Живые консоли

– Это достоинство, – неожиданно вступился за него Дюгем. – Уважаемый эксперт Гномм далек от экономических аспектов производства. Гораздо выгоднее использовать уже наработанные схемы, чем выдумывать новые.

Норберт лишь хмыкнул, но промолчал, давая понять, что отступил – но временно.

– Выигрыш от применения постоянных электродов заключается в том, что мы получаем доступ к наиболее трудноуловимым, или «плавающим» точкам мозга. Уверенно выявить их за время минутной инсталляции невозможно. Это так называемые эмоциональные центры, рассеянные по коре мозга – эйфории, печали, гнева, скорби, страха и так далее. Микронная ошибка в наведении разрушаемого электрода неизбежно приведет к искажению восприятия образов и явлений. Скажем, смерть друга воспримется как удача, и так далее. Следовательно, программное регулирование эмоционального состояния человека исключается. То есть производители консолей целиком положились в этом вопросе либо на химию, либо на естественные мозговые процессы. Моя же инсталляция, поскольку не связана жесткими временными рамками, точно привяжет электроды к эмоциональным центрам коры. В любой момент человек чисто программным способом сможет вызвать у себя, скажем, состояние эйфории или сексуального удовлетворения. Наблюдая печальное явление, от которого нельзя изолироваться, он легко симулирует скорбь…

Тима увлекся и говорил с заметным воодушевлением, а его слушатели, будто прикованные к креслам, молча внимали ему. Даже скептицизм на физиономии Гномма ненадолго сменился удивлением.

– Как вы собираетесь организовать бесперебойный синтез медиаторов? – неожиданно встрял эксперт, чем прервал вдохновенную тираду изобретателя. – Надеюсь, вы понимаете, что одних лишь естественных «запасов» мозга для такой бурной, требующей расхода энергии деятельности вам, скорее всего, будет мало?

К этому вопросу Тима был не готов, и весь его запал внезапно исчез. «Неужели я чего-то не знаю? – сумбурно заметалась в голове изобретателя. – Корпоративные лаборатории не сразу публикуют результаты на общедоступных узлах…»

– Но ведь не обязательно все время «давить на педаль» эйфории, – пробормотал он. – Можно внести в процедуру ограничение по времени воздействия на корковые центры. Пока естественный химический баланс мозга не восстановится…

Гномм с торжествующим видом откинулся в кресле и довольно потянулся, скосив единственный глаз на Дюгема. Тот, кажется, понял из спора далеко не все – хотя и уловил, что изобретатель не полностью продумал свой проект, и не на все вопросы у него заготовлены исчерпывающие ответы.

Дверь внезапно отворилась, и в кабинет вплыла ослепительно смуглая, почти черная девушка в одежде свободного покроя. Она поставила на стол золотой поднос с тремя бокалами светлого, под цвет металла, пива и уголком губ улыбнулась поочередно всем троим собеседникам.

– Спасибо, Герта.

Очевидно, Дюгема утомила длинная речь изобретателя, и он пожелал разбавить ее отменным напитком.

Некоторое время Тима лихорадочно пытался состряпать какое-нибудь убедительное обоснование для введения фактора времени. Одновременно он вежливо отхлебывал пиво – впрочем, его вкуса он почти не чувствовал из-за того, что не имел реально вживленных капилляров и доступа к резервуарам.

Увы, мозг отказывался работать как следует. Поэтому вступление Дюгема воспринялось Тимой как спасение из неловкой и постыдной ситуации. Вертя в руках какую-то деталь со стола, директор сказал:

– Так что же там с пресловутой насадкой? Какова ее роль во всем вашем проекте?

– В ней размещены дополнительный процессор и два блока памяти (постоянной и заполняемой во время инсталляции консоли), – с облегчением отозвался Тима. – В первый блок зашиты надежные и неизменные данные о микротомографии коры и характерных реакциях организма на раздражение эмоциональных центров. Второй предназначен для запоминания индивидуальных параметров мозга. Все это позволит с предельной точностью поместить в сером веществе концы электродов.

