Жизнь и приключения вдовы вампира

– Вот, это вам за визит, - протянул ещё одну купюру Аким Евсеич.
– Значит, говорите, самолично видели странную карету, приехавшую в наш город?

– Э...
– пожевал губами доктор, - днём видел-с. В нашем городе подобной не наблюдалось. Вот, значит на ней и привезли подкидыша.

– Во-о-т! А это значит, что малец знатных кровей! Так доктор?
– всё также громко говорил Аким Евсеич, явно стараясь быть якобы подслушанным слугами. Ведь тогда они разнесут по всему Бирючинску всё услышанное, как самоё что ни на сеть подлинное объяснение этому случаю.

– Да, да! Судя по карете, жаль я не успел разглядеть в подробности. Но... богатая карета, да, да!

– И советуете мне не отдавать младенца в приют, потому как благородная порода у него с рождения на лице прописана.

– И не сомневайтесь! Вот сами посмотрите: лоб, нос, опять же уши...

– Говоря всё это, доктор отчего-то показывал не на младенца, а на Акима Евсеича.

– Благодарю, доктор. Не буду долее задерживать, вас другие пациенты, вероятно, заждались уже.

– К... к... конечно, - был готов подтвердить всё что угодно, никогда ранее не заикающийся доктор.
– С...судьба частнопрактикующего доктора, - он вздохнул, покачал головой, вытер вспотевшие шею и лоб белым батистовым платком, - не легка. Крутишься, крутишься... кхм, кхм, как белка в колесе.

– Ежели хорошенько покрутиться, то и на хорошенький домик можно накоромчить.
– Улыбнулся Аким Евсеич, провожая доктора в прихожую. Однако только за доктором закрылась дверь, лицо Акима Евсеича приобрело тревожное выражение. Призрак Кузьмы Федотыча, дамокловым мечом висел над ним и грозил ужасающей бедой. Запамятовать такую угрозу ни смог бы ни один человек. А из угрозы следовало, что на руках у Акима Евсеича в муках умрёт его сын! Поэтому перво-наперво, следовало съехать из дома Кузьмы Федотыча в свой. И Аким Евсеч назначил переезд назавтра. Для чего отрядил Федота купить люльку и преобразовать комнату Натали в детскую.

– Батюшка, Аким Евсеич, я уж и не знаю, с какого бока за такое дело браться?
– развёл руки в стороны Федот. И Акиму Евсеичу ничего другого не оставалось, как поехать к Марье Алексеевне с просьбой отпустить на некоторое время Настасью, ввиду невозможности обойтись своими силами. Ведь кроме всего прочего он завершал ремонт дворца супруга Марьи Алексеевны, графа Сташено-Дагомышского. И тут как раз подходило время проверить качество работ по реставрации паркетных полов и навеску входных ворот. Тех самых ворот, которые навязал городской голова. Поскольку покупка ворот не была оговорена, Аким Евсеич пару месяцев назад уведомил о ней Кирилла Романовича, не забыв приписать, что прежние ворота ржа поела, которая приключилась с ними от того, что не было соответственного ухода: петли не смазанные, сами ворота не крашенные. В нынешнем состоянии ворота могут упасть и придавить кого-либо из хозяев или гостей, проезжающих в них.

Ведя разговор с доктором, Аким Евсеич был убеждён, что ребёнка родила Марья Алексеевна и значит это его сын. Да и Настасья успела шепнуть, что это так. Но со всей этой суетой он как-то выпустил из вида, что же теперь сама Марья Алексеевна? Как полагает выпутаться из всей этой истории? Как будет объясняться перед супругом? Для этих мыслей у Акима Евсеича ни сил, ни времени не оставалось. Как-то толпились они на заднем плане и не очень волновали его. Зато странное чувство, будто помолодел на десяток лет, посещало каждый раз, когда он на цыпочках подходил к младенцу, чтобы всего лишь посмотреть на его личико.

Могилка под грушей

Глава 32

Пролётка остановилась у ворот дома Марьи Алексеевны. Аким Евсеич, запланировав другие неотложные дела, спешил вверх по ступеням, чтобы испросить Настасью в помощь Федоту, когда входные двери отварились и Марья Алексеевна, грузно опираясь о руку своей горничной, вышла ему на встречу. Было очевидно, что она находится на последних месяцах беременности.

– Марья Алексеевна!
– Раскланялся Аким Евсеич.
– Простите Христа ради, не стал бы тревожить вас в вашем нынешним положении...
– тут глаза Акима Евсеича округлились, растерянность была столь велика, что оступившись, он чуть было не рухнул ей под ноги.

– Ах, врач ввиду моего плохого самочувствия, прописал дышать свежим воздухом. Вот, направляюсь на бульвар. Не будите ли столь любезны, проводить меня?

