Живая статуя
Шрифт:
— Не переживай так, Марсель. Он бы погубил тебя. Ты убежал от него вовремя, — попытался ободрить я его.
— Что? — художник поднял на меня удивленные, лучистые глаза. Какой искренний, по-детски наивный взгляд. Марсель, наверное, даже не подозревал, в какой опасности находился, общаясь с этим своим «ангелом».
— Ничего, — поспешно ответил я. — Сам не знаю, что говорю. Должно быть, слишком устал после долгих переездов.
Лучше солгать, чем травить до сих пор не зажившую рану. Марсель и так чувствовал себя одиноким и покинутым после своего побега, так зачем же лишний раз расстраивать его.
— Так пойдем со мной во дворец, и при первой же возможности я представлю тебя королю, — радушно предложил Марсель. — Вот увидишь, он замечательный, и он так красив, что даже моя кисть
— Ты смотришь на всех, как художник, заранее готовясь писать портрет, а я не могу забыть о собственных заботах и восхищаться чьей-то красотой. Прости, Марсель, но меня ждут дела.
— Тогда, до встречи, — Марсель крепко пожал мою руку, он был немного смущен и расстроен. — Во всяком случае, я рад, что мы встретились, пусть и ненадолго.
— А я рад, что ты сумел вырваться из-под его темной власти, — так же сердечно произнес я и тут же пожалел об этом. Кажется, я задел все ту же незаживающую рану. Марсель еще больше смутился и отвел взгляд.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — пролепетал он, испуганно, как ребенок. Неужели, он все еще во власти своего демона. Неужели прекрасный и порочный Эдвин до сих пор преследует его, ждет, притаившись где-то в ночи за окном, как и положено демону, и приказывает художнику вернуться назад, в роковые объятия темных сил.
— Я только хотел сказать, что ты правильно сделал, покинув Рошен. Там творится много странных и необъяснимых вещей, — сказал я. Если Марсель понятлив, то он догадается, что я имею в виду.
— Да, странностей там, действительно, много, — кивнул он. — Но и здесь их тоже не меньше.
Он обернулся через плечо, будто искал кого-то в толпе. Я тоже глянул в том направлении, куда он смотрел, и увидел на углу двух рыжеволосых, статных дам. Обе в зеленых бархатных нарядах, изумрудного цвета плащах и таких же зеленых полумасках, они сразу выделялись на фоне бесконечного потока прохожих. Люди куда-то шли, толкались, спешили, а они стояли неподвижно и тихо смеялись, будто никого, кроме них и нас, на площади вообще не существует.
— Это твои знакомые? — поинтересовался я у Марселя, мало ли с какими эксцентричными личностями он мог познакомиться при дворе. Эти дамы, явно, были одеты чересчур старомодно и вычурно, как иллюстрации из энциклопедии старинных мод.
— Ты тоже их видишь? — изумился Марсель.
— Да, конечно, вижу, — я снова посмотрел в ту сторону, но дам там уже не было.
— Они снова появятся, — предупредил Марсель. — Они не отстанут от меня до тех пор, пока я не напишу их портреты. Но разве можно писать портреты призраков?
— Что ты имеешь в виду? — насторожился я.
— Ничего особенного, — поспешно возразил Марсель, он, явно, не хотел сболтнуть чего-то лишнего и поэтому в дальнейшем старался быть немногословен. Мы также по-дружески попрощались. Марсель спешил во дворец, чтобы продолжить свои работы, и все же по его грустным глазам был заметно, что он тоскует по уединению на чердаке и визитам ангела. Блеск и богатство для него ничто, и он жаждет, чтобы судьба вернула ему его темную любовь. Мне хотелось предупредить его, лишь бы только он опять не свернул на гибельную тропу, но я побоялся быть навязчивым. Я надеялся, что Марсель сам поймет, что возвращаться к прежней жизни и пристрастиям равносильно гибели. Должен же он сам догадываться, что привязанность к проклятому созданию не повлечет за собой ничего, кроме боли, небесной кары и в итоге страшной смерти. Конечно, Марсель был настолько искренен и прекрасен, что даже демон мог бы рыдать о нем. Я был уверен, что дракон сейчас сокрушается о его потере и постарается всеми силами его вернуть. Я готов был снова похвалить Марселя за то, что у него хватило сил вырваться из обольстительных сетей зла и зажить нормальной жизнью в Виньене. Возможно, дракон был по-своему привязан к очередной жертве, вот только я не верил, что Эдвин хоть к кому-то может долгое время испытывать искренние чувства. Марсель был бы мертв, если б не сбежал. В Виньене он нашел свой успех, но, увы, даже после побега он не перестал грустить о том, от кого ему пришлось спасаться бегством.
