Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Но что это? Не сон ли? Хозяйка вынимает из печи большой чугун с картошкой «в мундирах». Из чугуна идет пар — пахнет по-домашнему вареной картошкой. Солдаты молча переглядываются. С полатей на них смотрят пять пар детских глаз.
Хозяйка настойчиво угощает, и я уступаю ее просьбе. Солдаты быстро разбирают картошку.
Аппетитно пахнет горячей картошкой. Положенная на ладонь, она приятно обжигает, ее тепло проникает внутрь, и солдаты почему-то грустнеют. Может, вспоминают дом, оставленные семьи. Ведь картошку «в мундире» они не ели кто год, а кто и больше. На столе появляется вместительный чайник с кипятком. Заварки нет ни
Быстро проходит усталость. Но вот подана команда: выходи строиться!
Будто сговорившись, солдаты вынимают из вещмешков сахар и отдают хозяйке. К сахару добавляют толстые ржаные сухари. Хозяйка отказывается, но солдаты настаивают: бери, бери!
На полатях слышен шепот, возня. Наконец, не выдержав искушения, с полатей ловко спрыгивает на пол пятилетний карапуз. Прячась за юбку матери, он молча смотрит на солдат, на сахар. Он знает, что это такое, и терпеливо ждет и смотрит, как мать откалывает ему кусочек сахара, подсаживает на полати, не забыв оделить гостинцем и других своих детей.
На полатях за занавеской слышен хруст разгрызаемых сухарей, хруп сахара и счастливый детский смех. Поглядывая на полати, солдаты благодарят хозяйку за угощение, выходят во двор. Неизвестно, кто из них оставляет в углу лавки две банки тушенки, кусок сала и пять коробок спичек.
Провожая солдат, вся семья выстроилась у порога. На глазах хозяйки слезы, она вытирает их концом фартука.
Последним из хаты выхожу я.
За час привала ликвидирован суточный паек. Кухня будет только завтра. У солдат осталась лишь махорка. А раз есть курево — значит, все в порядке!
Я взглядом окидываю свой небольшой взвод. Вроде бы те же солдаты, но только сегодня, вот сейчас я понял: те и не те. Что-то очень важное, новое открылось для меня в них за минуты, что проведены ими в этой хате.
Солдаты идут к передовой. Впереди тяжелые, упорные бои.
Герой Советского Союза снайпер 21-й гвардейской стрелковой дивизии Михаил Иванович БУДЕНКОВ (город Меленки Владимирской области) пишет:
Михаил Буденков. Взрыв
В поле зрения моего участка — полуразрушенный дом. Траншея переднего края врага проходила в стороне от него. Дом же не подавал признаков жизни. Но почему-то именно это меня и беспокоило. Что могло быть в нем?
Как-то в солнечный день я заметил у стены дома горку пустых банок из-под консервов. Что под этим полуразрушенным зданием? А вскоре и решение созрело: надо поджечь дом. Продумал план своих действий, рассказал о нем своему другу, тоже снайперу, Василию Шкраблюку. Он одобрил мой замысел и согласился пойти со мной на операцию.
Ночью под прикрытием темноты выдвинулись в нейтральную зону и, насколько можно было, приблизились к дому. О своем плане мы, конечно, поставили в известность командира роты и договорились о возможном прикрытии нас.
Возле трубы разрушенной крыши я заметил большое количество мусора и хлама. Выбрав удобный момент, выстрелил разрывной пулей в кирпичную трубу. Ярко блеснул небольшой язычок пламени, а вскоре появился и дымок, который быстро распространялся по чердаку. Крыша вспыхнула. В это время неподалеку от горки консервных банок из-под земли появилась фигура гитлеровца. Он, видимо, хотел локализовать пожар, но моя пуля остановила
его.Вскоре весь дом был охвачен пламенем. И в это время раздался сильный взрыв. В воздух поднялся столб дыма и огня, полуразрушенный дом исчез, на его месте образовалась огромная воронка.
Все стало ясно: в подвале этого здания немцы разместили склад боеприпасов, а по соседству в хорошо замаскированном блиндаже располагались его хозяева, уничтоженные теперь силой взрыва.
Инвалид войны Дмитрий Герасимович СТЕБЛЮК из Краснодарского края рассказал трогательную историю, назвав ее
Дмитрий Стеблюк. Верность
В нашем полку 316-й стрелковой дивизии служила миловидная девушка Валя Зуева — санитарный инструктор роты. В этой же роте воевал и удалой солдат Саша Маслов. Их свела опаленная войной любовь.
Как-то разгорелся жаркий бой за районный центр Любар, что на Житомирщине. Фашистские корректировщики удачно разместились на куполе местного костела, направляя меткий артиллерийско-минометный огонь по нашим наступающим частям. Комбат Герой Советского Союза Филипп Моженко вызвал добровольцев, рискнувших бы уничтожить вражеских наблюдателей. Первым откликнулся Маслов. Он скрытно подобрался к костелу и меткой очередью из автомата снял фашистских корректировщиков. Но пуля немецкого снайпера настигла смельчака, когда он, взобравшись на вершину костела, подавал сигналы для наступления.
Валя в это время эвакуировала тяжелораненых бойцов в тыл, а когда вечером вернулась, узнала страшную весть. Всю ночь просидела она у изголовья любимого, расчесывая его волосы и приговаривая: «Мой родной Сашенька, зачем так рано покинул ты меня, ведь на днях мы вместе радовались тому, что у нас будет ребенок…»
…Через много лет мы, однополчане, вновь приехали на украинскую землю, чтобы отметить очередную годовщину освобождения Любарского района. Обратили внимание на седую женщину в траурном одеянии. Это была наша однополчанка Валентина Зуева. Припав к братской могиле, она шептала: «Милый Сашенька…»
А рядом стоял красивый мужчина в форме майора. Это был их сын, Александр Александрович. Обнявшись, оба плакали, не стесняясь окружающих, над могилой мужа и отца…
Валя, верная боевой молодости и любви к Саше, так и не вышла замуж, но прекрасного сына — защитника Родины — воспитала.
И в заключение нашей подборки — заметки ветерана войны из Самары Федора Михайловича КОЛЕСНИКОВА.
Федор Колесников. Не погасло солнце
Был боец Снетков в самом пекле, на полюсе мужества — в солдатском окопе. Под плотным автоматным огнем вместе с товарищами сдерживал натиск врага.
— Подвигов совершить не успел, — говорит он, — до Берлина не дошел…
Но мы-то знаем: не останови такие, как он, врага, не отмечали бы мы Победу в 45-м.
…Он помнит, как товарищ крикнул: «Ваня, граната!» Но взрыва не услышал, пламя обдало лицо. Сколько пролежал на мерзлой земле, сколько крови потерял, кто подобрал — этого он не знает. Очнулся в далеком тыловом госпитале на Урале. Почти сто дней был стиснут с головы до ног бинтами, не двигался. Ведь в том последнем для него бою на безымянной высоте Снетков лишился не только зрения, но и обеих рук…