Живой

Заскрежетало переговорное устройство, и кто-то из чистых прохрипел:

– Игра окончена. Просто открой люк и сними противогаз. Тогда обещаю не тронуть людей на твоей базе. Узнать, где она находится, не составит труда.

– Я солгал, – через силу ответил Андрей, не открывая глаз. – Нет никакой базы. Я одиночка и очень хочу жить.

Он был уверен, что чистые не станут разыскивать базу и мстить детям. Им не нужны сложности, им нужен он один.

– Ты будешь жить. Мало того, у тебя есть возможность спасти человечество…

Андрей попытался рассмеяться, получилось жалкое кваканье:

– Чем? Да я мутирую завтра-послезавтра! Кстати, насчет сыворотки…

– Она есть, – с готовностью ответил чистый. – Мы отвезем ее твоим людям, если ты согласишься сотрудничать.

– Ложь. Наглая, дешевая ложь, – заплетающимся языком пробормотал Андрей, теперь уверенный, что сыворотки не существует. Думать было адски тяжело, словно он ворочал в голове многотонные глыбы.

Перед глазами расползались разноцветные круги, тело стало непослушным, объемным, будто его выпотрошили и набили ватой. Он приложил руки к щекам. То ли вдохнул слишком много газа, то ли повредил противогаз, когда стаскивал с чистого…

Бороться с усталостью не осталось сил. От того, что танк крутился, Андрея жутко тошнило. Пришлось останавливать машину. С третьего раза он попал по кнопкам. Полегчало, рвотные позывы прекратились, зато сил не осталось вообще. Он уронил голову на руки, сложенные на щитке приборов, закрыл глаза, и наступила темнота.

Когда он очнулся, перед глазами была голова чистого в противогазе. Три головы. Они то соединялись в одну, то разбегались и вертелись по кругу.

– Сву-олуочь, – проговорил чистый гулким нечеловеческим голосом и ударил под дых.

Боли Андрей не ощущал, он чувствовал только, что слабеет. Перед тем как потерять сознание, он увидел тезку без противогаза. Это был рыжий круглолицый парень со встрепанными волосами, совсем еще ребенок. Видимо, он раньше пришел в сознание и впустил боевых товарищей. Чистый в противогазе пытался утешить убитого горем парня.

Еще удар, и наступила темнота. Постепенно отдаляясь, голоса чистых стихли.

Глава 13 Лаборатория

Второй раз Андрей очнулся, лежа носом в бетон. Ощущение было, будто над головой носится эскадрилья вертолетов. Тошнило, каждый вдох пульсировал болью в голове. Казалось, он весь – оголенный нерв. Мысли носились туда-сюда роем встревоженных пчел.

Память возвращалась медленно. Так же медленно выплывает луна из-за горизонта… Прожектор, больно глазам. Громкоговоритель. Вместо чистого Кирилла – некто Андрей, сквозь резину проступает его лицо: пухлые щеки, вздернутый нос с россыпью веснушек, рыжие волосы торчком. Искаженный восприятием голос: «Свуо-луочь».

Андрей захотел поднять голову, чтоб осмотреться и понять, где он, но движение вызвало приступ рвоты, и его вывернуло прямо на пол. Благо желудок был пустой. Второй раз он поднял голову медленно, сфокусировал взгляд, чтоб предметы интерьера не разбегались: бетонный пол, серые стены и потолок. Туалет за белой клеенкой. Точнее, дырка в полу, как в тюрьме. Койка с белым бельем. Вместо одной из стен – решетка.

Что за пределами клетки, Андрей не разглядел: не получалось смотреть вдаль, слезы катились. Он закашлялся, встал на четвереньки и тихонько, без резких движений пополз к кровати. Путь от середины комнаты казался бесконечным. Он отлежал бок, теперь кровоток восстановился, и левую ногу будто отреза`ли тупой пилой. Правая, укушенная, ныла. Пока он валялся без сознания, чистые ее перевязали, рану обработали.

Кое-как взобравшись на койку, Андрей отвернулся к стене и некоторое время лежал без движения, неспособный думать. Сколько прошло времени, он не мог и предположить. Звенела тишина, трещала люминесцентная лампа, дающая тусклый свет. Усталость по-прежнему блокировала мысли.

Потому что если осознать правду, можно взвыть волком. «Собака выла всю ночь под окном, мы все прекрасно знаем, что случается потом» [1] . Все-таки Андрей правильно предчувствовал беду: он не вернется не потому, что мутирует или его убьют. Ему, можно сказать, дарована жизнь вечная. Он – редкий счастливец, которому завидуют и чистые, потому что он может ходить по земле, дышать полной грудью, и зараженные, ведь он будет жить в четыре раза дольше них.

Если чистые, конечно, не ошибаются. Тогда проще. Тогда он мутирует в течение года-двух и не будет мучиться. Интересно, сколько прошло времени? Сейчас день или ночь? Покачиваясь, он встал и на ватных ногах, держась за стенку, обошел камеру и только сейчас заметил, что на нем под курткой – смирительная рубашка с закатанными рукавами.

1

Слова из песни группы «Чиж и Ко».

Остановился, вцепившись в решетку, сунул лицо между прутьями, чтобы понять, что за пределами клетки. Зрение еще не восстановилось, и стоило посмотреть вдаль, как начинали слезиться глаза. Помещение прямоугольное, площадью где-то двести квадратных метров. Напротив камеры – такие же клетки, но кровати там не застелены. Вроде на одной кто-то спит. Или мерещится и это груда тряпья. А вот в углу камеры спал обитатель. Свернувшись калачиком. На полу, как собака. Будто почувствовав взгляд Андрея, человек поднял косматую голову, оскалился, вскочил и бросился на прутья, попытался их расшатать, как это делают обезьяны. Он рычал, выл, издавал нечленораздельные звуки, клацал зубами. Покрытый белесым пухом мутант был самцом.

Куча тряпья тоже зашевелилась. Значит, и в той камере есть жилец. Русоволосая девушка в холщовой робе. Сколько ей лет, отсюда не разглядеть. Прошлась по камере, вскинула голову и проговорила:

– Эй, ты, за решеткой. Ты нормальный?

Ее голос будто увязал в вате и назойливом звоне. Андрей потряс головой и ответил:

– Это смотря как посмотреть. Был бы совсем нормальным – они мной бы не, – он сжал виски, собственный голос казался чужим, – не заинтересовались. Я Андрей, а ты?

Девушка тоже подошла к решетке. До нее было метров десять, но лица разглядеть не получалось.

– Лина. Я здесь уже месяц, наверно. Со счету сбилась. Думала, с ума сойду, даже поговорить не с кем… Плохо радоваться чужому горю, но я счастлива, что теперь появился ты.

Андрей скрипнул зубами, но промолчал. Вернулся, сел на койку, подпер голову руками, облокотившись о колени:

– Меня загребли за то, что долго живу. А тебя?

– Не знаю. – Она тоже села на койку. – Просто не повезло.

Андрей ощупал себя, скривился, когда надавил на ребра справа, задрал рубашку: огромная гематома, ребра вроде целы. Закатал рукав, обнаружил синяк на локтевом сгибе. Значит, кровь все-таки взяли. И что они пытаются выяснить? Есть ли в крови вирус? Есть, конечно.

Интересно было бы посмотреть, как устроен бункер, но, понятное дело, этого ему никто не позволит, чтобы инфекция не просочилась. Он, скорее всего, в помещении вне бункера, и лаборатория, где работают с зараженными, тоже отдельно. Андрей обратился к девушке: