Жизнь и судьба: Воспоминания
Шрифт:
На Белорусском продают елки, я покупаю пушистую красавицу, кладу на плечо. В мешке купленные с рук там же, на рыночке, игрушки. Оказалось, однако, что идти далеко, но другой дороги нет. Холодно, но это ведь не Алтай, и я ускоряю шаг. Наконец, я у цели и предвкушаю радость ребенка. Лида недовольна — с елки снег, надо пол вытирать; да еще в ведро установить. Все делаю с удовольствием. Мальчик прыгает рядом, хлопает в ладоши, хватает игрушки, хватает книжку — читать не умеет, но картинки смотрит с изумлением, ослик понравился. Я чувствую себя хорошим воспитателем, научу мальчика любить книги, брат приедет, вместе возьмемся за дело. Но не тут-то было. Эта елка первая и последняя. Когда появилась синтетика, Лида купила елку синтетическую, мусора от нее нет, забот никаких. И вообще все эти праздники детские и учеба и воспитание — ерунда. «Сам постепенно воспитается» — вот ее принцип.
Вот он и воспитался так, что когда моему брату пришло время писать кандидатскую диссертацию, то мальчика отправили, думаете, куда? Ну конечно, во Владикавказ, к моей маме — пусть она взвалит на свои измученные плечи еще одну заботу — говорят, «своя ноша не тянет». Но такая ноша привела к тяжелым последствиям. Отдали в школу, где учился Алибек, где училась я, где училась моя младшая сестра, где преподавала моя тетка Елена Петровна. Самовоспитание (а мальчику уже десять лет) привело к полному краху, и методы моей мамы, превращавшей лодырей в прилежных учеников и любителей книг, обернулись крахом и позором школьных педагогов. Из школы забрали его со стыдом приехавшие родители (брат успешно защитил диссертацию) и увезли в Москву своего самовоспитывающегося сына уже в двенадцатилетнем возрасте. Все хорошие задатки задавили, нигде толком он не учился, все на каких-то курсах юридических (отец — юрист, криминалист, мать стала адвокатом). Не хочу здесь рассказывать унылую биографию некогда
Радостным же для меня было событие как будто совсем пустяковое, но чрезвычайно важное — обретение подушки. Я ее не имела с 1941 года — пришлось оставить в общежитии при эвакуации.
Позвонила ко мне моя невестка, Лидия Макаровна, и попросила сдать за нее экзамен по английскому языку (она училась на заочном в юридическом институте). Никаких языков она не знает, на занятия для заочников не ходила, а сдать экзамен необходимо, не переведут на следующий курс. «Что тебе стоит?» — сказала она мне. Мне ничего не стоило сдать английский, а ей как юристу, изучавшему Уголовный кодекс, ничего не стоило на своем студенческом билете сменить свою фотографию на мою и отправить меня на сессию с легендой — не посещала занятия, болела, но занималась дома. Преподаватель, потрясенная моим английским, поставила мне отлично (был перевод, пересказ и ответы на вопросы и т. д.), поражаясь, как человек, не ходивший на занятия, столь прилежен. Студенты ничуть не удивлялись (они ни разу не видели в своей группе Лиду), и я им даже помогала. Лида, когда я вернулась с отличной оценкой, была не очень довольна: «Зачем ты получила отлично? У меня все оценки средненькие по другим предметам, ну хоть бы тройку — чтобы не выделяться». Но, к сожалению, я не могла отвечать на тройку, и Лидия Макаровна, посетовав, сделала мне подарок — я получила от нее подушку, правда, неважную, почти слежавшуюся, но все-таки подушку. А как веселились мои девчонки в общежитии, увидев плоды моих трудов, — учите хорошенько языки, глядишь, и пригодится, может, еще что-нибудь, кроме подушки, заработаете.
