Жизнь и приключения Лонг Алека

Все напоминало Алеку прошлое. На какую-то минуту он почувствовал себя матросом парохода «Анни Мёрск». Вот так же они завтракали и обедали на трюмах в Средиземном море, когда в кубрике становилось невмоготу от духоты.

Мерфи сходил на камбуз, принес овсяную кашу, кофе, по куску пирога, и они принялись есть. Мимо проходили матросы, с любопытством поглядывали на Алека. В конце концов один из моряков не выдержал, бросил на трюм пачку сигарет и спросил:

— Кто этот человек, солдат?

Мерфи важно ответил:

— Проходи, проходи. С ним запрещено разговаривать. Государственный преступник.

— Убийца?

— Нет. Говорят тебе — государственный преступник. Политический. Проходи!

— Ой как страшно! — Матрос показал Мерфи рога, сложенные из двух пальцев. — Бери сигареты, парень, — обернулся он к Алеку. — Если у тебя туго с куревом, я соберу еще у ребят. Можно, Томми?

— Спасибо, — поблагодарил Алек. — Сигареты не помешают. Притащи, если сможешь.

Мерфи рассердился.

— Прекратить разговоры! — заорал побагровевший солдат. — Я сказал — запрещено. Или я сейчас же запру вас в каюте, Лонг, а на тебя пожалуюсь капитану. Узнаешь тогда, что будет.

— Слушаюсь, сэр, — с деланным послушанием сказал Алек и замолчал. Ему не хотелось уходить с палубы в душную каюту.

— Ну ты и служака, Томми! Только в деревнях есть такие законченные ослы, — засмеялся матрос. — Ты такой дурак на самом деле или только делаешь вид?

— Но, но! Ты поговори у меня. Не забудь, что я при исполнении служебных обязанностей.

Алек молча курил, наблюдая за нахохлившимся солдатом. Вид у него был очень смешной.

— Не сердитесь на меня, Мерфи, — примирительно проговорил Алек. — Право, я не виноват.

— Вы не должны разговаривать с командой. У меня на этот счет тоже есть приказ.

— Вы сами себе здесь приказ, Мерфи. Я же говорил вам. Ничего не случится, если мы перекинемся парой слов с парнями. Вы знаете, ведь я тоже моряк…

— Разве? — удивился Мерфи. — А ну, расскажите. Давайте пройдемся.

Они встали с трюма и, как два добрых приятеля, принялись шагать по палубе от полубака до средней надстройки. Алек охотно рассказывал солдату о себе, о своих плаваниях. Мерфи слушал его с открытым ртом.

— Сколько вы повидали! — воскликнул он, когда Алек дошел до своих скитаний по Южным морям. — Только в книжке и можно прочитать такое. За что же вас арестовали?

— А вам разве не сказали в тюрьме?

— Нет. Только приказали не спускать с вас глаз.

— Ну, об этом я расскажу вам в следующий раз. Не все сразу. Лучше вы мне скажите, куда вы везете меня.

— Как куда? В Турцию. Там я передам вас другой охране, и вас отправят дальше, в Россию.

— Значит, наш пароход идет в Турцию?

— В Индию. Там перейдем на другое судно.

— Ах вот что…

Они оставались на палубе до самого обеда. Пообедали. Мерфи захотел спать. Он надел Алеку наручники и повел в каюту.

— Отдохнем, а потом снова погуляем, — утешил его солдат.

— Напрасно, Мерфи. Никуда я не денусь. Можете спокойно отдыхать, а я побуду на палубе.

— Э, нет. Так дело не пойдет. Я должен быть все время с вами.

Прошло несколько дней, и солдат привык к Алеку, особенно после того, как тот рассказал ему, за что его арестовали.

— Если все правда, уж очень строго с вами поступили.

Между солдатом и Алеком вскоре установились дружеские отношения. Теперь днем Мерфи не надевал на Алека наручники, разрешал быть на палубе с утра до наступления темноты, перестал обращать внимание на его общение с командой парохода. Матросы и кочегары, свободные от вахты, любили посидеть на свежем воздухе, поболтать с Алеком. Они сразу почувствовали в нем хорошего человека, а когда узнали, что он моряк, то засыпали его куревом и едой. Каждый хотел хоть чем-нибудь ему помочь.

Алек попросил разрешения у Мерфи работать вместе с командой. Работа отвлекала его от мрачной действительности. Солдат милостиво разрешил, но все же никогда не оставлял Алека одного. Всегда торчал рядом.

Боцман «Сити оф Лондон» не мог нарадоваться, видя, как отлично знает арестант морское дело. Алек, быстро стал на пароходе своим.

Только когда Мерфи отводил его в каюту и Алек оставался один, мысли об Айне возвращались вновь и вновь, не давали ему покоя, и будущее казалось безнадежным. Он подходил к открытому иллюминатору, глядел в звездное темное небо, слушал плеск волн за бортом. При каждом движении позвякивали наручники, которые Мерфи не забывал надевать на ночь, и мучительно напоминали, что он всего-навсего арестант, государственный преступник и ждать впереди чего-либо хорошего не приходится.

Алек плохо спал. Мешали скованные руки и кошмары. Они терзали его каждую ночь. Ему снилась Айна. Всегда с ней происходило что-нибудь плохое. Он стремился к ней, хотел помочь, освободить ее, но что-то темное, липкое наваливалось на него. Он все видел, но не мог шевельнуться, испытывая невероятные муки от своего бессилия. Вокруг кривлялись страшные, искаженные уродливыми гримасами рожи, хохотали, протягивали к Айне когтистые лапы, а он не мог поднять рук, защитить ее… Алек просыпался в холодном поту, счастливый от того, что это был только сон, но после долго не мог заснуть.

«Сити оф Лондон» был старым грязным пароходом всего с двумя пассажирскими каютами. Ходил он медленно, и плавание до Бомбея, куда шло судно, предстояло длинное. Не меньше двух недель.

3

…Всю ночь Айна ходила по комнате, хваталась то за одно, то за другое. Что-то убирала, принималась за никому не нужное шитье, потом бросала все. Как и чем помочь Алеку?

Она подбегала к комоду; в какой уже раз доставала заветную коробочку с «драгоценностями», подарками разного времени! Золотым колечком, тонкой цепочкой, часиками… За них можно выручить только несколько жалких фунтов. Отчаяние охватывало ее. Она металась по комнате, как пойманная в сети птица.

Эдгар Янович и Нина Сергеевна прислушивались к шагам в соседней комнате и не знали, как утешить дочь.

— Не спит! — шептала Нина Сергеевна, прикладывая к глазам платок. — Эдди, пойди, постарайся уговорить ее лечь в постель.

Струмпе нерешительно шел в комнату к Айне.

— Ложись, дочка, ложись. Утро вечера мудренее. Не мучай себя напрасно. Из-за того, что ты не будешь спать, Алеку не станет легче. Поспи. Завтра тебе предстоит еще много волнений.

— Не могу, папа. Не могу! Как жить? Я должна быть с Алеком.