Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4.

Дюнкеркские хлопоты стали воистину путем спасения от любовной печали, приладившейся грызть мое сердце (что вроде бы в таком возрасте уже и не подобает). Как можно предаваться унынию, когда моим лучшим людям грозит африканское рабство или смерть?! Дело пошло с неожиданной легкостью: не далее, как в прошлом году возобновившиеся нападения обнаглевших магометан на французских купцов побудили короля послать эскадру и шестидневной бомбардировкой снести половину города Триполи. Трактат был возобновлен, но ответных жестокостей опасались. Объяснение, что мои суда в Медитеррании нуждаются в хороших канонирах, легло на подготовленную почву. Нашлись и люди, и пушки - даже не слишком дорого. Поодиночке, дабы не привлекать внимания, корабли отправились к месту встречи у испанских берегов.

– Пали!

Пудовый чугунный шар вылетел средь дыма и пламени, стремительно обратился в точку и канул в волны сажен за десять от плавающей в полуверсте бочки. Матросы кинулись банить отпрыгнувшую гаубицу.

Почти месяц три корабля стерегли воображаемую линию тридцать шестого градуса. В позапрошлом году мы с Лукой Капрани продумали маршрут до мелочей. На возвратном пути, хранясь от пиратских нападений, он должен был держаться по возможности дальше от африканского берега до широты Гибралтара; потом круто повернуть на восток и двигаться таким образом, чтобы миновать пролив затемно. Поскольку качающаяся палуба затрудняет измерения, и самая лучшая астролябия не позволяет совершенно избежать ошибок, окончательными ориентирами служили бы мыс Трафальгар на испанском берегу и мыс Эспартель в Африке. Вечер перед прохождением надлежало встречать в пункте, из которого они видны оба (с мачты, естественно). Там мы и поджидали своих друзей, днем лавируя потихоньку к западу, а ночью дрейфуя под умеренным норд-вестом обратно. Держались треугольником со сторонами в десять-пятнадцать миль: дистанция позволяла различать сигналы, но суда не воспринимались как единый отряд - по крайней мере, с первого взгляда. Лишние, против обыкновенных торговцев, орудия были старательно спрятаны.

Время от времени треугольник поворачивался на сто двадцать градусов: корабли менялись местами. Когда не было посторонних глаз, на одном из них, самом удаленном от берегов, учиняли артиллерийскую экзерцицию. Альфонсо, привыкший в коммерческих плаваниях к экономии, приходил в ужас от сего безумного расточительства. Каждый выстрел - рубль с полтиной! Бортовой залп - двадцать рублей! Дюнкеркские канониры открыто усмехались на уверения, что их наняли для оборонительных целей. Черт с ними - пусть думают, что хотят! Очень скоро все разъяснится. Сразу по прибытии к проливу я послал подшкипера-неаполитанца закупить свежий провиант и потолковать с итальянскими рыбаками, промышляющими у здешних берегов. Если б Лука, против ожиданий, нас опередил и попал в засаду - сие не укрылось бы от них. Если проскочил... На всякий случай, зафрахтовав небольшое испанское суденышко, отправил гонца в Ливорно - на днях он вернулся и подтвердил, что 'Менелай' там не появлялся. Значит - ждем!

Частые стрельбы не означали непременного желания сражаться. Лучше бы сего избежать. Аллах с ними, с магометанами: мне нужно лишь защитить драгоценный груз. Покамест в окрестностях пролива не наблюдалось наплыва корсаров. Старая фелюка в Танжере, да несколько рыбачьих лодок, - вот все, что мы видели на африканской стороне. Будет и дальше так - дождавшись 'Менелая', спокойно проследуем в Италию. Появится сильный неприятель - не станем прорываться, а повернем на север и уйдем в Колу, обходя Британию миль за двести. Пороховой дым клубился над атлантическими волнами только затем, что человек предусмотрительный должен быть всегда готов к худшему.

Не только торговым матросам, но и дюнкеркцам требовалось упражнение в меткости. Приватиры мало практикуются: у них боевые припасы - за свой счет. Только расстреляв свыше тысячи ядер, я обрел уверенность, что люди в баталии не подведут. Полтора месяца в море (считая от Остенде) оказались полезны еще в другом отношении. На моих судах денежное довольствие было пониже, чем у англичан и голландцев, зато провиантское - обильнее. И все же по этой части обнаружилось много несовершенств. Бочки с запасами служили пристанищем вредоносных тварей. Мыши устраивали в них гнезда, размножаясь до бесчисленности, пакостили и гадили. Мерзкие белые личинки прогрызали ходы в морских сухарях, обращая оные в подобие сыра. Постучишь куском по столу - из дырок лезут жирные червяки. Питьевая вода в жарком климате быстро протухла, воняла болотом и кишела мельчайшей зеленой живностью. Для меня денщик процеживал ее через парусину и кипятил; капитанский слуга, кажется, тоже. Все остальные употребляли как есть. Достойно удивления, что умноженные для боя команды не полегли от поноса: больных насчитывались единицы. Но что будет через месяц, если Лука еще задержится?!

В ущерб сохранению тайны, пришлось по очереди отпускать корабли к испанскому берегу, дабы запастись свежей водой, купить фруктов и живых бычков на мясо. Однако проблема требовала генерального решения. Плавания у берегов Европы - это одно, путешествия через океаны - совсем другое. Ежели я хочу вести ост-индскую торговлю, не имея такого резерва моряков, как у англичан, то должен беречь людей. Просто взять и отписать добавочные деньги на матросский провиант недостаточно. Чистая вода на берегу бесплатна; в тысячах миль от суши она может оказаться дороже любых сокровищ. Главная трудность в хранении, как и с пищей. Можно, конечно, пресную воду получать путем дистилляции морской, а питаться выловленной рыбой. Надолго ли хватит человека при такой кормежке - иной вопрос. Относительно воды... Надо попробовать. Расширить камбуз, поставить большой перегонный куб, взять изрядный запас сухих дров... Или угля. Все дело в том, сколько фунтов воды можно перегнать в расчете на фунт топлива. Наверно, пять или десять - точно не скажу. Вернусь в Россию - прикажу испытать. Заранее трудно оценить, что лучше, но одно из двух: либо из моря воду дистиллировать, либо из бочек кипятить.

Теперь сухари. Глубоко мною чтимый Ван Гельмонт, помнится, писал: если открытый кувшин набить грязным нижним бельём и добавить туда пшеницы, то приблизительно через три недели в кувшине появится мышь, поскольку закваска, находящаяся в белье, проникает через пшеничную шелуху и превращает пшеницу в мышь. Не менее достойный Франческо Реди подобную возможность отрицал в принципе и утверждал, что сие было бы нарушением божественного порядка, в силу которого живые существа родятся от подобных себе. На первый взгляд, мыши в сухарных бочках свидетельствуют в пользу голландца; но нельзя исключить, что они забираются в них прежде закупорки либо прогрызают дыры, что не весьма трудно. Да, кстати: Реди на опыте доказал, что черви в гнилом мясе зарождаются из яиц, отложенных мухами, и никак иначе! Может, и в сухарях тоже? Во всяком случае, рассудить спор ученых мужей большого труда не составит. Велю сделать бочонок из белой жести, вместо дерева: железо мышкам не по зубам. Крышку завальцевать или даже запаять; еще бы с червями разобраться... Мухе нетрудно присесть на хлеб, пока он сохнет. Впрочем, если сухари обжарить над огнем на решетке - не думаю, что личинки это переживут.

Подобных мыслей возникало немало: записная книга наполнялась планами опытов. Если оставался досуг - в каюте дожидался взятый на случай долгого ожидания сундучок. Я неохотно читаю по-английски (тем более что заслуживающих внимания авторов обычно переводят на французский довольно быстро), но сочинение господина Дефо 'Путешествие через весь остров Великой Британии' удостоилось исключения. Основательное, подробное описание природных богатств и выгодных промыслов каждого графства представляет немалый интерес для каждого, кто ведет коммерцию в Англии. Записки участников недавней обороны Гибралтара или дипломатов, вернувшихся из Мекнеса, тоже обещали прекрасное времяпровождение, только до них черед не дошел. Однажды в послеобеденный час, когда разомлевшая от жары вахта с ленцой уловляла парусами едва заметный ветерок, сверху раздался звонкий юношеский голос:

– Вижу семёрку!

Чуть не выскочил из каюты, как был - полуголым. Сдержался, надел рубашку, чулки и камзол, сунул ноги в подставленные денщиком башмаки, застегнулся, принял важный вид... Ну где же он?! Пришлось сдерживать нетерпение, пока Альфонсо постучится. Тоже, наверно, принимал официальный облик. Капитан доложил с явным волнением:

– Ваше Сиятельство, на грот-мачте 'Святого Зосимы' поднят сигнал нумер семь. Сие означает, что 'Менелай' появился в пределах видимости.

– Grazie, capitano. Мне известны значения сигналов. Кто наверху?

– Штурманский ученик Харлампий Васильев.

– Хорошо. Я поднимусь сам.

Не так уж часто команде случается видеть, как сиятельный граф и генерал-аншеф лезет по вантам. На 'Диомеде' - и вовсе впервые. С неторопливой солидностью, в отличие от матросов, взлетающих на мачту, как испуганная кошка на забор. Ничего, не совсем еще старый: без передышки получилось, и не сильно запыхался. Неуклюже переполз с путенс-вантов на деревянную решетку грот-марса, поднялся с колен, принял рапорт штурманского ученика, забрал у него зрительную трубу и долго вглядывался в белеющее у горизонта пятнышко. Не разобрать ни хрена: глаза уже не те, что в молодости. Отдал инструмент обратно парнишке:

– Посмотри, самого 'Менелая' не видно?

Он с напряжением впился в морскую даль, прижавши руку с трубою к мачте для твердости.

– Что-то есть... Только различить невозможно, Ваше Сиятельство. На 'Зосиме' парусов прибавили. Лавируют к весту. И сигнал держат.

– А 'Савватий'?

Харлампий повернулся, ловя трубою другую светлую точку, ближе к испанским берегам.

– Лег на правый галс, курс зюйд-зюйд-вест.

Все правильно, так и должно быть. Я заранее прописал числовые значения флагов и порядок действий по каждому нумеру. Система, изложенная в "Fighting Instructions" британского адмиралтейства и перенятая русским военным флотом, для нас не годится. Она предназначена для управления эскадрой в линейном строю, к тому же на гораздо меньших дистанциях. Громадные яркие полотнища, коими снабжены мои корабли, позволяют различать простые однофлажные сообщения за десять миль и даже дальше. При таком слабом ветре пройдет несколько часов, пока мы сможем уверенно опознать вернувшегося издалека собрата.