Жизнь Ленина. Том 2

Кемаль сочетал в себе Париж и Анатолию, джентльмена я Тамерлана. Он предавался то порывам творческого труда, в который вкладывал свой энтузиазм пророка и преобразователя, то длительным оргиям, во время которых он целые дни проводил, играя в карты, пьянствуя и развратничая. Кемаль на коне въехал в сердце своего народа, сохранившего достаточно первобытных черт, чтобы преклоняться перед его грубой, выносливой мужественностью. С одинаковой легкостью Кемаль разбивал головы и прецеденты. Наделенный чертами героя, Кемаль возвратил своему народу чувство эпического. Бедная, маленькая, отсталая Турция почувствовала себя омоложенной.

Кемаль предпочитал свой собственный революционный национализм, свою однопартийную систему ленинским. Он запретил коммунистическую деятельность и преследовал подозреваемых в коммунизме. Но антикоммунизм Кемаля не препятствовал военному, экономическому и политическому сотрудничеству между Турцией и Советской Россией. Борьба с западным влиянием была в интересах обеих стран.

С 1677 по 1917 год Россия и Турция воевали между собою 13 раз. Вырос миф о неискоренимой вражде. Неискоренимой вражды не существует. Народы слишком практичны, чтобы руководствоваться историей. Пока у России и Турции были территориальные притязания друг к другу, они враждовали. Когда обе потеряли свои империи и от слабости утратили аппетит к захватам, они стали друзьями.

26 апреля 1920 года Кемаль обратился к советскому правительству с посланием, в котором подчеркивал готовность Турции «участвовать в борьбе против иностранного империализма, угрожающего обеим странам», и предлагал военный и политический союз³⁵². Чичерин ответил холодно, предлагая нормальные дипломатические отношения. Кемаль настаивал на своем. В ноте Чичерину от 29 ноября 1920 года Кемаль говорит о «нашем тесном союзе» и о «трудящихся массах мира», которые, с помощью «порабощенных народов Азии и Африки», положат конец «власти буржуазии» и «международного капитала». Кемаль явно хотел чего-то от Москвы. Но Москва была занята Врангелем, Грузией, экономическими вопросами. А Кемаль становился все настойчивее. 16 ноября 1920 года турецкий министр иностранных дел Бекир Семи приехал в Москву просить о военной помощи. Греческие войска при поддержке Англии вторглись в Анатолию.

«Больше не секрет,— сказал мне Карахан, когда я работал над книгой о советской внешней политике,— что мы оказали Кемалю большую помощь, как вооружением и военными инструкторами, так и деньгами». Лев Карахан, заместитель наркома по иностранным делам, красивый, проницательный армянин, с большим удовольствием передавал мне эту засекреченную информацию. От него я получил и переписку между Чан Кай-ши и Сун Ят-сеном, с одной стороны, и Чичериным, с другой. В личных делах Карахан был человек очень независимый, и, когда он делился секретами, это, как видно, было проявлением чувства личной независимости. За эту независимость он поплатился жизнью: расстрелян 19 декабря 1937 года, не сознавшись в преступлениях, которых не совершал.

Первым советским полпредом в кемалистской Турции был бывший армейский офицер и член Реввоенсовета республики С. И. Аралов. Прежде чем Аралов уехал из Москвы, Чичерин привел его к Ленину.

«Так, батенька, кончили воевать, дипломатом стали, хорошо,— приветствовал его Ленин.— Перековали меч на орало. Нужное, хорошее дело. Садитесь, пожалуйста...»

Ленин перешел к турецким делам: «Конечно, Мустафа Кемаль-паша — не социалист, но, по-видимому, хороший организатор, талантливый полководец, ведет буржуазно-национальную революцию, прогрессивно настроенный человек, умный государственный деятель. Понял значение нашей социалистической революции и относится положительно к Советской России. Он ведет освободительную войну с захватчиками... Говорят, народ ему верит. Надо ему помочь, то есть помочь турецкому народу. Вот ваша работа. Уважайте турецкое правительство, народ, не кичитесь. Не вмешивайтесь в их дела. Англия натравила на них греков... Вам предстоит серьезная работа... Помочь материально Турции мы сможем, хотя и сами бедны. А нужно... Турецкий народ будет чувствовать, что он не одинок».

«Царская Россия столетия воевала с Турцией,— продолжал Ленин,— это наложило, конечно, большой отпечаток в памяти народа... Вы знаете, недоверие проходит медленно. Нужна поэтому большая, терпеливая, осторожная, внимательная работа; нужно умело доказать, объяснить не словами, а делами разницу между старой царской Россией и Россией советской. Это наша задача, и вы, как посол, обязаны быть проводником советской политики невмешательства в их дела, быть поборником искренней дружбы наших народов. Турция — крестьянская, мелкобуржуазная страна. Промышленности мало, и та, что есть,— в руках европейских капиталистов. Рабочих немного. Это надо иметь в виду». Иными словами, пролетарская революция невозможна.

Москва поможет кемалистской Турции, сказал Ленин Аралову. «Какая помощь будет, сообщим; вероятнее всего, поможем оружием, понадобится — дадим и другую».

«Учитесь языку, общайтесь с простыми людьми, общественными деятелями, не отгораживайтесь заборами, крепостными стенами от трудящихся, как это делали послы самодержавного царя... Вы едете с детьми? Это отлично, детей научите турецкому языку, да и самому необходимо подучиться. Это очень важно»³⁵³.

Так Ленин напутствовал своего посла.

Россия помогла Турции. (Помогла ей и Франция.) Но перед тем, как Турции была оказана советская помощь, инцидент чуть не испортил советско-турецкие отношения. В феврале 1921 года, когда большевики овладевали Грузией, Кемаль отправил свои войска на Батум. И марта турки взяли город. В Батуме тогда кончался единственный нефтепровод России, шедший из Баку. Помимо экономического значения Батумского порта, город имел и политическое значение: грузинские националисты не простили бы большевикам утраты одного из важнейших городов Грузии. Подошедшие части красных были готовы открыть военные действия. Пять дней между советским и турецким командирами шли переговоры. Наконец, Кемаль уступил Батум, а Москва признала переход к Турции Карса и Ардагана.

Ленин знал, что советская внешняя политика тесно связана с внутренней. Приходилось считаться с Грузией и с такими грузинами, которые, как Сталин, ненавидели кемалистскую Турцию. К переговорам между Москвой и Анкарой пришлось привлечь советскую Армению и Азербайджан. Это не уменьшало их зависимости от Кремля, но помогало создать за рубежом, особенно в Азии, впечатление, будто бывшие колонии царизма обрели государственные права. 31 марта 1921 года Ленин одобрил предложение Чичерина о необходимости «соблюдать тактичность при проведении антирелигиозной пропаганды» в областях с мусульманским населением. Ленину было известно о сепаратистских тенденциях среди националистов Украины, Кавказа и Туркестана. Недовольство в этих областях могло вызвать беспорядки и потребовать репрессий. Об этом узнали бы за границей, и репутация Советской России среди зависимых народов была бы испорчена. События в Туркестане послужили хорошим примером в этом отношении.

Когда профсоюзный вождь М. П. Томский не поддержал политики Ленина по вопросу о профсоюзах, Ленин сослал Томского в Туркестан, назначил его председателем Комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана. Там у Томского возникли политические разногласия с членом Туркбюро ЦК РКП(б) Г. И. Сафаровым. Основным пунктом разногласий был вопрос об осуществлении в Туркестане новой экономической политики. Томский настаивал на ее введении, Сафаров же утверждал, что в условиях Туркестана нэп невозможен и надо сохранить военный коммунизм.

Томский написал об этом Ленину. Ленин ответил 7 августа 1921 года: «Конечно, Вы правы, что «9 млн. баранов» нам (Москве) необходимы. Во что бы то ни стало их взять! И тотчас прислать нам в СТО календарную программу их получения...»

«Для попытки уладить Ваши разногласия с т. Сафаровым посылаем т. Иоффе» — ликвидировать неприятности, как всегда, было поручено Иоффе.

Далее Ленин развивал свой план: «Я думаю, можно и должно сочетать обе тенденции. 1) хлеб и мясо Москве в 1-ую голову, 2) ряд уступок (для этого) и премий «купцам», 3) безусловно новая экономическая политика... 4) непременно мусульманские комбеды и 5) внимательное, осторожное, с рядом уступок отношение к мусульманской бедноте».