Жизнь на Земле. Естественная история

Произошло это когда-то очень давно, потому что окаменелые остатки вполне оформившихся летучих мышей относятся ко времени в 50 млн. лет до нас.

Летательная перепонка у летучих мышей начинается не просто от запястья, как у шерстокрыла, а еще натягивается на удлиненный второй палец. Два других пальца образуют распорки, отходящие назад, к свободному концу крыла, и только один большой палец у них свободный и короткий. На нем сохранился коготь, летучая мышь пользуется им для совершения туалета и для карабканья. На грудной кости образовался киль, как у птиц, он тоже служит для прикрепления мышц, работающих при махе крыльями.

У летучих мышей есть много общих с птицами приспособлений для уменьшения веса. Кости хвоста, растягивающие снизу летательную перепонку, истончились, как соломинки, или вовсе исчезли. Зубы, правда, не утрачены, однако головы маленькие с курносыми носиками, так что при полете не перевешивают. Но одна проблема, стоящая перед летучими мышами, птицам незнакома: млекопитающие предки передали им в наследство способ взращивания потомства внутри тела, с помощью плаценты. Эволюционные часы, как правило, нельзя перевести назад, ни одна из летучих мышей не вернулась к откладке яиц. Так что самке приходится летать с тяжелым грузом — зародышем в животе. Вполне естественно поэтому, что близнецы у летучих мышей — большая редкость, обычно в сезон родится только один детеныш. А это в свою очередь означает, что для поддержания численности популяции надо, чтобы самка оставалась плодовитой в течение долгого времени. И действительно, летучие мыши отличаются, относительно своих размеров, примечательным долголетием — некоторые живут в среднем около 20 лет.

В наше время все летучие мыши летают ночью, и, вероятно, так было с самого начала, поскольку день еще раньше достался птицам. Но для ночных полетов летучим мышам требовалась действенная навигационная система. Они ориентируются, испуская ультразвуковые сигналы, подобные тем, что производят землеройки и, надо полагать, многие другие примитивные насекомоядные. На ультразвуке у летучих мышей работает сложный эхолокационный механизм — сонар. Он аналогичен радару, только радар использует радиоволны, а сонар — звуковые волны. Частота их намного превышает уровень, воспринимаемый человеческим ухом. Большинство слышимых нами звуков имеет частоту в пределах нескольких сотен колебаний в секунду. Некоторые из нас, особенно в молодости, способны, напрягшись, расслышать звуки высокого тона частотой порядка 20 000 колебаний в секунду. А летучая мышь, ориентируясь с помощью сонара, производит от 50 000 до 200 000 колебаний в секунду. Она посылает ультразвуки короткими импульсами, наподобие щелчков, по 20–30 в секунду, и слух у нее настолько острый, что, принимая эхо этих сигналов, она способна определять местонахождение не только препятствий на своем пути и вокруг, но и добычи, летящей в это же время с большой скоростью.

Обычно летучая мышь ждет эха своего сигнала, прежде чем послать следующий импульс. А чем ближе отражающий объект, тем быстрее возвращается эхо, что позволяет летучей мыши по мере приближения к добыче посылать сигналы все чаще и чаще и получать все более подробные сведения.

Удачная охота, однако, делает летучую мышь на мгновение слепой, так как с полным ртом она не может пищать. Некоторые виды выходят из положения, издавая писк носом; у них образовались разного рода чудовищные носовые наросты, предназначенные для концентрации направленного звука и для звукоусиления. Отражения писка улавливаются ушами, и поэтому ушные раковины у летучих мышей большие, часто замысловатого вида, очень чувствительные и к тому же способны поворачиваться навстречу сигналам. Так что у многих летучих мышей вся голова занята под эхолокационное устройство: сверху большие просвечивающие уши на жестком хрящевом каркасе, пронизанные изнутри сетью мелких красных сосудиков, а на носу — всевозможные гребешки, отростки и заострения, чтобы направлять звуковую волну. В целом получается рожица пострашнее любого черта, нарисованного на полях средневековых рукописей. И у каждого вида — своя, особенная. Зачем? Возможно, затем, чтобы каждый вид издавал свой особенный писк. А принимающая система, настроенная именно на этот сигнал, отфильтровывает голоса всех других видов.

