Жизнь и реформы
Шрифт:
Вне рамок аппарата
По традиции оценки и предложения генсека следовало представить на рассмотрение центральных органов партии и обсудить в партийных организациях. Надо было прежде всего определиться, как быть с Программой КПСС, которая настолько устарела, что на нее стеснялись ссылаться и всякое упоминание о ней сопровождалось ироническими ухмылками. Работа над проектом новой Программы велась и при Андропове, и при Черненко. Но, поскольку в созданной для этого группе тон задавал Р.Косолапов, от представленных материалов за версту несло духом фундаментализма. Это были все те же привычные марксистские догмы (скорее даже псевдомарксистские), изложенные слегка осовремененным языком.
Конечно, для формулирования по-настоящему реалистических оценок и выдвижения крупных идей и сами мы, и общество были
С самого начала своей работы на этом посту я взял за правило — при обсуждении важнейших решений не ограничиваться рамками партийных структур. Как уже упоминалось, Политбюро в 1984 году, как и пятнадцать лет назад, отложило Пленум ЦК по вопросам научно-технического прогресса. Понимая сложность проблемы и необходимость свободного обмена мнениями, мы решили не возвращаться к идее созыва Пленума, а провести Всесоюзное совещание. К нему надо было основательно подготовиться. Первым шагом стала встреча в ЦК с практическими работниками сферы экономики, учеными, партийными руководителями. Разговор получился вполне откровенным. Принципиальное значение имели открытое признание на этом авторитетном форуме технологического отставания страны и вывод о необходимости изменения хозяйственного механизма, предоставления широкой самостоятельности предприятиям. Аргументируя важность подобных изменений, кто-то из участников встречи с иронией говорил: окажись частный предприниматель в наших условиях, когда все расписано сверху, он сбежал бы через день-два.
Еще одна мысль, высказанная мной и поддержанная с энтузиазмом: нам не удастся осуществить реформы в экономике, если не займемся основательной перестройкой управленческих структур и децентрализацией управленческих функций. Мнение было единым — без этого никакие реформы не пойдут, будут сорваны. Любопытно, что в таком духе высказывались и некоторые заматерелые чиновники — видимо, считали, что к ним это не относится или вообще не верили в возможность серьезных новаций.
На совещании вспомнили, как Андропов наводил дисциплину и порядок в стране. Немалого можно добиться за счет жесткой требовательности, налаживания ритмичной работы, но это все-таки паллиатив, не способный компенсировать недостатки в стимулировании труда и экономическом механизме. Подобным признанием как бы преодолевалось узкое понимание дисциплины, последняя связывалась уже с повышением культуры производства.
В общем, первый после мартовского Пленума «выход за аппаратные рамки» оказался продуктивным. В середине апреля я встретился с работниками завода имени Лихачева: побывал в автосборочном корпусе, жилом квартале, в больнице, магазинах, а основной разговор с зи-ловцами состоялся в небольшом конференц-зале ЗИЛа. Тогда я впервые публично сказал, что с начала 70-х годов мы все больше отстаем от развитых стран, падение темпов роста серьезно осложняет ситуацию в экономике, социальной сфере, решение задач обороны страны. Раньше мы добивались высоких темпов за счет включения огромных трудовых и природных ресурсов. Теперь ни того, ни другого нет! Очередная демографическая волна — эхо войны — привела к дефициту рабочих рук, да и на привлечение новых материальных и природных ресурсов рассчитывать не приходится. Во-первых, они небезграничны, а во-вторых, их получение требует колоссальных затрат. Остается одно — добиваться роста производительности труда посредством внедрения прогрессивного оборудования, автоматики, менее энергоемких и безотходных технологий. Таким путем можно и нужно обеспечить не менее четырех процентов роста ежегодного национального дохода.
Эти оценки и намерения встретили у собравшихся живой отклик. И мне кажется, главное тут было не в традиционной готовности оказать уважение «высокому гостю». ЗИЛ, как и многие другие индустриальные гиганты, уже тогда жил с предощущением кризиса.
Апрельский Пленум
Обычно на пленумах сначала обсуждался главный
вопрос, в конце — организационный. На этот раз мы решили нарушить традицию, начав с небольшой «встряски». Открыв Пленум 23 апреля, я предложил избрать членами Политбюро Лигачева, Рыжкова и Чебрикова, а Никонова — секретарем ЦК. Голосовали, как всегда, безотказно. Поздравив избранных, я попросил членов Политбюро подняться в президиум. Рядом с собой посадил Лигачева и передал ему председательствование: «Ну что ж, Егор Кузьмич, предоставляй мне слово для доклада». Сделал это сознательно, чтобы стала ясной новая расстановка в Кремле.На апрельский Пленум 1985 года утвердился взгляд как на точку отсчета истории перестройки, хотя отсчет точнее вести с марта — уже там новый Генеральный секретарь заявил о предстоящих переменах. Кстати, недавно на одной из встреч деятелей культуры в Фонде Горбачева кинорежиссер Марлен Хуциев заметил, что основное было сказано уже в моем выступлении с Мавзолея при похоронах Черненко — потом шло наполнение программы. И это близко к истине.
При всем том концепция новой политики была все же официально изложена на апрельском Пленуме в докладе «О созыве очередного XXVII съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением». Перечитывая доклад, я отчетливо вижу, как тяжко мы расставались с идеологическими клише, мучительно преодолевали укоренившиеся догмы и предрассудки. Начинал я, как и в марте, с подтверждения преемственности курса XXVI съезда КПСС. Без таких клятв и заверений в то время немыслимо было обойтись. Но тут же пояснялось: «В ленинском понимании преемственность означает непременное движение вперед, выявление и разрешение новых проблем, устранение всего, что мешает развитию. Этой ленинской традиции мы должны следовать неукоснительно, обогащая и развивая нашу партийную политику, нашу генеральную линию на совершенствование общества развитого социализма».
В одной фразе как бы соединились два начала: одно — «непременное движение вперед, выявление и разрешение новых проблем», другое — «совершенствование развитого социализма». Для любителей «цитатных» диссертаций, мастеров жонглировать фразами, вырванными из исторического контекста, главным является то, что и Горбачев, мол, клялся «развитым социализмом», а потом «предал» его. Для меня же, для тех, кто начал перестройку, главным было «устранение всего, что мешает развитию». Этому принципу я оставался верен при всех сложнейших перипетиях перестройки.
«Противоречия» подобного рода можно обнаружить без особого труда и в других местах доклада. В нем присутствует общепринятый в те годы тезис, что, «опираясь на преимущества социализма, страна в короткий исторический срок совершила восхождение к вершинам исторического и социального прогресса». А буквально через два абзаца обосновывается «необходимость дальнейших изменений и преобразований, достижения нового качественного состояния общества, причем в самом широком смысле слова. Это прежде всего научно-техническое обновление производства и достижение высшего мирового уровня производительности труда. Это совершенствование общественных отношений, и в первую очередь экономики. Это глубокие перемены в сфере труда, материальных и духовных условий жизни людей. Это активизация всей системы политических и общественных институтов, углубление социалистической демократии, самоуправления народа».
Да, мы отдавали должное сделанному предшествующими поколениями, но самой постановкой вопроса о переходе к новому, качественному состоянию общества давали понять, что прежние формы жизни исчерпали себя, нужны радикальные перемены. И главным их рычагом называлось форсирование научно-технического прогресса, предполагающее реконструкцию отечественного машиностроения, производство нового поколения машин и оборудования, применение высоких технологий. Наряду с этим выдвигалась идея децентрализации управления экономикой, расширения прав предприятий, внедрения хозяйственного расчета, повышения ответственности и заинтересованности трудовых коллективов в конечных результатах своей деятельности.
Со времен революции на партийных съездах и пленумах, сессиях ВЦИК и Верховного Совета многократно обсуждался вопрос о громоздкости и низкой эффективности аппарата управления, его пораженности бюрократизмом. Принимались строгие решения, а численность аппарата неуклонно росла, поскольку стремились решать проблемы созданием новых управленческих структур. Нужно было менять саму систему руководства экономикой, оставить на долю верхних эшелонов социально-экономическую и научно-техническую стратегию, а все остальное передать на усмотрение производственных коллективов.