Жизнь на излом. Ранение навылет
Шрифт:
– Ты поругался со своими? – вдруг догадалась Кира.
– Да, – вздохнул Глеб, – есть немного. С отцом позавчера вечером повздорил.
– И?
Глеб остановился и отстранился. Взъерошил волосы, виновато посмотрел на любимую.
– Поругались мы, если честно. Он поставил ультиматум, а я его и слушать не стал. Ушел из дома, пока осел у Юрки. От тебя я никогда не откажусь, Киреныш. Ну и сам справлюсь, найду работу. Он трясет своими богатствами, говорит, что лишит меня содержания. Так я давно уже сам зарабатываю. И квартиру могу позволить себе снять, просто не уходил, маму жалко. Да и теперь она плачет, просит меня вернуться.
– Подожди, подожди. Ты что, решил уйти из дома, отказаться от карьеры хирурга?
–
Кира чуть улыбнулась, со слезами на глазах и комом в горле смотрела на своего жениха. Водоворот событий усиливался с каждым днём, и она чувствовала, что их куда-то несет - неминуемо, безвозвратно.
– А как же договорённость?
– Кир, мы можем пожениться и без свадьбы, правда? А как только у меня будет первый отпуск, мы съездим куда-нибудь отдохнуть. Сейчас найдём квартиру, и будем вместе, каждый день, – он протянул руки и прижал девушку к себе. – Киреныш, я понимаю, что в академию лучший вариант, но не хочу тебя оставлять. Неспокойно у меня на сердце. Никогда не поддавался чувствам, суевериям этим, но сейчас меня на части раздирает, как представлю, что придется расставаться с тобой. Поэтому и приехал. Хочу сам поговорить с твоими родителями. Я же тебя сожительницей не зову в квартиру, я же жениться хочу. Один раз и на всю жизнь. Да, пока не получится с красивой свадьбой, но …
– Т-с-с, ничего не объясняй, не надо, – Кира приложила к его губам указательный пальчик. – Я согласна, Глеб. Если ты так решил, то значит будет так. От Шурки я все равно собралась съезжать, а выйти замуж согласие дала и менять решение не собираюсь. Пойдем, я познакомлю тебя с родителями. Сядем, поговорим. Не съедят же они нас, правда?
Глеб наконец-то улыбнулся, поцеловал милую в губы, и рука об руку они отправились домой.
Мать Киры, Елена Сергеевна, только всплеснула руками. Позавчера одно, сегодня – другое. Но ругаться не стала. Собрала на стол, накормила гостя. Задавала вопросы, посматривая на влюбленную дочь. Вот как им сейчас запретишь? Пойдешь против, на всю жизнь врагом останешься. И даже если время внесет свои коррективы и брак распадется, обида на мать останется. Нет, единственную дочь терять не хотелось. Поэтому мать Киры дала заочное согласие. Но официальное только после разговора с мужем. Отец Киры, конечно, тоже был ошарашен новостью, но сдержался. По-простому пожал Глебу руку, показал кулак, мол, если дочку обидит, то головы ему не сносить, а потом дал добро. Теперь за столом, переглядываясь и краснея, сидели жених и невеста, без пяти минут будущие муж и жена.
Уже поздно вечером они, стоя в обнимку на улице возле дома, грели друг друга своим теплом. Разговаривать не хотелось. Эти уютные минуты счастья были настолько хрупкий, что одно неосторожное движение или слово могло их разрушить.
Глеб тихонько целовал Киру в макушку, а она слушала стук его сердца. Где-то еще хлопали дверцы подъездов и галдела молодежь, а желтая россыпь окон освещала маленький двор. Ветер шептался в макушках деревьев и было удивительно хорошо, так хорошо, что каждая мелочь запала в сердце, как нарисованная детская картинка, где нет ничего лишнего, где все на своих местах. Вот Глеб, любящий всем сердцем свою Киру. Вот ночь, окутывающая их своим покрывалом, вот звездное небо над ними, которое обещает быть безоблачным…
Телефонный звонок разрушил идиллию мгновенно, зловещим эхом разнесся по пустынной улочке. Глеб дернулся, достал смартфон из кармана, встревоженно взглянул на экран: "Мама". Несколько секунд он еще решал, ответить ли. Впервые не хотел поднимать трубку матери, слишком жива была еще обида на родителей – не только на отца, но и на мать, что была с ним солидарна. Напряжение Глеба передалось Кире, но она встрепенулась и легонько дотронулась до мужской
руки.– Глеб, ответь, это же мама…
Он послушно кивнул и потянул зеленый значок на экране.