Описанное устройство на словах кажется несложным. Но когда сталкиваешься с ним в жизни, впечатление несколько меняется. В Гомантонских пещерах на острове Калимантан обитают восемь различных видов летучих мышей общим числом в несколько миллионов особей. Они так давно там живут, что в одном гроте их помет образовал огромную пирамидальную кучу высотой 30 м. Сверху куча покрыта блестящим живым ковром из тараканов, кормящихся этим гуано, и издает густой аммиачный дух. А под потолком пещеры в узких горизонтальных трещинах мы обнаружили грозди летучих мышей. Несколько мышей, разбуженные лучом нашего фонаря, отцепились и пролетели мимо, задев нас крыльями по лицу. Но масса осталась висеть, только панически крутя головами и пяля на нас черные бусинки глаз. Дальше, в глубине, мы увидели их многие и многие тысячи — одинаковые, одна к одной, точно колосья в поле, и волна страха пробегала по их тесным рядам, будто ветер по спелой ниве. И вдруг, разом, все снялись с места. Из щели вырвался мощный летучий поток. Пока мы спустились сверху на кучу гуано, вся пещера превратилась в сплошной мышиный вихрь. Разрываемые между ужасом перед непривычным дневным светом снаружи и паникой, вызванной нашим присутствием внутри пещеры, мыши кружились огромным водоворотом, наполняя воздух взмахами своих кожистых крыльев. Мы едва различали самые низкие компоненты их звуковых сигналов, словно какой-то космический шелест, но в целом работа их локационных устройств была за порогом нашей слышимости. От горячих маленьких тел в пещере, где воздух и без того был жаркий и спертый, стало невыносимо душно. Мы были все заляпаны капельками помета. Под сводом пещеры их кружилось, бесспорно, несколько сотен тысяч, будто черный буран. И каждая, наверно, при этом работала своим сонаром. Как же их сигналы не пересекались друг с другом, не искажались, не гасились? Каким образом животные так быстро реагировали на получаемую информацию и избегали столкновений при такой скорости? Находясь там, своими глазами видишь, какие необъятной сложности задачи решает навигация с помощью эхолокации.

Когда в Гомантоне наступает вечер, летучие мыши устремляются вон из пещеры. Они летят под потолком по строго определенным узким «коридорам», нос в хвост, шеренгой по пять-шесть штук и тянутся сплошными живыми лентами. Наружу они вырываются из отверстия пещеры всегда с одной стороны, по тысяче в минуту, и черный их поток расплескивается над лесом, где начинается ночная охота. Гора гуано в глубине пещеры служит наглядным свидетельством тому, насколько удачна эта охота. За ночь колония, как можно подсчитать, изничтожает по нескольку тонн москитов и другой летучей мелочи.

Некоторые виды насекомых обзавелись особыми приспособлениями для защиты от летучих мышей. В Америке есть ночные бабочки, которые умеют их подслушивать, подстраиваясь под частоту их сонаров. И как только узнают о приближении летучих мышей, тут же камнем падают на землю. Другие входят в штопор, й летучим мышам трудно их преследовать. А есть еще такие, которые глушат их сигналы и сами посылают им ультразвуковые сообщения о том, что они несъедобны, ядовиты.

Не все летучие мыши питаются насекомыми. Некоторые открыли питательную ценность нектара и цветочной пыльцы и научились, часто трепеща крыльями, зависать над цветком, как это делают колибри, доставая пищу из сердцевины длинным тонким язычком. И есть такие цветковые растения, которые приспособились пользоваться для опыления услугами не насекомых, а именно летучих мышей. Например, некоторые кактусы, расцветающие только в ночное время. Цветки у них крупные и неяркие, ведь в темноте расцветка не имеет значения. Зато запах они источают густой и крепкий и торчат далеко в разные стороны, чтобы летучие мыши могли их посещать, не рискуя задеть крыльями острые колючки.

