи под ее именем писал Артем. И тогда, если Гавриленко был причастен к творившемуся вокруг кошмару, это все разом могло и закончиться. Но… Где-то внутри себя Ника понимала, что не хочет двух вещей – подставить Артема и узнать, что Гавриленко… И она даже не могла определить, какая из этих вещей была для нее более неприятной.

– А твой Тема не задумался, – произнесла вдруг Ирина, и Ника, вздрогнув, осознала, что сказала что-то вслух, даже не заметив.

– Ты не понимаешь…

– Ой, иди ты к черту, Стахова! – взорвалась вдруг Ирина. – Нашлась тут святая великомученица Вероника! В жертву она себя приносит, прямо на алтарь судьбы плашмя кидается! Дура ты, вот что.

Ника понуро опустила голову, даже не подумав обидеться, потому что понимала – подруга права во всем.

У Ирины в кармане пальто зазвонил мобильный, она вышла в коридор и через минуту вернулась, держа трубку в руке. Выражение лица у нее при этом было такое брезгливое, словно по пути она наступила в грязь.

– Вот держи. Легок на помине. – Она сунула трубку в руку Нике и ушла.

Звонил Артем:

– Я подъехал и стою у подъезда, спускайся.

– Мне кажется, я ясно сказала – к тебе я не поеду.

– Прекрати, Ника! Я бросил все дела и приехал.

– И я теперь должна быть тебе благодарна по гроб жизни? Да если бы не ты и не твои идиотские статьи, вообще ничего бы не происходило!

– Ника! – Артем чуть повысил голос, и это окончательно разозлило Стахову:

– Не смей! Не смей никогда орать на меня, слышишь? Никогда!

– Успокойся! Я не ору, я пытаюсь достучаться до тебя, но ты никак не хочешь услышать! Я предлагаю тебе помощь, но ты, похоже, предпочитаешь получить ее в другом месте и от другого человека, да?

Этого Ника стерпеть уже не смогла.

– Ты… ты… низкий, мерзкий сплетник! – выдохнула она. – В чем ты обвиняешь меня? Помощь он предлагает! Надо было изначально не предлагать кучу неприятностей! И оставь свои намеки – там все совершенно не так, как ты себе нарисовал! Уезжай отсюда, немедленно уезжай и оставь меня в покое!

Она бросила трубку на стол и разрыдалась. Артем пытался перезвонить еще несколько раз, но Ника не отвечала, и он, видимо, остыл. В кухню неслышно вошла Ирина, обняла подругу за вздрагивающие от рыданий плечи, прижалась щекой к макушке:

– Ну что ты, рыжик? Не убивайся так, никто из них этого не стоит. Ты же у меня умница и красавица, а рыдаешь из-за побитого молью мужика с приданым в виде дочери и бывшей жены. Я тебя просто не узнаю, и мне обидно. Обидно за ту Нику, которую я знала. Она бы не стала вот так расползаться!

Ника подняла заплаканное лицо и проговорила:

– Я, наверное, все-таки его люблю, Ирка. И мне так больно, что он такой…

– Ника, да они почти все такие. Кого ни возьми…

– Да? Твой Иржи был другим.

– Мой Иржи оказался женат, – спокойно и даже равнодушно отозвалась Ирина, как будто не было за плечами почти семи лет счастливой жизни с пражским адвокатом.

Стахова даже перестала рыдать от неожиданной новости. У нее в голове не укладывалось – как такое могло случиться? Как могла Ирка, такая умная, прозорливая и умевшая предвидеть ситуацию на три шага вперед, попасть в положение любовницы? У нее всегда было на этот счет строгое табу – никаких женатиков, никаких встреч в его свободное время, никаких одиноких праздников и выходных. И вдруг…

– Ира… но… семь лет! – выдохнула Ника.

Ирина зацепила ногой табуретку под столом, выдернула ее и села, облокотившись на столешницу локтем.

– А вот так, Никуся. Семь лет этот красавец пудрил мне мозги так талантливо, что я даже не поверила, когда узнала.

– А… как ты узнала? – Ника уже забыла о собственных неприятностях, об уехавшем ни с чем Артеме, о загипсованной руке…

Ирина пожала плечами, дотянулась до электрического чайника и щелкнула кнопкой:

– Чайку попьем, хотели ведь. Как узнала… очень просто. Ко мне в галерею заявилась его жена с близнецами. И обе девочки, как ты догадываешься, оказались копией папеньки. Красивые такие пятилетние куколки.

– Но… как же… в смысле как ты не замечала? Ведь время…

– А он оказался очень талантливым прохвостом, Никуся. Его семья жила не в Праге, а в пригороде. И его поездки «к клиенту» были на самом деле визитами в семью. Они с женой сначала договорились, что у них вроде как открытый брак. А в какой-то момент она решила – нет уж, брак так брак, по полной программе. Вот и все.

Ирина встала и отошла к навесным шкафам, зачем-то открыла дверцы, заглянула внутрь, снова закрыла.

– Знаешь, – вдруг со слезами в голосе заговорила она, обернувшись к Нике, – мне никогда в жизни не было так мерзко, как в тот вечер, когда Иржи приехал домой. Никогда. Он не знал о визите своей жены, а я просто хотела посмотреть, как он станет выкручиваться. Лучше бы я этого не делала. Уходить нужно сразу – навсегда, резко, чтобы не было так больно.

– Ты сильная, Ирка, – медленно проговорила Ника, – ты взяла и ушла. А я не могу. Очень хочу, понимаю, что это неизбежно, а все равно не могу. Жалко прошлого, понимаешь?

Ирина вытерла навернувшиеся слезы, достала чашки и сахарницу.

– Нашла о чем пожалеть! Можно остаток жизни в этом ковыряться, в прекрасном прошлом, а тем временем мимо проплывет твое настоящее и будущее. И не заметишь даже. Уже не замечаешь.

– Ты о Гавриленко? – со вздохом спросила Ника. – Это бесперспективно, Ира. Кто он и кто я? Мы две разные планеты, и наши орбиты только чуть коснулись друг друга, но не больше.

– Ой, заговорило журналистское нутро! – отмахнулась подруга, наливая чай. – Планеты, орбиты… Ты не статью для глянца пишешь, а свою жизнь пытаешься устроить. Или я пытаюсь, уже не разберешь. Что тебя смущает в Гавриленко? Деньги? Власть? Рост двухметровый? Что?

– Он… другой, понимаешь?

– Да, не такой, как твой Артем. И это тебя смущает. Ты привыкла появляться по свистку, по зову – а тут наоборот. Зовешь ты – и он приходит, решает твои проблемы, а не навязывает собственные. Понимаешь? Не ноет о неприятностях с бывшей женой, не жалуется, что дочь в школе плохо учится. Он вообще тебя не парит ничем – наоборот, старается, чтобы твоя жизнь стала хоть немного легче и интереснее.