– Да, мам, я слушаю.
Глухие рыдания Кира услышала фоном, но слов не разобрала. Зато увидела вмиг почерневшее лицо Глеба, словно он за эти несколько секунд вдруг постарел на десяток лет.
– Сейчас вызову такси и через час приеду, держись мам.
Он отключил телефон и невидящим взглядом посмотрел на Киру.
– Что случилось, Глеб?
Губы его задрожали и плечи как-то вмиг опустились и затряслись.
– Позвонили ей только что, сказали, отец погиб…
16
Кира дала волю слезам только в квартире.
С Глебом ехать обратно она вызвалась сама, да и мать решение дочери поддержала.
Всю дорогу она держала любимого за руку, впитывая и пропуская через себя его боль. Для нее такое было впервые – ощущать чужую боль, принимать чувства другого человека, как свои. Но как же теперь это казалось естественным и нормальным, делить с любимым его утрату и горе.
Глеб всю дорогу молчал. Глаза его были сухи и вообще казалось, что он дышит через раз. Кира не лезла в душу с лишними разговорами. Как бы ни сложились отношения ее и будущего свекра, но для Глеба он был любимым человеком.
Возле дома парень помог ей выбраться из такси, подал сумку с вещами, легонько поцеловал в висок и уехал. Конечно, ей было немного обидно за то, что Глеб даже не попрощался, но тут же себя одернула. А как бы она поступила? И в силах ли была бы оказывать простые знаки внимания и быть достаточно вежливой? Сложно сказать, на что способен человек в горе. Говорят, что многие даже сходят с ума, и больше не хотят сами жить.
Кира подняла голову и посмотрела на окна квартиры. На кухне, если кто-то был дома, обычно оставалась включена подсветка на вытяжке. Но сейчас, судя по тому, что окно было абсолютно черным, дома Шурки не было.
Поднявшись по лестнице, она открыла дверь ключом, щелкнула кнопкой выключателя, сразу прищурившись от яркого света. На зеркале, сразу напротив двери, была прикреплена записка от Шурки с большими накарябанными буквами "КИРКЕ".
Кира бросила сумку, закрыла дверь на замок, разулась, с запиской в руках прошла на кухню. Поставила чайник, умылась под кухонным краном и только потом развернула небрежно выдернутый из тетрадки лист.
Почерк Шурки был корявым, да она и, видимо, очень торопилась, когда писала. Не с первого раза, но все же получилось разобрать небрежные каракули:
" Я переехала к Семячкову, он наконец-то развелся. Буду жить у него. Квартиру, как и договаривались, оплачиваем пополам, это будет мой запасной вариант. Живи, не скучай. Телефон мой знаешь.
П. С. Вещи я сложила вниз в шифоньер, чтобы тебе не мешались. Может заеду на неделе. "
Кира отшвырнула лист и с облегчением вздохнула. Меньше всего ей сейчас хотелось видеть беспринципную Шурку и тем более рассказывать ей о том, что случилось. Теперь Кира вообще жалела, что открылась ей.
Выключив так и не вскипевший чайник, она ушла в комнату, упала ничком на кровать и расплакалась, выплескивая наружу тревогу последних дней, боль за Глеба, обиду за неоправданное доверие. Так и уснула не раздеваясь, на мокрой подушке, окунаясь в спасительную опустошающую темноту.
Шурка появилась на следующий день и как сорока на хвосте притащила новость: у Глеба умер отец. Кира хоть и удивилась ее осведомленности, но виду не подала. Деятельная подруга тут же надавала советов, как себя вести и стоит ли сейчас ехать Кире к Глебу домой. Все это звучало фоном, казалось бредом. Зачем она куда-то поедет, и о каких разговорах может идти речь, если Глеб еще ни разу не звонил. Хотя ему, наверное, некогда. Сейчас на его плечи лягут все заботы. Кира отмахнулась от подруги и переключила разговор на личное.