Жизнь и приключения Лонг Алека

Когда он вернулся домой, то застал в гостиной целое ликующее общество. На полу валялась куча прочитанных газет. Дарья Степановна, Билл, вся семья Струмпе, несколько соседей-австралийцев сидели вокруг стола и, перебивая друг друга, о чем-то спорили. Алек услышал слово «отъезд».

Увидя Алека, стоящего в дверях, Айна бросилась к нему:

— Ты уже, наверное, все знаешь? Революция! Едем в Россию.

Алек нежно поцеловал жену, обнял ее и шепнул на ухо:

— Не говори никому. Мы остаемся. Потом все расскажу. — И, обратившись к присутствующим, как можно веселее сказал: — Поздравляю вас. Дождались. Какая радость!

Все зашумели, вскочили, принялись жать Алеку руку.

— Поедем в свою Виндаву, — улыбаясь, проговорил Эдгар Янович. — Эх, хорошо там… Ты уже, наверное, все забыла, Нина? Как мы целовались под рябиной у моего дома? Помнишь?

— Все помню, Эдди. Кто может забыть свою молодость? А помнишь…

— Поедем вместе, Эдди, — деловито вставил Билл. — Легче будет упаковывать вещи, отправлять, грузить.

— Приедете к нам в Виндаву в гости, да? — спросила Нина Сергеевна так, как будто они все уже давно жили в далекой России.

— Мы не отпустим вас! — смеясь, закричал сосед Браун. — Кто же будет помогать нам делать революцию, если вы разъедетесь? Не отпустим.

В шутках, смехе и веселье прошел вечер. Все были возбуждены, много говорили, обсуждали, как теперь пойдет жизнь в России, дорого ли будет стоить переезд, хватит ли денег. Не обошлось и без любимого Биллом пива. Только Алек сидел молчаливым, но на него никто не обратил внимания. Разошлись поздно. Счастливые, веселые.

Когда Алек и Айна остались вдвоем, Айна, тревожно заглядывая в глаза мужу, спросила:

— Что случилось, дорогой? Ведь ты так мечтал о России. Почему же мы не поедем?

Алек взял ее руки в свои.

— Я тебе сейчас все объясню. Так мы решили с Федором. Понимаешь… — И он принялся рассказывать ей, что побудило его отказаться от поездки.

— Вот и все, девочка. По-моему, другого быть не может. А что считает мой первый и самый мудрый советчик?

Айна с минуту подумала.

— Тебе было очень тяжело принять такое решение? — спросила она. — Ты не будешь потом каяться и страдать от своего благородства?

— Нет, дорогая. Я понимаю сердцем и разумом, что так надо. Каяться не буду.

— Раз так, то не о чем говорить. Я с тобой, и мне кажется, что ты поступил правильно. Вот стариков жаль. Они не поедут без нас. А ведь так обрадовались.

— Надо попробовать уговорить их. Может быть, правда им лучше уехать?

— Не поедут. Я знаю, мама не захочет оставлять меня одну, а папа… Ну куда же он без своей Ниночки? Завтра придется сказать им.

Разговор со старыми Струмпе получился более простым, чем думала Айна. Помог Артем, забежавший к ним вечером. Он толково объяснил, почему Алек должен остаться в Брисбене. Эдгар Янович долго молчал, потом посмотрел на Нину Сергеевну, она тоже молча слушала Артема, и решительно сказал:

— Поезжай, Федор Андреевич. Правильно рассудили. Дело в Австралии бросить нельзя. Здесь остается много наших, ну и мы еще поживем какое-то время. Что ж делать, правда, Нина?

— Правда, Эдди, — улыбнулась Нина Сергеевна. — Ведь я из-за тебя хотела туда ехать. Знала, что ты хочешь. А так я уже привыкла здесь. Ну, поживем еще.

Больше об отъезде Артема старались не говорить. Опять обсуждали события в России.

Русская колония в Брисбене бурлила, как котел на огне. Многие эмигранты хотели вернуться на родину. Люди были взволнованы. Где взять деньги? Как их встретят дома? Найдут ли сразу работу? Как быть с вещами?

На их пути встало еще одно препятствие. Натурализованным английским подданным, так же как и англичанам, выезд из Австралии правительство запретило. А таких среди русских оказалось много. В их числе был и Артем.

Он пришел к Струмпе озабоченный, но полный планов и надежд.

— Слышали, не выпускают нашего брата из Австралии. Пока жил в Брисбене, являлся нежелательным элементом, тюрьма висела над головой, а захотел уехать — нельзя, видишь ли!

— Как же ты думаешь действовать, Федор Андреевич?

— А вот так. Из Брисбена мне не уехать. Меня здесь каждая собака знает. Наймусь в Австралийскую мясную компанию. Они набирают на север, в порт Дарвин. Оттуда как-нибудь нелегально доберусь до Китая, а там дальше. Путь знакомый. Только в обратную сторону. Ведь так я в Австралию попадал.

Провожали Артема самые близкие друзья. Собрались, как обычно, у Струмпе. Федор Андреевич, оживленный, с сияющими глазами, много шутил, смеялся и никому не давал грустить.

— Вы, товарищи, приедете в Россию, когда там уже все будет налажено. На готовенькое, так сказать. А нам придется еще потрудиться. Вы, наверное, выиграли, что остаетесь здесь. Ну, не хмурься, Эдгар, не хмурься. Я ведь шучу.

Попрощались дома. На вокзал пошел только Алек. Решили не устраивать шумных проводов. На перроне было малолюдно. Они поставили чемодан в вагон и принялись гулять вдоль состава. До отхода поезда оставалось более двадцати минут. Артем говорил о делах, о том, что необходимо сделать в первую очередь, как вести себя при различных обстоятельствах. Это обсуждалось уже несколько раз, но он хотел, чтобы у Алека не осталось чего-нибудь неясного.

Прозвучал колокол. Надо было садиться. Артем обнял Алека:

— Надеюсь на тебя, Алексей Иванович. Верю, что ты со всем справишься не хуже меня. Ты человек крепкий. Спасибо тебе еще раз, что отпустил… Ну, прощай.

— Ты хоть вести о себе подавай, Федор Андреевич. Иначе будем беспокоиться.

— Непременно. Обещаю. Но если сообщения не придут скоро, вы не тревожьтесь. Всякое бывает. Прощай, дорогой друг. Я ничего не забуду.

Вагон лязгнул, Артем вскочил на подножку. Поезд медленно набирал скорость. Алек шел за ним, все ускоряя и ускоряя шаг, Артем махал ему с подножки. Мелькнула дверь последнего вагона. Алек остановился.

Домой он возвращался печальным. Алек завидовал Артему и боялся за него. Тяжело терять такого товарища. Он всегда был готов прийти на помощь, ответить на любой вопрос, поддержать… Надежный, как скала. Алек очень привязался к Артему, уважал и любил его за прямоту суждений, честность и веселый нрав.

Вслед за Артемом из Австралии на родину потянулись и другие русские. Уехали и Корнеевы. В домике Струмпе стало тише. Изредка заходили соседи-австралийцы. Эдгар Янович поскучнел, Нина Сергеевна глядела на него с жалостью.