Оно-то, конечно, хорошо, и компания дружная на Усачевке, и подушку заработала, и монастырь рядом, и в храм тайком пробираюсь, и война кончается, но как подумаю об отце, так сердце схватывает. Уже брата потеряла, а отец? Всё надеемся, надеемся с мамой, а вдруг жив? Я даже запрос письменный подала, опять на это проклятое место, на Кузнецкий, 22, что рядом с Лубянкой. Хотя это для меня проклятое, а в начале 1930-х место благодетельное. Там Политический Красный Крест во главе с женой М. Горького Екатериной Павловной Пешковой многим помогал, в том числе и Лосевым, когда их арестовали и в лагеря отправили. Но это было давно, всё равно прикрыли, и теперь ни на чье милосердие не надейтесь. Уж как я была оглушена, разобрав только «смерть» из слов равнодушных гэпэушников (помнится у Пушкина: «из равнодушных уст я слышал смерти весть») [220] , когда узнала о брате. А вдруг отец — тоже? Да, дрожь берет, когда держишь в руках повестку с вежливым приглашением явиться на Кузнецкий. Что делать? Пошла с трепетом, а оттуда, рыдая, мчалась по улицам, каким даже не помню. Смерть. Смерть. Умер. Умер, да еще какая ирония — 23 февраля (день Красной армии), да еще в сорок третьем году, уже два года минуло, а мы-то думали и ждали! Умер от воспаления легких, какая доверительная подробность, пусть помнят родственники. Лжецы проклятые! Убит он, расстрелян в подвалах Лубянки [221] , мой добрый, умный, красивый отец, мой отец [222] .
220
У Пушкина, правда, далее: «и равнодушно ей внимал я», но это весть о смерти бывшей и ушедшей любви (Амалия Ризнич умерла во Флоренции). См.: Пушкин А. С.Полн. собр. соч. В 10 т. Т. 2. М.; Л., 1963. С. 330.
221
Отца расстреляли 9 октября 1937 года.
222
Встретив меня у Лосевых, Н. П. Анциферов сказал: «Если бы понадобилось создавать новых людей, то только таких, как Алибек Алибекович». Анциферов Николай Павлович (1889–1958), известный историк, краевед, литературовед, писатель. Он окончил Петербургский университет в 1916 году учеником профессора И. М. Гревса, а затем стал его сотрудником. Николай Павлович автор книг «Душа Петербурга» (1922), «Петербург Достоевского» (1923), работ о Герцене (это его постоянная любовь — молодой Герцен). Он не раз подвергался арестам и ссылкам начиная с конца 1920-х годов (кружок А. А. Мейера «Воскресенье»). Встретился с Лосевыми в концлагере Белбалтлага. Верный друг и постоянный гость Лосевых на моей памяти. Ему принадлежат интересные воспоминания «Из дум о былом» (М., 1992; напечатаны с купюрами, но внук Н. П. Анциферова — Михаил Сергеевич, передал мне изъятые части для ознакомления). В Петербурге учреждена памятная медаль имени Н. П. Анциферова и устраиваются посвященные ему научные конференции.
Меня утешили Лосевы. Только они и могли меня утешить. Почему? Почему именно они? Не потому ли, что были рядом со мной, а мама далеко, на Кавказе? Нет, совсем не поэтому. Да я и не искала утешения у мамы. Она не могла утешать и сама не искала утешения: она посылала проклятия в небеса на погубителей своего, вечно любимого ею Алибека. Лосевы утешили меня не просто сочувствием, как бывает у родственных по крови людей. Они утешили меня как близкие по духу, что сильнее всякой плоти. Утешили общей молитвой, взыскующей помощи у Господа.
А кто же все-таки эти Лосевы, Алексей Федорович и Валентина Михайловна? Об этом расскажу по возможности кратко, что удается мне с трудом, потому что их жизнь для меня не поддается никакому словесному ограничению. Она не просто собрание фактов. Она духовна. А дух не имеет ни границ, ни препятствий. И, как говорится в Евангелии, «дух дышит, где хочет» (Ин. 3: 8).
