Жизнь начинается снова. Рекламное бюро господина Кочека (сборник)

Шушаник — так звали девушку — еще не было. Ашот с замирающим сердцем стал ждать ее. Он впервые шел на свидание с девушкой и поэтому очень волновался.

Вдали показалась тонкая фигура Шушаник. Она шла быстро, почти бегом. Ашот пошел ей навстречу.

— Еле вырвалась! — сказала она, тяжело дыша. — Как нарочно, мама сегодня не пошла к себе после обеда, и мне пришлось придумать предлог, чтобы уйти из дому.

Шушаник говорила об этом небрежно, как будто обманывать мать для нее было делом привычным.

Они долго гуляли по саду, потом, выбрав укромное место, сели на скамейку. Шушаник без умолку рассказывала о своем доме, о своих занятиях. Она с презрением говорила об учебе:

— Зачем мне было зря мучиться и кончать школу! Я все равно учительницей быть не собираюсь, — добавила она в свое оправдание. — Зато очень люблю читать, особенно французские романы. Наши армянские писатели мне не нравятся: они какие-то тяжеловесные и все пишут скучные вещи.

Потом, как будто вспомнив что-то очень важное, Шушаник начала говорить совсем о другом:

— Мои подруги, узнав, что мы с вами знакомы, позвонили мне сегодня — наверное, Адольф им наболтал, — попросили даже познакомить с вами, но я этого никогда не сделаю.

Ашот, взволнованный близостью красивой девушки, не вникал в ее слова: он молча слушал и изредка украдкой смотрел на ее лицо…

Потом они встречались ежедневно — то в саду, то на набережной, — и каждый раз, идя на свидание, Ашот собирался рассказать Шушаник всю правду о себе, но почему-то это ему не удавалось. Он начинал говорить, что он беден, что у него никого нет, что она принимает его не за того, кто он есть на самом деле, но Шушаник, не давая ему досказать, восклицала:

— Знаю, все знаю! Хватит об этом! Вы мне нравитесь таким, какой вы есть, — сильным, смелым, — и с вами мне хорошо.

Ашот постепенно стал забывать ту горечь, которую испытал после своего изгнания из команды, и всерьез поверил в счастье, которое, ему казалось, выпало на его долю. Он искрение увлекся девушкой и, не думая о будущем, всей душой отдался своей любви. Он совсем забыл товарищей.

Левон возмущался этим, попробовал даже стыдить его:

— Конечно, сейчас тебе стыдно дружить с такими, как я, тебе нужно другое общество: стал знаменитостью!

— Брось, Левон! Я тебя люблю так же, как и раньше! — отговаривался Ашот, но вечером, после работы, снова исчезал, не сказав ничего Левону.

Мурад напрасно надеялся, что Ашот придет к нему. Несколько вечеров он даже не выходил из дому, боясь, что Ашот может прийти и не застать его, — но Ашота не было. Это искренне огорчало Мурада, но он старался найти всякие причины для того, чтобы оправдать Ашота.

Мисак и другие рабочие типографии тоже знали об успехе Ашота — им об этом подробно и с гордостью рассказывал Мурад.

— Собрать бы всех рабочих-футболистов и организовать свою команду, наши показали бы им класс игры! — загорелся турок Исмаил.

— А Ашота назначить капитаном, — подхватил Мурад.

— Вот чудаки! У вас ведь ничего реального еще нет, только одни мечты. Подумайте сами: для спортивного общества нужны инструкторы, инвентарь, наконец стадион. Положим, инструкторов вы наймете, кое-какой спортивный инвентарь купите, — а кто даст вам стадион? Нет, для того чтобы организовать спортивное общество и содержать команду, нужно иметь мощную рабочую организацию — профсоюз, вот что. Тогда со всем этим можно будет справиться, — закончил Мисак.

Услышав слово «профсоюз», несколько рабочих поспешно отошли от беседующих. Исмаил подмигнул, показывая на них.

Мурад ничего не знал о профсоюзе, это слово он сегодня услышал впервые, но идея создания рабочей организации, где будет своя футбольная команда, в которой Ашот мог бы стать капитаном, ему очень понравилась, и поэтому на следующий день в перерыв он подошел к Мисаку. В это время Мисак с Исмаилом внимательно читали какую-то газету.

— Ну как, дядя Мисак, будем мы организовывать свою команду?

— Разве позволят они нам организовать свою команду? На, почитай, что тут написано о твоем друге.

Мисак протянул ему газету «Спортивное обозрение». На одной из полос ее Мурад прочитал:

«Недопустимый поступок футболистов «Роберт-колледжа».

В прошлое воскресенье футбольная команда «Роберт-колледжа» на своем стадионе встретилась с командой Стамбульского университета, которой в прошлом году проиграла со счетом 1:4. Зная наверняка, что и в этом году встреча не сулит победы, колледжцы пошли на недопустимый спортивным этикетом поступок. Они нашли здорового, как бык, рабочего, немного натренировали его, взяли в свою команду в качестве центра нападения и только благодаря этому выиграли матч. Все три гола были забиты этим рабочим. Удары его были почти смертельны, и никакой голкипер, будь он лучшим игроком, не мог бы их отразить.

Как удалось выяснить нашему корреспонденту, этот «знаменитый» центр нападения работает кочегаром в котельной колледжа.

Достойно сожаления то, что дирекция колледжа допустила участие своего рабочего в студенческой команде. Так, чего доброго, скоро все грузчики порта начнут играть в футбол».

Мурад дважды прочитал эту заметку, и все-таки до него не дошел ее основной смысл, он понял только то, что оскорбили его товарища.

— Разве рабочему нельзя играть в футбол? — наивно спросил он.

— Как видишь, оказывается, не положено, господа буржуи не разрешают, — сердито ответил ему Исмаил и обратился к Мисаку: — Это дело нельзя так оставлять, этим оскорбляют весь рабочий класс.

— Ты говоришь так, словно у тебя сила, печатный орган, где можно выругать этих буржуазных писак, — но скажи на милость, что мы с тобой можем сделать?

— Напечатаем тысячи листовок с протестом и разбросаем по всему городу, — не задумываясь ответил Исмаил.

— Ну, уж если печатать листовки, то по какому-нибудь политическому вопросу. Это же мелочь!

— Вот именно, ты не прав! Этот вопрос на первый взгляд кажется мелким, между тем он затрагивает элементарные права рабочих. Выступая по этому делу, мы будем иметь множество сочувствующих.

Турок по национальности, наборщик Исмаил был горячим и порывистым человеком, о его доброте и отзывчивости говорила вся типография, но самое странное для Мурада было в том, что Исмаил и его двое товарищей — Кемал и Тефик — не подчинялись господствующим в то время в Турции национальным предрассудкам, они в одинаковой степени дружили как с турками, так и с армянами, греками и рабочими других национальностей. Так, Исмаил был очень близок с мастером Мисаком. Во время обеденного перерыва Исмаил непременно садился за один стол с Мисаком, они вместе читали газеты, часто спорили о политике, и это не мешало им быть единодушными, когда решались вопросы, касающиеся всех рабочих типографии; они же руководили кассой взаимопомощи, заменяющей печатникам профсоюз. Исмаил дружелюбно относился и к молодому Мураду и настоятельно советовал ему научиться набору на турецком языке.