Жизнь и приключения Лонг Алека

Таможенники, с черными от угольной пыли лицами, острыми щупами насквозь «прошивали» угольные пласты в бункерах. Обыскивали машинное отделение, поднимали слани^[9], залезали под плиты. Кое-что из контрабанды обнаружили, но того, что так тщетно искали, не было.

Всю команду согнали на палубу ко второму трюму и запретили сходить с места. Матросы и кочегары стояли, обмениваясь негромкими ироническими замечаниями. Те, у кого нашли контрабанду, молчали, предвидя неприятности, да и потерянных денег было жаль.

Алексей сидел на люке, неотступно провожая глазами полицейских. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь из досматривающих догадается и вытащит из-за борта кранец. Он старался отогнать от себя эти мысли. А вдруг они на расстоянии передадутся фараонам? Говорят, что так иногда бывает, если упорно думать об одном и том же. Алексей оцепенел, когда один из таможенников перегнулся через поручни на баке, заглянул за борт.

Рылись на «Бируте» больше четырех часов. Команда ворчала. Надоело стоять на палубе. Свободные от вахты рвались домой. Наконец, посовещавшись с таможенниками, жандармский офицер разрешил распустить команду. По кубрикам расходились недовольные, злые. Двух кочегаров и матроса Линде увели в кают-компанию составлять протокол. В их рундуках под сланями нашли контрабанду. Когда все кончилось, команда высыпала на палубу провожать «гостей».

Кто-то крикнул вслед полицейским обидное слово «шкуры», моряки зашумели, и только жест жандарма, схватившегося за кобуру, заставил моряков замолчать.

У дверей своей каюты стоял капитан Озолинь. Он улыбался. Был доволен. Второй раз на его «Бируте» ничего не нашли. Может быть, отстанут теперь, идиоты!

Пеструхин остановил Алексея, шепнул ему:

— Видал-миндал? У меня все цело. Не усмотрели ищейки. Я тебе говорил… А у вас? Не нашли?

— Как будто бы нет.

Не найдут. Думаешь, я не понимаю? Дракон нарочно от своего места их отводил. У Линде целый фунт шпанских мушек взяли. Не повезло. Несколько рейсов на них деньги копил. У Пеструхина бы учились, как прятать, — хвастливо сказал он. — Так пойдем в «Русалку»? С Лилькой познакомлю. Ты свободен?

— На вахте. Лобода предупредил.

Пеструхин прищурил глаза:

— Понятно. Меня не обманешь. Выносить будете?

Алексей пожал плечами. Скоро пароход опустел. Все, не занятые вахтой, отправились по домам — расфранченные, побритые, благоухающие дешевым одеколоном, с пакетами в руках. Подарки родным. Матрасы, оставшиеся на судне, лениво двигались по палубе, налаживали стрелы, прогревали лебедки. Через час должна начаться выгрузка. У боцмана был вид именинника. Он шутил, помогал работать, сыпал прибаутками:

— Веселей, хлопцы, веселей! Лилька уже ждет вас в «Русалке». «Духи»^[10], шуруйте лучше, чтобы лебедки крутились быстрее, закончите работу — и айда. Не забудьте выпить чарочку за своего боцмана, который не сможет составить вам компанию.

Вечером, когда закончился рабочий день и на всем судне остались четыре человека — штурман, механик, кочегар и матрос, на палубе появился Лобода, одетый в костюм, белую рубашку с галстуком и новые ботинки. Он по-хозяйски походил по судну, попробовал ногой натяжение швартовов, потравил трап-тали и, увидя стоящего на спардеке Чибисова, громко сказал:

— Ты на вахте, Леха? Подметешь спардек, смажешь талрепа^[11], протрешь ветошью ламповые стекла. Это тебе задание. Да… Вот что еще. Перенесешь два кранца с носа на левый борт. Может, кто будет швартоваться. — И, наклонившись к нему, тихо добавил: — Потравишь до воды. Понятно? Ночью их возьмут. Счастливой вахты, Леша.

