Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.

— Мой, товарищ министр. Могу гордиться. Иосиф Рыбак…

В шахтерском краю зарождались славные традиции: горняки каждой шахты словно бы усыновляли молодых ребят, потерявших родителей. Делалось все, чтобы и в общежитиях они чувствовали себя как дома. А рядом были их наставники — горняки — старожилы шахт. Нередко комендантами общежитий становились шахтеры-ветераны.

И вот минул год после освобождения Донбасса… Уже десятки шахт начали давать уголь, вступили в строй семь доменных печей, 23 мартена, 17 прокатных станов, 43 коксовых батареи.

Успехи восстановительных работ увлекали на самоотверженный труд не только шахтеров, но и металлургов, машиностроителей, тружеников сел Донбасса.

По крупицам восстанавливались героические страницы первого года войны. Так, легендой стал подвиг мастеров металла Мариуполя. Горком партии собрался обсуждать план обороны города, а немецкие танки ворвались на заводы. Захватив город, немцы попытались пустить промышленные предприятия, в том числе металлургический завод имени Ильича. Они обещали рабочим золотые горы. Когда уговоры не помогли, начали угрожать концлагерями. Ничто не могло сломить металлургов. Они не желали работать на оккупантов. Ценой больших усилий немцам удалось наладить три мартена из многих десятков и получить всего несколько тонн стали. Даже на один танк не хватило. Потом мартены были выведены из строя, завод замер.

В марте 1942 года фашистские палачи, схватив группу металлургов, публично расстреляли их. Зверская расправа не испугала, — наоборот, только ожесточила наших людей.

Через две недели после кровавой расправы над рабочими одного из палачей нашли мертвым на улице. Прошло несколько дней — и около театра прозвучали выстрелы комсомольца Пашука. Он пытался отомстить гестаповцам. Николай Пашук поплатился жизнью. Но на его место встали товарищи — 19-летний слесарь Саша Кравченко, ученик 41-й школы Вася Долгополов, брат Пашука Василий, его дядя Виктор Мамич. Они решили довести до конца дело, начатое павшим другом. Немцы схватили героев, их жестоко истязали в гестапо, затем казнили. Александр Кравченко, взойдя на помост, обратился к народу:

— Прощайте, товарищи! О нас не плачьте. Бейте фашистов!

Не удалось уберечь Макара Мазая. До войны этот сталевар был прославленным мастером своего дела. Он больше всех снимал стали с каждого квадратного метра мартена. Этому училась у него вся страна. Товарищи прятали, маскировали Макара от немцев. Но ищейки напали на след, схватили Мазая, приказали:

— Вари сталь. Она очень нужна нашему фюреру.

А Макар в ответ:

— Я умею сталь варить только для своего народа.

И Мазая фашисты казнили.

А когда город был освобожден, в мартеновский цех пришли сыновья тех, кого казнили немцы. И хотя цех искалечен был до неузнаваемости, вскоре же сформировалась первая восстановительная бригада.

— Тяжело будет, — заявили молодые металлурги. — Но уговор — назад не пятиться.

Наконец получена первая плавка, прокатан лист для танка. Какой праздник был в цехе! В числе первых заработала и девятая, мазаевская печь. На этом мартене дали отличный металл.

Но вот беда: домны, разрушенные войной, пока еще очень мало давали чугуна для мартенов. Приходилось печи загружать твердым чугуном, отчего снижалась производительность. Сталевары Михаил Куперин и его товарищи нашли путь повышения и этого показателя: начали плавить сталь скоростными методами — на полтора-два часа сокращали сроки получения металла…

Только на колхозных полях Донбасса не велись пока работы. Почему?

А дело в том, что на этих полях в период освобождения родной земли разгорались ожесточенные многодневные бои. Поля сплошь изрыты окопами и траншеями. А главное — они заминированы. Потому и трактор можно пускать только вслед за минером. И все же механизаторы села Григорьевка (колхоз имени XII партсъезда) решили освоить почти всю пашню. Нетронутыми оставили малодоступные участки, сплошь изрезанные траншеями. И горючее колхозники раздобыли. Петр Прокопенко, Шура Мягкая, Варвара Люлька, Маруся Емельяненко пошли с ведрами на недавние поля сражений и нацедили из баков подбитых танков не одну тонну горючего.

В Григорьевке и других селах интересовались:

— А как наша Паша Ангелина?

Все знали: весной 1942 года над Старобешевом показался самолет. Летчик разбросал листовки. Это было письмо первой советской трактористки Паши Ангелиной. Она сообщала, что живет и работает в Казахстане, все делает для фронта, для победы, мечтает быстрее вернуться в родной колхоз.

И вот мы в Старобешеве, в гостях у Паши Ангелиной. В комнате собрались все члены ее семьи. Пашина сестра Леля — тоже трактористка, как и жена брата — Екатерина Ангелина. Не хватает сестры Нади, она уехала с мужем в другую область и там возглавляет тракторную бригаду. Вместе с Надей уехал Пашин племянник — тракторист Виталий Ангелин.

— Всех родных и близких посадила на трактора, — улыбается Паша. — Так что будем с хлебом!

Кто-то заметил с нескрываемой тревогой:

— Только вот все машины старенькие, изношенные.

— Трактора плохие, — согласилась Паша. — Зато люди хорошие. Значит, будем с урожаем.

Как-то я приехал в Старобешево вечером. Попросил Пашу помочь мне устроиться с ночлегом.

Миновали райцентр, гостиницу, остановились около полевого вагончика бригады. Вошли в него. Такого порядка, чистоты ни в одной гостинице не увидишь.

Рано утром Паша хлопотала на бригадной кухне. Проверяла качество завтрака.

— И так каждый день, — заметил один тракторист. — Достается повару, если что не так. А уж за порядок спрос! И на работе не даст сачковать!

Тогда в колхозе, как и по всей стране, трактористы соревновались за количество вспаханных гектаров.

Паша собрала бригаду:

— Будем сражаться не за гектары, а за хлеб. У кого больше всех в амбаре хлеба, тот и герой. Кто больше всех соберет зерна, тот и победитель.

Новое в соревновании принесло плоды. Урожайность полей колхоза стала расти.

Донбасс быстро возрождался. Он обеспечивал фронт всем необходимым. Сбылись слова шахтерского поэта Павла Беспощадного:

Донбасс никто не ставил на колени, И никому поставить не дано!

Дмитрий Кедрин. Глухота

Война бетховенским пером Чудовищные ноты пишет. Ее октав железный гром Мертвец в гробу — и тот услышит! Но что за уши мне даны? Оглохший в громе этих схваток, Из всей симфонии войны Я слышу только плач солдаток.

Степан Щипачев. «Грозно грянула война…»

* * *

Грозно грянула война, Разлучила — не спросила. У скольких любовь она Первым ветром погасила. В прах — красивые слова! Но и так, конечно, было: Ждало сердце год и два, А на третий позабыло, Позабыло боль и сны. А ведь был еще за третьим И четвертый год войны. Где любовь былую встретим? Да, воистину светла Та любовь (был срок не краток), Что сквозь всю войну прошла С гордой строгостью солдаток.