Живая статуя

— Вы же этого не сделаете, — умоляюще прошептал я, но взывать к его милосердию было бесполезно. Нельзя усовестить того, у кого совести нет. Мне оставалось только стоять и смотреть, как растворяются в темноте, начертанные дымом письмена, и пламя медленно, играя, то приближается, то отдаляется от досок. Все, что я видел, напоминало какой-то ритуал.

Когда костер, наконец, вспыхнул, я почувствовал, что снова свободен. Мой наставник, кем бы он ни был, все-таки отпустил мое запястье. Потрескивающие под огнем обломки досок его сейчас занимали, куда больше, чем судьба опекаемого.

— Смотри, как сгорит Виньена, — крикнул он мне, злобно и торжествующе. — Разве ты не благодарен мне, актер, за то, что я привел тебя посмотреть на настоящее представление?

— Благодарен? — я в ярости сжал кулаки. — За что мне вас благодарить.

— Хотя бы за этот грандиозный огненный спектакль, — откликнулся он откуда-то с другой стороны разгорающегося костра. — Ты играл в жалком бродячем театре, среди бутафории и подделок, а теперь посмотри на театр жизни. Здесь все по-настоящему. Дракон устраивал только реальные пожары и теперь, не сомневайся, с достоинством встретит свой последний костер.

— Дракон! Дракон! — гневно выкрикнул я. — Перестаньте морочить мне голову, упоминая о нем, при каждом несчастье. Все, что было в моей жизни плохого, проистекало не от дракона, а от вас.

Я сжал кулаки, так что ногти впились в ладони, но вместо того, чтобы кидаться в бессмысленное сражение со стеной огня, развернулся на каблуках и направился прочь.

— Значит, дракон не сделал тебе ничего плохого? — спросил уже далеко не беспечный голос у меня за спиной. — А как же смерть Даниэллы и ее низменное существование в мире смерти. По вине дракона твоя сестра стала падшей и проклятой.

— А вам-то какое дело до меня и до моей сестры? — я резко обернулся, дым, столбом валивший от костра въедался в глаза и заставлял их слезиться, но я все равно видел, как высокая фигура в лохмотьях с невероятной скоростью мечется вокруг костра, словно подгоняя огонь, заставляя его гореть быстрее и яростнее.

— Было бы вам дело до всех моих несчастий, если бы не личная выгода? — теперь уже я стал наступать на него с обвинениями, и это мне понравилось. Я ощутил себя сильным уже оттого, что не позволяю ему больше собой помыкать.

— Что ты имеешь в виду, глупец? Где твоя благодарность за помощь…

— Некого благодарить, — возразил я. — Вы мне не наставник, а дьявол, который, завладев душами всех моих предков, решил заманить в тенета и меня.

— Даже если так, ты уже ничего не сможешь изменить.

Дым и огненный ветер донесли до меня короткий, но пугающий взрыв хохота, а потом тишину пронзил дикий, непонятный припев. Слова доносились до слуха, но оставались непонятными, а фигура в лохмотьях, как ни в чем не бывало, начала приплясывать вокруг уже сильно разгоревшегося костра.

— Прекратите! — потребовал я, хотя знал, что моего приказа никто не послушается. Это я здесь подчиненный, а не он. Я мог только наблюдать за тем, как долговязый, вроде бы неуклюжий силуэт с необычайной ловкостью выплясывает вокруг пламени, но смотреть на это мне совсем не хотелось, а уйти я просто никуда не мог. Если костер не потушить, то весь город вспыхнет, а как его потушишь, если пламя уже яростно взвивается к небесам и тонкой змейкой бежит к близстоящим зданиям.

Я отвернулся, чтобы не видеть безумную пляску смерти. Некто в лохмотьях теперь напоминал мне тролля, колдующего над огнем. Все происходящее и было бы похоже на сон, если бы последствия не казались столь сокрушающими. Жар от огня нестерпимо жег мне кожу. На лбу выступил пот, одежда стала слишком тяжела и мешала. Даже в самый знойный день не бывает так душно. Я, как будто, очутился в раскаленной печи, и чья-то рука уже задвинула заслон. Спасения не было.

— А как же мы сами выберемся из огня? — я только сейчас осознал до конца всю безвыходность положения. Огонь, разбегающийся по площади, даже нам самим отрезал пути к отступлению. Мы сами оказались в ловушке, а поджигатель, чувствуя мой страх, только хихикал и продолжал плясать у огня, будто был уверен, что в самый последний миг сможет распластать свои отрепья, как крылья, и улететь.

— Не волнуйся так, Батист, — послышалась очередная насмешка. — Лицо тебе, конечно, немного обожжет, но ведь для чего-то же сделаны маски, поверь уже искушенному, их носят даже в резиденции фей. Только вот они это делают развлечения ради, а тебе, как пострадавшему, маска станет на самом деле необходима. Ну, не сетуй на судьбу, пройдет пара веков и, если будешь прилежным учеником и добросовестным слугой, то я заставлю кого-нибудь тебя исцелить.

— Исцелить? — пораженно переспросил я и прикрыл лицо ладонями. Перспектива ходить с ожогами меня, как и любого нормального человека, ничуть не прельщала. В отличие от моего наставника, я пока что не стал ни демоном, ни безумцем и вовсе не хотел отпугивать от себя всех ужасающим изуродованным ликом.

— А целый город поднять из пепла вы сможете? — с сарказмом осведомился я, но он не ответил. Его круглая голова, затененная широкими полями шляпы, как ореолом тьмы, неожиданно обратилась к дворцу, к яркому золотистому свету, вспыхнувшему в одном из верхних окон. Этот свет был даже ярче, чем целая лавина огня.

Во дворце уже царил переполох. Я понял это по взволнованным крикам, долетавшим оттуда, топанью ног и бряцанью оружия. Только вот суматоха привлекала куда меньше внимания, чем ослепительный золотой силуэт, возникший по другую сторону окна. Я присмотрелся, это был крылатый силуэт. Худая, но сильная рука, откинув манжету, поднялась вверх. Мне казалось, что пальцы сейчас сожмутся в кулак или погрозят, но они всего лишь прижались к стеклу, словно этот простой жест пытался передать слова: «остановись, безумец». И пляшущий поджигатель у огромного полыхающего костра тут же остановился, надвинул свою черную широкополую шляпу пониже на лоб, как делают те, кто при встрече с давними врагами хотят остаться не узнанными.

— Проклятие! — процедил он сквозь зубы и беспомощно оглянулся на затухающие огни в конце площади.

Я тоже огляделся по сторонам и понял, что огонь перестал тянуться за новой пищей, отвоевывать территорию и лизать стены домов, будто кто-то поставил перед жадными языками пламени невидимую преграду.

Костер на площади тоже стал ощутимо меньше. Огонь, как будто лишился и пищи, и кислорода и возможности разгораться дальше. Кто-то запретил огненной стихии полыхать, и она подчинилась.

Я был так удивлен своими наблюдениями и чудесами, творившимися вокруг, что не сразу почувствовал, как чьи-то сильные руки в латных рукавицах довольно грубо схватили меня.

Стражники прибежали быстрее, чем можно было рассчитывать. Я даже не успел сообразить, в чем дело, а уже был схвачен. Можно было, конечно, крикнуть, что это не я, а тот другой, что стоит у костра, устроил пожар, но его-то как раз уже и не было. Бесполезно было искать моего, то ли наставника, то ли злоумышленника, он, как джинн, растворился в пламени, которое сам же и вызвал, оставив меня разбираться с разъяренной охраной. Единственным, кого можно было в чем-то обвинить, стал я. Было слышно, как стражники за моей спиной недоуменно переговариваются.