Жизнь и приключения вдовы вампира

"Подкидыш" - обомлел Аким Евсеич, и хотел было кликнуть Дуняшу или Федота, как вдруг почувствовал, будто кто-то его за рукав тронул. Обернулся: тень в плащ завёрнутая:

– Это я, Настасья. Погодите людей звать. Марья Алексеевна родила. Велела вам подкинуть и мне не показываться. Но мне-то известно: ваш это сынок.

От неожиданности Аким Евсеич дар речи потерял.

– Несите дитё в дом, застудите.

Он кивнул и, не оглядываясь, на негнущихся ногах стал спускаться со ступеней.

В маленьком свёртке кто-то слабо трепыхался. И Аким Евсеич, войдя в дом, не знал, как быть. Куда деть этот свёрток, чтобы закрыть дверь? От шума хлопнувшей входной двери проснулся Федот, потом истопник и Дуняшка, за ними вышла повариха. Все недоуменно выстроились напротив хозяина, который в домашнем халате стоял возле распахнутой настежь входной двери и держал, судя по виду, спеленатого младенца. Несколько секунд так и стояли, молча, глядя друг на друга, пока не охнула Дуняшка:

– Подкидыш!

И тут пришёл в себя Аким Евсеич:

– Чего замерли, как столбы солёные? Спите, хоть обкричись! Дуняшка, возьми ... э... дитё.

– Куда его? В приют-то утром только... А пока - ко мне что ли?
– И заулыбалась, заглянув под уголок простынки: - Ма-а-ахонький. И голодный, вон рот разинает.

– Счас нажую в тряпицу, да пусть до утра вместо мамкиной титьки мякает...
– договорить поварихи Аким Евсеич не дал:

– Чего это раскомандовалась? Нажует она? У кого тут из баб дитё недавно родилось?

– У Маняши, но это не её дитёнок. Ейному более месяца будет. А этот ...
– голос Дуняши дрогнул.
– Несчастный, родным папеньке и маменьке не нужон, покинут, позаброшен...

– Дура! Иди с дитём в кабинет, обустрой его как-нибудь пока на диване, там тепло. А ты Федотка, беги к Маняши. Скажи, срочно кормилица требуется. Да не стой ты истуканом! Приведёшь Маняшу, беги за доктором. Надо осмотреть. Мало ли?

– Дохтур денег стоит. А на подкидыша чего тратить? Больно мал, вряд ли долго протянет!
– Вроде как себе под нос, но чтоб все слышали, высказалась повариха.

– Цыц!
– вдруг взвился Аким Евсеич.
– Распустились тут без меня. На короткое время оставить невозможно. Сам решу, как быть и что далее делать! Иди, - подтолкнул Дуняшу к кабинету.

Услышав слова поварихи о том, что подкидыш долго не проживёт, Аким Евсеич под тёплым халатом покрылся холодным потом, потому что тут же вспомнил угрозу жуткого призрака Кузьмы Федотыча о том, что на его руках умрёт либо сын его, либо внук. И вот он держит на своих руках сына.

Все стали расходиться. И только повариха не могла успокоиться:

– Чудит барин. Уехала Наталья Акимовна, он тоскует по ней. Вот помяните моё слово, повесит себе на шею это ярмо.

– Ну, повесит, его дело. С чего-то ему ни кому другому подкинули?

– Тю-ю-ю, бабника нашёл! Сколь в его доме служу, ни к одной служанке не подкатился. Это, думаю, дело тё-ё-ёмное. Родила богатая барынька, видел простынка какая? Вот и выбрала, чтоб дом не бедный и хозяин не злой.

– Ладно, утром посмотрим, каков хозяин. А Дуняшка-то чего лыбится, будто подарок получила?

– Дурак ты, хоть и истопник! Наталья Акимовна в отъезде, кому Дуняше прислуживать? А-а-а? Откажет ей Аким Евсеич, куда податься? Где ещё такое место найдёт? Она сейчас костьми ляжет, убеждая оставить дитёнка, вот и в ней необходимость обозначится.

В кабинете Дуняша распеленала младенца. Аким Евсеич смотрел на маленькое, сморщенное, розовенькое тельце сына и думал: "Мой сын! Радоваться бы, от такого счастья. А я трясусь как осенний лист. И ладно, что незаконнорожденный, потом что-нибудь придумаю. Усыновлю, найду способ, но как его жизнь сохранить?"

И тут, ни с того ни с сего, вдруг представился ему маленький гробик, а в нём вот этот малец!

– У-у-у-у - то ли застонал, то ли завыл Аким Евсеич, такую душевную муку причинило ему это видение. Он выскочил за дверь. Где же Федотка? На четвереньках что ли за доктором и кормилицей ползёт?

Дуняша, вроде дитём занята, а сама краем глаза за хозяином следит. Такая его реакция не укрылась от неё, и утром она по большому секрету рассказывала домашним, как Аким Евсеич злился и не хотел даже видеть мальца, а она его оберегала и всячески расхваливала, стараясь убедить Акима Евсеича оставить ребёнка.

– Вот, что я вам говорила?
– подбоченилась повариха.
– Уговорит девица хозяина, в её интересе. Исподтишка умаслит, убедит.

Кормилицу и доктора дождались только к утру. Прибыли враз, будто на крыльце друг друга дожидались. Для доктора - младенец новый пациент, это если Аким Евсеич оставит подкидыша у себя, в доме малютки доктору никого резона он не представлял. Молоко у Маняши что твои сливки и хоть залейся, так что не особенно затруднительно выкормить. "Где один, там и два прокормятся", - кивнула соглашаясь. Получалось, заработок прямо сам к ней в руки свалился.

Доктор, осмотрев малыша, удовлетворённо кивнул, и тут же озадаченно нахмурился.

– Э... при первичном осмотре установлено: младенец... мужского пола...
– и замолчал.

– Это мы ещё ночью... заметили, - не выдержал Аким Евсеич.

– И рождён, не далее как вчера в седьмом часу вечера... э...

Аким Евсеич внимательно посмотрел на доктора, который вдруг цветом лица стал напоминать варёного рака.

– Есть новейшая научная метода, позволяющая определять... э...
– мямлил доктор.

– Очень даже замечательно, что в нашем городке столь просвещённый доктор, - прекратил его мучения Аким Евсеич. И тут же поверг в ещё большее смущение:

– А не скажите ли мне, нет ли такой методы, или вашего наблюдения за местными роженицами, чтобы определить его матушку?

– Э... наука, пока что ... э... да и я... э...

– Значит, нет.
– И протянул доктору приятную купюру.
– Да и вы доктор, вчера в седьмом часу вечера дома за чаем время проводили. Не так ли?

Красный как рак доктор, на глазах стал приобретать свой обычный цвет лица, и, спрятав в карман приятную купюру, подтвердил, что никаких вызовов к пациентам у него не было. И значит, ребёнок, скорее всего, привезён из какого-нибудь ближайшего помещичьего имения. И желая поскорее убраться восвояси, подтвердил, что мальчик здоров и всё с ним в порядке. Но, увидев предостерегающий жест Акима Евсеича, вместо того, чтобы поспешить к выходу, неловко засуетился и сел в кресло. В этот момент Аким Евсеич приоткрыл до этого плотно затворённую дверь, и, убедившись, что Федотка и Дуняша толкутся у дверей, то есть явно подслушивают, громким голосом начал разговор: