Живой товар

– Что-то вы путаете. Не писала я никаких писем. Может, это Исмаил писал за меня?

– В том-то и дело, что не Исмаил. И писали их не там, а здесь. Я это сумела выяснить, и мне теперь самой страшно: если кто-то узнает, что я доискалась, то мне несдобровать. А уж вам - точно. Я еще, может быть, в тени останусь, кроме вас об этих письмах я только одному человеку говорила, надежному... моему другу... А вас они в любом случае в покое не оставят. И хорошо, если только пугать будут...

Вот теперь я села. Ну, то я так просто сидела, а тут будтовыдернули из меня все подпорки. То я так, вообще, опасалась, что у Исмаила руки длинные, а тут она факты конкретные выкладывает - и сама трусится, я уж за этот год научилась видеть, когда человек по-настоящему боится, особенно баба.

Затянулась пару раз сигаретой поглубже - не отпускает. Встала кое-как, поглядела у мамульки в серванте, нашла коньяк недопитый. Глотнула из горла, подумала - наверное, этой Асе тоже не помешает. Взяла две рюмки, отнесла. Села, налила.

– Слушай, Ася, - говорю, - это ты точно сказала, что не оставят в покое, я знаю. Знаю, что будут угрожать. Знаю, что попытаются заставить молчать. Уже начали...

Короче, рассказала я ей о нападении на шоссе. Стала рассказывать - и снова все перед глазами, как на видео, все я, оказывается, запомнила. Даже марку машины, ну той, которая поперек дороги стояла.

Ася эта слушает, глаз с меня не сводит - и чем дальше я говорю, тем в этих глазах страху больше. А мне и без неё жутко, не каждый день у тебя на глазах людей убивают - а тем более, оказывается, из-за меня.

И её тоже здорово пробрало - сидеть не может, вскочила, мечется по комнате туда-сюда.

– Вот что, Ира...
– говорит наконец - и снова замолчала.

И я молчу. Рассказывать закончила - а дальше в голове пусто, один только страх.

– Скажите, Ира, вы все точно запомнили? И машину, и людей?

– Как живое все вижу.

– Ну, тогда нам разговоры разговаривать некогда. Я-то извиниться пришла, предупредить на всякий случай... А сейчас, вижу, не предупреждать вас надо, а спасать.

– От кого?

– А от тех самых, кто напал.

– А ребята, которые меня привезли, говорили, это просто грабеж. И они ж их постреляли...

– Но ведь не всех троих?

– Ну да, того, возле "мерседеса", капитан только головой об асфальт приложил...

– А хоть бы и всех - кто-то ведь их послал?

– Ну тогда мне кранты. Раньше или позже они сюда придут... А, хрен с ними, пускай приходят. На черта мне эта жизнь теперь? Сама себе все перегадила...

– Прекрати глупости говорить, я тебя спрячу!

Я на неё только уставилась - с чего вдруг ей меня прятать?Своих неприятностей мало? Потом начинаю соображать: пока меня не нашли и я молчу, так и до неё не доберутся, теперь ведь, когда она мне про письма рассказала, я, если заговорю, так и её заложу с потрохами...

А она, оказывается, мое молчание иначе поняла, говорит:

– Да, я понимаю, вы мне не доверяете. Наверное, у вас есть для этого основания. Тогда, пожалуйста, хоть совет мой послушайте - как можно быстрее исчезайте из дому. Куда угодно, к кому-нибудь из подружек, приятелей, знакомых. На квартиру, на дачу или в другой город... Только поскорее...

Вздохнула я.

– Ася, - говорю, - вы меня не так поняли. Доверяю я вам - просто деваться мне некуда. К друзьям? Я даже не знаю, кто за этот год куда делся... И не те друзья у меня были, к кому попроситься можно...

– Ну, тогда решено - я этим займусь сама!

* * *

После истории, которую она мне рассказала, я несколько минут сидела, просто ничего не соображая. И даже машина: "мерседес", темный. Мы все - вся "Татьяна" - знали, как Мюллер обихаживал свою тачку! И внешность его она точно описала, и этих двоих...

Очень это было похоже на нашего начальника охраны - он всегда все сам делает. Его ребята - только на подхвате. Значит, Манохин уже в курсе... Тошно мне стало и неуютно: не знаю, как генеральный, но Мюллер - очень решительный и серьезный мужчина.

Я набрала служебный телефон Колесникова. Но, увы, его голосом мне ответил автоответчик - нет, значит, Димы на месте... Вот черт!

Думай, Ася... Кто её ещё приютить сможет? Где её спрятать, на какой даче?

О! Дача! Наша собственная - родные тринадцать соток и халабудка. Но вода там есть, до магазина - пять минут пешком. И кто будет искать опасного свидетеля в полузаброшенной деревне с несерьезным названием Квочки?

Значит, надо маме звонить.

– Ира, вы не забыли, как огород полоть?

– Какой огород?

– Здешний, местный! Сейчас я вас там упрячу. Но там надо создать видимость прополки.

– Можно.

Я набрала ещё один номер. Мама почти сразу сняла трубку.

– Алло, мам, это я! Как вы там?

– Асенька, как хорошо, что ты позвонила! Завтра обязательно на участок ехать надо, а у папы радикулит.

– А Алька что же?

– Твой ненаглядный братец вместе с очередной...
– мама помедлила, прежде чем выбрать подходящий термин, - ...дурой укатил вчера в Крым солнышка им, видите ли, захотелось!

Когда мама в таком тоне говорит обо мне или Олеге, лучше всего её переключать на какую-то другую, более безопасную тему.

– Хорошо, мам, я поеду, только сейчас с подружкой созвонюсь.

– Асенька, а как же вы там сами будете?

– Не волнуйся. Подружка что-нибудь придумает.

– Ну ладно. Ты за ключами вечером заедешь?

– Нет. Меня сегодня рано отпустили. Через час могу быть у тебя.

– Хорошо, доченька, приезжай. Только купи папе по дороге "Випросал".

– Ладно. Целую. До встречи.

Я положила трубку.

– Ну вот, Ира, мы с вами едем собирать колорадского жука.

Она улыбнулась чуть грустно:

– А я уж про такое напрочь забыла...

– Я сейчас поеду к своим родителям. Они на Петровском поле живут. Примерно в час уложусь. На обратную дорогу тоже час. Ну и там - ценные указания выслушать. В общем, за три часа постараюсь управиться. Сейчас час дня. Значит, буду у вас где-то между половиной четвертого и четырьмя. Соберитесь - зубная щетка, джинсы, удобные тапочки, в общем, все для дачи... да, купальник не забудьте - и ждите меня. Не волнуйтесь.