Жизнь для Смерти
Шрифт:
Слыша этот цинизм, я хочу прорваться, пошевелиться, но все бесполезно. Свет тускнеет, разговоры превращаются в электронный писк и все заканчивается полным мраком, утаскивая меня на дно холодной бесконечности.
Глава 24. Амнезия
Так мягко и тепло. Я лежу в постели, укрывшись большим невесомым одеялом, на пуховой подушке, а вокруг много света и красивой мебели.
Обои на стенах почти как в детстве. Белые с красивыми розовыми бутонами. Они будто вот-вот раскроются, но это мгновение никогда не наступит. Прекрасные
Кажется, будто все становится прежним. Сейчас из соседней комнаты постучится сестра. А мама, наверняка уже отправилась в магазин, чтобы прикупить продуктов к завтраку.
Но моей сестры нет, как и мамы.
Когда началась эпидемия, я была далеко. Уехала из дома строить свою жизнь. Но мы с мамой постоянно созванивались, даже списывались в социальных сетях. В тот день я не успела попрощаться, не смогла даже предупредить, оказавшись в эпицентре. Быть может, стоило уехать к большим городам? Может там, далеко, еще что-то осталось?
Но выбраться не получалось. На нас постоянно совершались набеги. Я кочевала от группы к группе. Поначалу испытывала ужас и страх, но со временем стала привыкать.
Города уничтожали не только вампиры. Много домов подожгли люди. Мародеры выносили все, что не было приколочено к полу. А кто-то загребал побольше денег, как будто завтра эпидемия закончится, и мы снова вернемся к прежней жизни. Наверняка эти купюры в итоге ушли в костер, когда ни через год, ни через два лучше жить не стало.
Я стала забывать какой была раньше. В то время я думала, что у меня много времени и трудилась в небольшой фирме. Мы продавали рекламу, но мечтала я о большем, периодически довольствуясь турами с палаткой по горам. Можно сказать, мечта жить в палатке исполнилось несколько извращенно.
Стук в дверь отвлекает меня от воспоминаний. Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь вспомнить, что случилось вчера? Но никак не выходит. Провал. Я даже не понимаю, когда наступила зима?
— К тебе можно?
Женский голос кажется знакомым. Я подтягиваю одеяло повыше и даю согласие.
— Да, входите.
В дверном проеме появляется миниатюрная женщина в длинном, подпоясанном, белом платье. Волосы убраны в заколку, глаза подведены коричневым карандашом. Она присаживается на край кровати и берет меня за руку, приветливо улыбнувшись.
— Как себя чувствуешь, дорогая?
— Где я? — отчего-то прикосновение мне не приятно. Я хочу одернуть руку, но тут понимаю, что произошло что-то незнакомое, чего я ранее не ощущала. Едва различимый толчок изнутри, затем второй. Женщина замечает, как я меняюсь в лице и отодвигаю одеяло, коснувшись немного округлившегося живота.
— Как такое возможно?
— Тише, не паникуй, Эмили, — шикает незнакомка, крепче сжимая мою руку, — Да, ты ждешь ребенка, а проблемы с памятью решаться со временем. Это побочное действие препарата, — она кажется обеспокоенной и быстро добавляет, — малыша нужно беречь. Будет лучше, если ты проведешь несколько дней в полной гармонии и будешь уделять время беременности, вместо постоянной борьбы.
— Как я могу быть в положении?
Успокоиться? Что-то скрыто от меня. Что-то очень важное, настолько, что забота раздражает.
Я все же высвобождаю руку, поднимаясь с кровати на ноги. На мне голубая атласная пижама — штаны и рубашка. Такие носят богатые люди былого мира, но не Эмили.— Расскажите мне, где я? Почему ничего не помню и кто отец ребенка? Он здесь?
— Эмили, лучше успокойся и дождись завтрака, — жестко тормозит меня незнакомка, — Не надо злиться и кричать на меня, дорогая. Скоро ты сама все вспомнишь. А если нет, я расскажу тебе. Но как только ты прекратишь бороться и вернешься в кровать.
— Как вас зовут?
— Галия, — женщина поднимается на ноги, сложив ладони перед собой, — Я твой друг, Эми.
— Я не помню вас.
— Конечно, не помнишь. Твои воспоминания вряд ли застали события последних месяцев. Что ты помнишь? Что ты делала вчера? В последнем дне твоей реальности?
— Моей реальности? — повторяю я за Галией. В памяти возникают только обрывки воспоминаний. Ручей, лагерь под старым парусом, женщины и нападение. А еще молодой человек с волчьим взглядом. Я помню, как пожала ему руку, когда пришла в новый приют. Он был добр и, кажется, я испытываю к нему необъяснимую симпатию. Мысль о мужчине меня расстраивает. Она настолько эфемерна, что хочется зацепиться за нее покрепче, узнать больше. Это будто воспоминание о сне, когда история рядом, но сознание никак не может ее прочесть.
— Ты бледна, — шепчет женщина, — Я убедилась, что ты в порядке. Этого достаточно. Оставлю тебя отдохнуть, сон полезен для ребенка. А через пару дней нам предстоит долгий переезд. Набирайся сил.
— Куда мы переезжаем?
Галия широко улыбается и я замечаю острые клыки. Нет! Этого не может быть!
Сердце бьется быстрее, и я отхожу к окну, но зараженная не пытается на меня напасть, даже напротив, когда в дверь стучатся, женщина открывает ее и принимает у молодого человека поднос с завтраком. Ароматный чай, булочки, каша с маслом и пару апельсинов красиво приветствуют меня на кровати. Однако даже при виде прекрасного завтрака, голода я не испытываю, только навязчивое желание сбежать.
— Ты забыла, что жила среди аристократов? И о том, что твое дитя от вампира?
— Вы лжете.
— Отнюдь. Это правда, дорогая, — настаивает зараженная, поправляя салфетки и приборы, — Поешь. У нас будет время поболтать по девичьи. И не бойся, Эми, пока ты у меня, тебя никто не обидит.
К завтраку я так и не притрагиваюсь, даже после ухода Галии. К обеду тоже, но к ужину сдаюсь. Мне сложно принять свое интересное положение, однако инстинктивно хочется защищать младенца под сердцем. Наверняка я попала сюда не случайно и меня ищут.
Молодой мужчина, глаза которого я не могу забыть, не был для меня чужим. От одной мысли о незнакомце становится спокойно. Я должна попытаться выбраться, чтобы найти ответы на вопросы.
Моя комната расположена на третьем этаже с видом на бескрайний снежный лес. Дверь постоянно закрыта, а окно заколочено так, чтобы я не пыталась выбраться. Галия, в своих коротких визитах, убеждает, что это сделано с целью безопасности, но я ей не верю. Женщина слишком сильно акцентирует внимание на ребенке, настолько, будто я вынашиваю его для нее.