— Желаю удачи, — кивнул я Марселю, хотя сомневался
в том, что в дальнейшем она ему нужна, он и так получил все, что мог.— И тебе также, — добродушно отозвался он. Знал бы он только о том, сколько у меня проблем. Даже самая большая удача не смогла бы помочь мне разом решить все.
Бархатный плащ Марселя ярким закатным багрянцем мелькнул в толпе, тонкая сильная рука художника легко поднялась в воздух, чтобы махнуть мне на прощание, и мой единственный знакомый скрылся из виду. Я снова остался один, среди незнакомых людей, с тяжестью на сердце и еще более тяжелой сумкой, где лежала всего-то одна колдовская книга и копошились бесплотные, но весьма беспокойные духи. Теперь они бойко обсуждали Марселя и высмеивали меня, так что пришлось шикнуть на них, велеть им замолчать на том странном древнем языке, который частично я уже успел освоить.
Я тут же опасливо огляделся по сторонам, чтобы проверить, не заинтересовался ли кто моим странным иностранным выговором и шипящими труднопроизносимыми словами, которые так сильно напоминали древние опасное заклинание не только для искушенного уха магов или сторонников инквизиции, но и для каждого случайного слушателя. Не послышится ли сейчас в толпе обвиняющих и гневных выкриков «колдун», не укажет ли кто-то на меня с требованием «схватить его», но прохожие на этот раз были заняты только собственными заботами. Никто не обратил внимания на иноземца, который шепчет собственной поклаже длинные, иноязычные слова.
Хорошо, что хоть на этот раз я не стал объектом всеобщего внимания. Как занятно, именно в тот момент, когда моих действий следовало опасаться, никто не заинтересовался мной, хотя до этого момента, когда я еще не смел произносить вслух пагубных колдовских слов и только сокрушался о том, что попал в ловушку колдовства, каждый доброхот считал своих долгом мешаться в мои дела.
Теперь люди обходили меня стороной, никто не задерживался рядом. Наконец-то все стали заняты собственными нуждами и не приставали к приезжему. Пора было и мне решить хотя бы часть собственных проблем. Подыскивать продающийся дом уже было поздно, так, что надо было добрести хотя бы до первого постоялого двора, пока еще не слишком стемнело. Но по дороге, которую я выбрал, как назло, не попадалось ни одной гостиницы или даже таверны, одни жилые дома. Ночь уже начала опускаться на город, а я видел только мириады светящихся окон и ни одной красочной гостиничной вывески. Так я и бродил, пока одно здание не привлекло моего внимания. Я заинтересовался им даже не потому, что оно было единственным запущенным домом во всей Виньене, а потому, что даже в такой мороз его стены обвивал настоящий зеленый плющ, а меж камней и разбитых щелей нижних окон рос чертополох. Плющ вился, как одно большое живое существо, забирался в разбитые окна, обвивал карнизы и фронтоны, и весь дом казался уродливым мифическим чудовищем, не известно почему уснувшим на века прямо на окраине оживленной улицы.
Типичная гостиничная вывеска над дверью также была обвита растением, как виньеткой. Надписи было разобрать практически невозможно, но уже один тот факт, что вывеска была, зазывно сообщал о том, что этот дом открыт для посетителей.
Плющ фестонами обвился вокруг порога и дверного косяка. Я сомневался, сможет ли дверь хотя бы приоткрыться, но она широко распахнулась еще до того, как я коснулся дверного молотка. Где-то в глубине темного помещения быстро вспыхнула лампада, освещая скудную обстановку и бледное лицо того, кто неуловимо быстро возник на пороге, словно материализовался прямо из пустоты.
— Зачем ты пришел? — без промедления спросил худой, чуть ли не истощенный молодой человек. В шелковой рубашке с манжетами и вышитых атласных панталонах, он, словно сошел с картины прошедших столетий, и выглядел бы приятно, даже привлекательно, если бы не изнуренный, печальный вид и не усталость в глазах, под которыми залегли темные круги. Он выглядел так, будто некий тайный вампир выпил из него все жизненные силы, но не стал убивать до конца.
Вопрос, которым встретил меня незнакомец, в других устах прозвучал бы далеко не любезно, но на этот раз был произнесен таким тихим обессиленным голосом, что за оскорбление его принимать простаки было нельзя.