Лобода зашел в кают-компанию доложить третьему штурману, что уходит, и спустился с трапа. На берегу он повернулся к судну, помахал Алексею кепкой, улыбнулся. Алексей понял. На душе у него стало спокойно. Дело сделано. Теперь беспокоиться не о чем. Он не торопясь принялся за работу. Подмел, почистил фонарные стекла. Начинало темнеть. Алексей повесил зажженный фонарь к трапу, заглянул в иллюминатор кают-компании. Механик и штурман играли в карты. Он перетащил два тяжелых кранца на левый борт, потравил концы, как велел боцман. Оставалось расхаживать талрепа, смазывать их жиром. Ну, это можно делать сидя у трапа. В полночь механик остановил «динамо». «Бирута» погрузилась в темноту. Только тускло светил фонарь у сходни. Штурман прилег на диван. Он набегался за день. Ночь пришла темная, пасмурная. Ни звезд, ни луны.

«Хорошо, — подумал Алексей. — Будут брать кранцы — никто не заметит. В такую погоду портнадзиратели сидят у себя в сторожке».

И все же он напряженно прислушивался к малейшему звуку. Вот что-то зашуршало у левого борта. Алексей отложил талреп. Тишина. Галлюцинация слуха? Наверное, так. Он снова взялся за прерванную работу.

Прошло два часа. Где-то вдалеке прогудел пароход, и снова все стихло. Но в тот же миг обостренный слух Алексея уловил легкий удар в левый борт. Он скорее почувствовал его, чем услышал. Так обычно стукается сдерживаемая веслами лодка. Алексей встал, но не успел перейти на другой борт. На берегу раздался заливчатый свисток, и чей-то голос истошно закричал:

— На «Бируте»! На «Бируте»! Воры! Держи воров!

По причалу топали тяжелые шаги. У Алексея замерло сердце. Неужели не успеют? На трапе появился портнадзиратель.

— Спишь, раззява! — заорал он. — Воры к вам лезут!

Он бросился на левый борт. Алексей наследовал за ним. У причала застучал мотор катера. Видно, свисток разбудил охрану. Из кают-компании на шум выскочил вахтенный штурман:

— Что случилось, Чибисов?

— Не знаю. Вот надзиратель говорит, что на судно воры лезли. Я ничего не заметил.

Все перегнулись через борт.

— Пропустили, черт бы их побрал, — разочарованно сплюнул надзиратель. — Ясно же видел.

— Как же вы их в темноте ясно видели? — насмешливо спросил штурман. — Померещилось?

— Не беспокойся, у меня глаз наметанный. Как кошка вижу. Шел у вашего парохода, гляжу, на воде тень черная метнулась. Ну, ясно дело. Со шлюпки лезут. Тут я засвистел…

— Эх, голова! Свистеть-то подождать надо было. Вот и спугнул воров.

— Спугнул! Лучше спугнуть, чем вы брезента бы недосчитались. Был недавно такой случай на пароходе «Юпитер». Матрос проспал.

— Ну, а я не спал, — усмехнулся Алексей. — Вот талрепа расхаживал.

— Не спал! — передразнил его надзиратель. — Все вы не спите, а потом жалобы приходят в управление порта. На нас, что плохо смотрим. То одно ночью украли, то другое. — Он еще раз глянул за борт. — Ладно. Я пойду. Смотрите в оба.

Надзиратель спустился на берег. Штурман зевнул, поежился, закурил папиросу.

— Ты, верно, гляди как следует, Чибисов. А то так весь пароход растащат, — сказал он и ушел в кают-компанию.

— Есть глядеть в оба! — весело крикнул ему вслед Алексей. Теперь он знал, что операция прошла удачно. Но и переволновался же он, когда этот осел засвистел…

Снова наступила тишина. Алексей подождал немного, подошел к концам, на которых висели кранцы, выбрал их на палубу. Оба были ровно обрезаны. Он аккуратно сложил их в бухты и бросил под шлюпку. Появится боцман — уберет куда надо.

Лобода пришел рано утром. Он взглянул на Алексея, в глазах его прыгали веселые искорки.

— Ну, как тут у вас? Не поймали воров? — тихо, улыбаясь, спросил боцман. — Плохо смотрите. Кранцы-то украли. Поменьше спать надо.