– Конечно, конечно. Принепременно!
– И подал ей руку.
– Я как раз на пролётке, велю Федотке ехать аккуратно, не тряско!

– И только спустившись с лестницы, вспомнил, зачем приехал к ней. Сбивчиво изложив свою просьбу и причину, ещё раз глянул на округлившуюся фигуру Марьи Алексеевны и почувствовал, как волоса у него на голове становятся дыбом. Ему вдруг на мгновенье почудилось, что это всё сон, проделки проклятого вампира. Но Марья Алексеевна на удивление быстро и правильно поняла его сбивчивую речь.

– Я сама ожидаю в скором времени прибавления в нашем семействе, и даже письмо дорогому супругу написала, что поскольку моё самочувствие вызывает у врача тревогу, то ему стоит поторопиться и вернуться раньше обещанного срока. Но... на день другой так и быть отпущу Настасью помочь вам с обустройством нужной комнаты.

Когда пролётка подъехала к аллее, Аким Евсеич помог ей спуститься, раскланялся и сел обратно, но был настолько растерян и озабочен, что просто не мог должным образом сосредоточиться на своих делах. Это что же, ребёнок не его? Но как же Настасьины слова? Неужели злобный призрак Кузьмы Федотыча так его крутит? И никакая Настасья ночью ему не шептала, что это его сын. Ему померещилось. Опять же доктор... Он мог просто поддакивать любым его словам, получив столь щедрое вознаграждение. Да и не сказал доктор ничего определённого. Но как тогда поступить с этим ребёнком? Однако дела не ждали. И отпустив пролётку за Настасьей, волей неволей погрузился в заботы доходных домов.

На следующий день суеты было столько, что Аким Евсеич, хоть и не мог забыть ни на минуту, о том, чей же это ребёнок, всё-таки и принять решение отдавать ли младенца в приют, тоже почему-то не мог. Объяснения такому своему состоянию, он не находил. За прошедшие сутки ему понравилось думать, что род его приумножается, что этот младенец его плоть от плоти, кровь от крови! И, грешным делом, он уже придумал, как скрыть факт его появления. Ведь если усыновить рёбёнка тут, а потом приехать в Питер, то знать будут только близкие люди: Натали, её муж и его дядюшка. Так от них и так не скроешь.

Но, вопрос не требовал срочного решения и Аким Евсеич пока отложил его. И думать ему об этом почему-то не хотелось. И Аким Евсеич уехал проверять, как во дворце подобраны и уложены паркетные вставки в местах требующих ремонта, и новые ворота навешаны. Но обернуться за короткое время не получилось. Тем более что вскорости ожидался приезд самого Кирилла Романовича. И вместо недели, на которую рассчитывал, Аким Евсеич пробыл более месяца.

Вечерами, в пустом дворце, где и слуг-то найти мудрено, Аким Евсеич сидел в библиотеке. Это была небольшая комната, за окнами которой виднелись деревья старого парка. Стены в этой комнате Аким Евсеич распорядился окрасить в кремовые тона, что очень подходило к простому сосновому полу в ней, в отличие от остальных паркетных полов дворца. И теперь эта атмосфера навевала на Акима Евсеича чувство задумчивого покоя. Похоже, комната оставалась в первозданном виде не один десяток лет. На стенах всего три картины небольшого формата и два старинных портрета. В старинных шкафах красного дерева за стеклами таинственно поблескивают золотом корешки старых книг. Иногда Аким Евсеич брал одну из них и начинал читать. За окном шумел ветер, поскрипывали полы и фигура Жан-Жака Руссо искусно выполненная из папье-маше, дань модному когда-то увлечению, совсем как живая сидела в кресле напротив Акима Евсеича. Может из-за этой фигуры он и приходил сюда? Первые дни ему было не по себе видеть странный манекен, но потом от скуки и одиночества долгими вечерами он даже стал разговаривать с ним. А днём, сколько не пытался выяснить: в каком месте скрипят полы, так и не смог. Качества они были отменного.

– Что только ночью ни почудится!
– качал он головой.

В один из вечеров, разговаривая с манекеном французского философа, Аким Евсеич окончательно пришёл к выводу, что ребёнок, подкинутый ему - неизвестно чей. Ведь если Марья Алексевна по-прежнему носит ребёнка, то значит, он пока что не родился. И этот подкидыш совсем чужой. Ну и поскольку известное дело, с глаз долой из сердца вон, стал Аким Евсеич себя укорять за глупость и излишнюю сентиментальность. Всех брошенных детей не приютишь, тем более ещё неизвестно, как оно обернётся, когда Марья Алексевна своего родит! Да теперь бы уж пора.