Гномм, вопреки ожиданиям изобретателя, на этот раз промолчал – видимо, решил не смазывать свой триумф. Несколько минут Дюгем ожидал от эксперта каких-либо реплик, затем сказал:

– Поскольку предписание Департамента носит директивный характер, мы обязаны начать работы по вашему проекту, сударь. Вы придаетесь группе доктора Гномма с правами рядового сотрудника.

Норберт поморщился и смерил Тиму насмешливым оком микроскопа.

«Почему ему позволили так серьезно исказить свой образ? – недовольно (и отчасти ревниво) подумал изобретатель. – Или у него на самом деле так устроен глаз?»

– Ну что ж, ожидаю вас завтра в своей лаборатории, – буркнул эксперт.

11

– Может, сгоняем ко мне в церквушку? – спросил Санчес и легко потрогал Вероникино колено.

– Сначала дела, а потом уже все остальное. – Девушка одернула юбку. На прошлой неделе такой фасон вновь вошел в моду, обещая продержаться еще несколько дней. – Задача, по-моему, непроста! Придется тебе попыхтеть.

Дизайнер и в самом деле запыхтел, но совсем по другой причине, и Вероника вновь со смехом прихлопнула его ладонь на своей коленке.

– Это связано со Стоп-битом? Он не так давно выдернул из моего узла сокращенный словарь устаревших слов. Кстати, я не стал вводить его в память Кельвина… Не знаю, зачем он ему понадобился, я и сам-то половину слов оттуда объяснить не смогу.

– Угадал!

По всем предметам внезапно прошла мелкая рябь, отчего их четкость еще больше снизилась – и одновременно на узел опустился туман. Разглядеть что-нибудь уже в паре метров было затруднительно.

– Что такое? – испугалась девушка.

Оказалось, программа Санчеса уменьшила энергопотребление узла, поскольку его «начинка» совершенно не пользовалась вниманием хозяина и его гостьи.

– Так вот, – сказала Вероника, – Стоп-бит согласился со мной, что анахронизмы требуют комментария. Иначе зритель вместо наслаждения получит умственный зуд и занозу собственной неполноценности. Ты ведь работал с многослойными образами, когда проектировал свои ландшафты?

– Было дело, – насупился Санчес. – Долго будем общаться…

Он сотворил себе подушку, соблазнительно мягкую и пышную, а Веронике предложил толстый матрас. Она улеглась на нем спиной вверх и принялась постукивать пятками по ягодицам. Дизайнер демонстративно (с заметным усилием) поднял глаза к мутному небу и продолжал:

– Только у меня плохо получалось, и я сосредоточился на придании выразительности одному образному слою.

– Не то. Возьмешься за комментарий?

Санчес задумался минуты на две – за это время гостья чуть не уснула, но встревать с понуканиями сочла некорректным. Наконец дизайнер опустил взгляд на гостью и в сомнении покачал головой:

– Конфликт с сетевым законодательством, подруга. Помнишь Уложение о памяти?

– Откуда? – удивилась девушка. – Я и слов-то таких не знаю.

– А зря, при твоей профессии не мешало бы ознакомиться со сводом законов… Так вот, в Уложении говорится о праве человека самостоятельно определять наполнитель для собственной памяти. Ведь она, как известно, не безгранична! Ваша попытка расшифровки понятий подпадает под статью закона о несанкционированной рекламе.

– Какая еще реклама? – возмутилась Вероника. – Мы что, шампунем торгуем? Мой клип – чистое искусство.

– И все же. Вот если бы вам удалось перехватить сознательный импульс зрителя на удовлетворение информационного голода! Тогда вы имели бы полное право тут же предоставить ему свое толкование анахронизма. Но не раньше. Причем вести лог-файл обмена данными между сценической программой и зрителем – значит обезопаситься от судебного преследования.

Настал Вероникин черед таращиться в небо и осмыслять выступление дизайнера.