Самые крупные летучие мыши, крыланы, питаются плодами. Их называют еще летучими лисицами — не только за величину, хотя у некоторых размах крыльев достигает 1,5 м, но и потому, что шкурка у них рыже-бурая и морда совершенно лисья, с большими глазами, зато уши маленькие и на носу никаких украшений, так что явно они ориентируются не с помощью локационных устройств. Можно ли считать это доказательством их отличного от остальных летучих мышей происхождения, еще окончательно не выяснено. Крыланы живут не в пещерах, а в кронах деревьев, десятками тысяч увешивая ветви, словно гроздья больших черных плодов. Они висят, завернувшись в крылья и громко переругиваясь между собой. Иногда можно видеть, как один из крыланов, развернув крыло, тщательно вылизывает летательную перепонку, поддерживая ее в безупречной чистоте и надежном рабочем состоянии. В жару все они начинают обмахиваться полураскрытыми крыльями, и тогда кажется, будто колония как бы мерцает. Если крикнуть или потрясти дерево, раздастся сердитый визг, сотни животных, громко хлопая крыльями, подымутся в воздух, но очень скоро успокоятся и вернутся на место. А по вечерам вся колония разлетается кормиться. Силуэт летучей лисицы нисколько не похож на птичий, ведь у нее нет хвоста, а полет у нее совсем другой, чем у летучих мышей — охотниц за насекомыми. Эти крупные летающие животные мерно машут широкими крыльями и тянутся через все вечернее небо длинными целеустремленными колоннами, пролетая в поисках съедобных плодов до 70 км без отдыха.

Есть и такие летучие мыши, которые кормятся мясом. Некоторым добычей служат спящие птицы, другие охотятся на лягушек и ящериц, один вид даже, как говорят, питается своим же братом — летучими мышами. А одна американская летучая мышь умудряется удить рыбу. В сумерках она црсится над прудами, озерами или даже над морем. У большинства летучих мышей летательная перепонка сзади доходит до самой ступни, тогда как у этих так называемых больших рыболовов она прикреплена к колену и ноги свободны. Рыболов может летать, опуская ноги в воду, и, задрав хвост, держать летательную перепонку над водой, чтобы не намокла. Пальцы у него на ногах длинные, с крепкими крючковатыми когтями. Наткнувшись в воде на рыбку, он схватывает ее, отправляет в рот и разгрызает крепкими челюстями.

Особую специализацию имеют кровососы. У них передние зубы превратились в два треугольных острейших лезвия. Тихонько опустившись на спящее животное, на корову или даже на человека, кровосос взрезает ими кожу. Слюна его содержит антикоагулянт, кровь, раз выступив, сочится довольно долго, а кровосос сидит рядом и слизывает. Кровососы ориентируются в полете с помощью ультразвука, и, говорят, потому редко нападают на собак, что собаки, сами воспринимающие очень высокие частоты, слышат их приближение.

В общей сложности известна почти тысяча видов летучих мышей. Они научились гнездиться и добывать себе пищу во всех частях света, кроме самых холодных областей. Если хорошенько приглядеться, близость их к тупайям кажется бесспорной. Летучие мыши, безусловно, одна из самых удачных вариаций насекомоядной темы.

Киты и дельфины тоже теплокровные млекопитающие, имеющие длинную родословную — ископаемые остатки их предков датируются за 50 млн. лет до нас, началом великого разветвления древа млекопитающих. Но возможно ли, чтобы огромные киты происходили от такого малорослого существа, как тупайя? В это трудно поверить, однако, если рассуждать логически, то так оно и есть. Предки китообразных поселились в море, когда других млекопитающих, кроме мелких насекомоядных, еще не существовало. Правда, сегодня их тела настолько приспособлены к плаванию, что по их строению проследить, как именно это произошло, нет никакой возможности. Есть основания предполагать только, что два подотряда китов, зубатые и усатые, проделали этот путь порознь, каждый по-своему: зубатые через промежуточную раннюю плотоядную форму, усатые — непосредственно от насекомоядных.