Алексей Федорович Лосев родился 23 сентября (10-го по старому стилю) 1893 года на юге России в городе Новочеркасске в Области Войска Донского. Отец, Федор Петрович (родился в 1859 году в станице Урюпинской), преподаватель математики в гимназии, был одаренным музыкантом. За блестящее руководство Войсковым певческим хором в присутствии императора Александра III и его супруги Марии Феодоровны получил бриллиантовый перстень из кабинета Его Императорского Величества (удостоверение от 9 марта 1888 года № 56), а затем и серебряную медаль в память императора Александра III. Дослужился до надворного советника. В дальнейшем стал архивариусом Донской духовной консистории. Преподавал математику в младших классах гимназии, что не мешало ему дирижировать городскими оркестрами и давать сольные скрипичные концерты, получая вместе с тем блестящие характеристики от епархиального начальства за свою безупречную работу в качестве церковного регента. Федор Петрович не зря окончил в Петербурге известную Придворную певческую капеллу, где готовили дирижеров, хормейстеров и регентов высокого класса. Семейная жизнь, однако, была не по нему. Больше всего он любил свою скрипку (играл он виртуозно), церковное пение, вино и женщин. Хотя Федор Петрович женился на милой гимназистке, Наталье Алексеевне, дочери протоиерея, настоятеля храма Михаила Архангела о. Алексея Григорьевича Полякова, и Евдокии Алексеевны Поляковой (урожденной Житеневой) — известная в Новочеркасске почтенная семья, — но вскоре оставил жену с трехмесячным сыном Алешей. Дед сам крестил внука. Крестные Алеши Лосева — о. Стефан Власов и Федосья Васильевна Кушелева, богатая домовладелица. Отец встретился с сыном незадолго до смерти (1916 год), оставив ему в наследство старинную скрипку и сундук с нотами. Скрипку, однако, украли, пересылая наследство из станицы Константиновской, и подменили ее на более простую, немецкую, которая доныне сохранилась среди вещей А. Ф. Лосева, пережив даже гибель его дома в Москве в бомбежку 1941 года.
В 1900 году, 28 апреля, скончался дед Алексея Федоровича. Мальчику исполнилось семь лет. Дом по улице Михайловской (она же Западенская), 47 (ныне Кирова, 73), по духовному завещанию своей матери, Евдокии Алексеевны, получила в наследство Наталья Алексеевна, оставшаяся вместе с маленьким сыном круглой сиротой. В 1911 году Наталья Алексеевна Лосева, жена надворного советника, продала за 4 тысячи рублей этот родительский дом, чтобы можно было послать учиться в Московский университет своего сына Алексея, окончившего в этом году гимназию. Сама же она переехала к сестре, Марфе Алексеевне, жене о. Стефана Власова, настоятеля кафедрального собора в станице Каменской, где и жила до своей кончины (видимо, в 1920 году).
Со стороны материнской, а именно со стороны бабушки, родичи А. Ф. Лосева происходили, как и его отец,
из станицы Урюпинской. Это известная семья Житеневых [223] . Бабушка А. Ф. Лосева Евдокия Алексеевна Житенева родилась в 1836 году. Ее старший брат, Петр Алексеевич, — в 1833 году. Дочь Евдокии Алексеевны, Наталья, и сын Петра Алексеевича, Евдоким (род. 1868), таким образом, оказались двоюродными братом и сестрой, а Евдоким Петрович — двоюродным дядей А. Ф. Лосева. Имя этого дядюшки, который жил в Москве на Остоженке в собственном доме, был членом правления Грибановской мануфактуры, постоянно встречается в дневниках студента Лосева. Это тот самый добрый дядя Авдоша, в дочь которого Люсю, то есть свою кузину, был влюблен юный Лосев [224] . Житеневы, судя по всему, были люди почтенные, достойные, большей частью военные. Так, отец бабки Алексея Федоровича, то есть его прадед, Алексей Евдокимович Житенев, потомственный казак, имеет замечательную биографию. Хотя он родился в 1797 году, но совершенно юным уже участвовал в военных кампаниях 1812–1814 годов. Из его послужного списка известно, что он, сын есаула, в июне 1812 года в походе с Дона на запад шел под командой генерала Тормасова, брал Варшаву под начальством генерала Беннигсена, участвовал под Лейпцигом в знаменитой Битве народов 1813 года под командованием генерал-лейтенанта графа Ф. В. Ридигера, предка Патриарха всея Руси Алексия II. В боях за переправу через Рейн он был под командованием генерала Витгенштейна. Через Страсбург дошел до Парижа. За участие во взятии Парижа был награжден орденом Святого Георгия (№ 27 850) и удостоен потомственного дворянства, а за кампании 1812–1814 годов получил памятную серебряную медаль. Алексей Житенев воевал и в 20-е годы XIX века. Он участник Русско-турецкой войны 1822–1829 годов. За турецкую кампанию получил из рук графа Воронцова серебряную медаль. Охранял границы по Черному и Азовскому морям. С корпусом генерал-лейтенанта Сухомлина сражался против турок, когда русские войска разбили верховного турецкого визиря и переходили через Балканы, вытесняя турок. Получил патент на чин сотника и скончался, находясь в боях с пятнадцатилетнего возраста, в возрасте сорока двух лет в 1839 году. Интересно, что в роду Житеневых повторялись три имени: Евдоким, Алексей и Петр. Так, отец Алексея — Евдоким Петрович (род. 1770), дед его — Петр (род. 1746). У самого же Алексея Евдокимовича сын Петр (род. 1833) значится уже как дворянский сын, а у Петра опять-таки сын Евдоким Петрович (род. 1868), тот самый дядя Авдоша. Как видно, Алексей Лосев тоже не совсем случайно получил свое имя.223
Ряд биографических сведений об этой семье мне сообщил ныне покойный профессор Л. А. Новиков, большой знаток архивов. Редкий факт сообщила мне несколько лет тому назад (пишу в 2007 году) моя бывшая ученица по МОПИ им. Крупской, Валентина Алексеевна Казьмина, род которой связан со станицей Урюпинской. Среди ее родственников была двоюродная сестра ее матери, то есть ее тетка, Шурочка Лосева (эту фамилию никто в Урюпинской, кроме нее, не носил), которую все знали как незаконную дочь Федора Петровича и Пелагеи — Полины Федоровны Мишаревой (красавицы — голубые глаза, черные, как вороное крыло, волосы). Мать отправила Полю на двухгодичные высшие курсы в Новочеркасск (что-то вроде Бестужевских, или какие-то другого типа, но тоже высшие). Там и произошла встреча Ф. П. Лосева с красавицей Полей. Шурочка родилась, когда Федор Петрович уже был чиновником Консистории. Шурочка пережила своего сводного брата, Алексея Федоровича Лосева, который о ее существовании не подозревал. Она, видимо, родилась в 1902 году, когда Федору Петровичу было 45 лет. Я искренне благодарна В. А. Казьминой за столь важные сведения.
224
В Дворянском календаре за 1897 год (с. 156), где упоминается Евдоким Петрович Житенев (родился 31 марта 1868 года), также указано рождение его дочери Елены (Люси) в 1897 году.
Уже 16-летним юношей Алексей Федорович знал, что опорой является мать, женщина строгих правил, беззаветно любившая сына и сделавшая все, чтобы он, окончив гимназию, уехал в Москву в университет.
Алексей Федорович постоянно вспоминал свою классическую гимназию с огромной любовью. Здесь были прекрасные педагоги, здесь читали Эсхила, Софокла, Еврипида, Данте, «Фауста» Гёте, Байрона. Здесь Иосиф Антонович Микш, чех по национальности (друг знаменитого филолога Ф. Ф. Зелинского), на всю жизнь внушил Лосеву страсть к древним языкам, греческому, латыни. Инспектор гимназии Ваккерман разрешал ученику Лосеву беспрепятственно посещать театр, где гимназист пересмотрел весь классический репертуар (Шекспир, Шиллер, Ибсен, Метерлинк, Чехов) в исполнении известных актеров, гастролировавших в провинции. Юный Лосев проявлял огромный интерес к науке, выписывал журналы «Вокруг света», «Природа и люди», «Вестник знания», зачитывался романами французского астронома Камилла Фламмариона, и астрономическое небо было для него первым образом бесконечности, понятие которой стало в философии Лосева одним из основных. Директор гимназии, Федор Карпович Фролов, был настолько чутким, что, заметив интерес юноши к философии Вл. Соловьева, сам спросил его, какие книги он хотел бы иметь в качестве наградных, и подарил ему при переходе в последний класс гимназии восьмитомник (1-е издание) Вл. Соловьева. Платон в переводе XIX века профессора Карпова к этому времени тоже находился в библиотеке гимназиста Лосева. Одновременно с гимназией Алексей Федорович учился по классу скрипки в частной музыкальной школе педагога-итальянца Фридриха Ахилловича Стаджи (Федерико Стаджи), лауреата Флорентийской музыкальной академии имени Керубини, оказавшегося по воле судьбы на юге России.
Страсть к музыке рано захватила Алешу, еще когда он проводил, как всегда, лето в любимой Каменской, в семье своей тетки Марфы Алексеевны и ее супруга о. Стефана Власова. В семье любили музыку, устраивали музыкальные вечера, да и кузина Маша собиралась стать пианисткой. Вот так на одном из вечеров с успехом играла девочка-скрипачка, дочь местного инженера-немца, знакомая Алеши. Девочку звали Цецилия Ганзен. Ее игра разбудила страстное желание мальчика тоже учиться игре на скрипке, даже стать виртуозом. Но, увы, наука пересилила карьеру музыканта. Зато Цецилия уехала в Европу, сделала блестящую артистическую карьеру, а затем в Гейдельберге обосновалась как видный профессор (см. многотомную музыкальную энциклопедию). С Алексеем Лосевым она никогда больше не встречалась, но в памяти Алексея Федоровича сохранился прелестный образ подруги детства, своей игрой приведшей его в школу Федерико Стаджи. Обучение у Стаджи было чрезвычайно серьезное, его ученики становились известными музыкантами, да и сам Алексей, заканчивая вместе с гимназией и музыкальное образование, на выпускном экзамене играл знаменитую и трудную «Чакону» Баха. О высокой степени подготовки юного скрипача Алексея Лосева в школе Стаджи можно судить по одному любопытному факту из биографии выдающегося музыканта (альт) Федора Серафимовича Дружинина. В своих воспоминаниях Федор Серафимович рассказывает, что он играл «Чакону» Баха, оканчивая Московскую консерваторию. Слушательницей Дружинина была Анна Ахматова, гостившая под Москвой, в усадьбе «Старки», у тестя Федора Серафимовича, известного поэта и переводчика С. В. Шервинского. Ахматова никогда не слышала «Чакону», и молодой Дружинин познакомил с ней поэтессу [225] . Теоретическая подготовка оказалась столь глубокой, что в дальнейшем А. Ф. Лосев не только выпустил в 1927 году книгу «Музыка как предмет логики», но, будучи профессором Московской консерватории, общался на высоком профессиональном уровне с выдающимися теоретиками музыки.
225
См. на французском: Fiodor Droujinine.Souvenirs. М., 2006. Р. 179–184. В русском издании: Дружинин Федор.Воспоминания / Сост. Е. С. Шервинская. М., 2001. С. 127–129. Сообщили, что 1 июля 2007 года скончался многие годы тяжело болевший Ф. С. Дружинин.
В 1911 году Алексей Федорович окончил гимназию с золотой медалью. Выпускное сочинение — на тему историка Карамзина: «Авторы помогают своим согражданам лучше мыслить и говорить». Ко времени окончания гимназии Алексей Федорович, как он сам вспоминал, был готовый философ и филолог. Так оно и осталось на всю жизнь. И в Московский Императорский университет он поступил в 1911 году одновременно на два отделения — философское и классической филологии, на историко-филологический факультет, который окончил в 1915 году. В 1914 году Алексей Федорович был послан в Берлин для совершенствования в науках, работал в Королевской библиотеке, слушал оперы Вагнера, но война прервала занятия. Пришлось срочно возвращаться домой. Дипломное сочинение Алексея Федоровича «О мироощущениях Эсхила» читал знаменитый символист Вяч. Иванов и одобрил Уего. С Вяч. Ивановым Алексея Федоровича познакомил его старший друг, филолог-эллинист Владимир Оттонович Нилендер, переводчик Гераклита. Сам Вяч. Иванов на всю жизнь остался любимым поэтом Лосева. Характерно, что, поступая в университет, он написал сочинение, названное «Высший синтез как счастье и ведение», где доказывалось единение в научном мировоззрении всех областей духовной жизни человека, науки, религии, философии, искусства и нравственности, столь важное для понимания творчества Лосева.