Жизнь (не) вполне спокойная
Шрифт:
Однажды мы устроили с ней конкурс. Было это еще до моего знакомства с Войтеком. Наши близкие уехали, мы остались одни, без домашних обязанностей, поглощенные работой. Конкурс заключался в том, кто из нас создаст в квартире наибольший кавардак. Не нарочно, нам просто не хватало времени на уборку. Поначалу я вырвалась вперед, потом меня опередила Алиция, потом опять я обогнала Алицию… Победила, так сказать, дружба.
Алиция заложила фундамент моих отношений с западными странами. В Польшу приехала на экскурсию группа французов, прикрепили их к нам, возможно, по линии Союза польских архитекторов, и Алиция потащила меня за собой.
— Пойдем,
Есть у меня смутное подозрение, что приезжала еще одна группа из Франции, но на нее у меня уже не было времени. Алиция возилась с ними без меня. Она познакомилась с Соланж, председательницей французского союза женщин-архитекторов, подружилась с ней, а потом наших девушек в рамках ответной любезности пригласили во Францию. Алиция изо всех сил уговаривала меня поехать, хотеть-то я хотела, но не смогла. Гнала какую-то очередную халтуру. И не поехала. Кретинка.
Оказалось, что Соланж может устроить нас на работу у себя. Алиция в тот момент как-то не рвалась на заработки, а я — да, на работу бы я поехала. Начались переговоры на эту тему. Вот тогда-то Ирена и сделала мне пакость.
По договоренности с Алицией Соланж держала для меня рабочее место и собиралась прислать приглашение. Я попросила немного повременить. Бог знает, что меня держало, вернее всего, работа, а может, и очередная семейная неразбериха. В то же время у Ирены приглашение было, а вот места работы как раз не было. Я все согласовала через Алицию, пусть она поработает за меня у Соланж, чтобы зацепиться, за это время найдет себе что-нибудь, а я приеду позже.
Ирена уехала, работала у Соланж, после чего, когда Соланж хотела с ней прислать приглашение для меня, Ирена отказалась привезти бланк из посольства. Из-за чего там возник сыр-бор, я понятия не имею, но Соланж рассердилась и открестилась от всех наших планов, так что я не смогла поехать вообще и несколько лет не могла простить Ирене такого поступка. Потом обида забылась.
Алиция тем временем занималась очередной группой туристов, на сей раз датских. Туристы говорили по-немецки, Алиция знала немецкий не хуже польского, завязались дружеские отношения. Не буду настаивать, что господин фон Розен именно в ту пору посетил нашу страну, вроде бы так и есть, во всяком случае, они друг другу понравились, и по его приглашению Алиция уехала в Данию.
В «Блок» пришел на работу Лесь. Невозможно было сидеть с Лесем в одной комнате, за соседним столом, и не написать о нем.
В немногие минуты простоя я брала пишущую машинку у секретарши, а коллектив стоял за моей спиной и умирал со смеху. Лешек на нас косился. Очень долго он надеялся, что книга никогда не выйдет из печати: писала я с перерывами целых шесть лет, а по выходу книги он все же изменил свое мнение.
Ни с того ни с сего ему вдруг стало везти, он смог посвятить себя только живописи, объездил весь мир и «Леся» повсюду возит с собой, как своего рода талисман.
До «Леся» я писала, разумеется, мою вторую книгу «Подозреваются все». Во вступлении я изложила только правду, мы и в самом деле на работе носили халаты: дамы — голубые, мужчины — бежевые, а внутренним взором я и правда увидела сцену преступления.
О моих творческих планах с самого начала знала вся мастерская. Столярека я отправила на тот свет, потому как он меня в конце концов
вывел из себя: задолжал мне три тысячи злотых, которые я должна была вносить по кредиту, и бегал от своих долгов.Придумывать сюжет помогали все. Я очень долго не могла решить, из кого сделать злодея. И тут, на мое счастье, мне чем-то подгадил Витек. Он тогда уже был директором мастерской, потому что Гарлинский уехал в Швейцарию и остался там. Чем Витек мне навредил, уже и не вспомнить, но запомнилось, как я ему пригрозила: «Погоди, Витечек, это тебе даром не пройдет! Увидишь, как я тебе отомщу».
Книга «Подозреваются все» уже была в печати, когда меня разыскал режиссер Ян Баторий с предложением экранизировать роман «Клин». Писать сценарий я одна была не в силах, тем более что у Батория были свои взгляды на этот вопрос, а потому писали мы вместе, в кафе «Гранд-отеля».
У меня дома мешали дети и Войтек, у Батория шел ремонт. Другого подходящего места у нас не было, и много раз посетители за соседними столиками замолкали и с ужасом таращились на нас, слушая громкую перепалку.
Из «Клина» получилось «Лекарство от любви». Ссорились мы с Баторием самозабвенно, с бушующей ненавистью, но эту баталию он выиграл: в кино всё решительно и бесповоротно решает режиссер, а не сценарист, я сдалась, но озверела.
Баторий считал меня мерзейшей бабой, к тому же во время нашей работы у меня разболелся зуб, что не прибавило мне веселья. Каким чудом из всего этого получилась у нас комедия, сама удивляюсь.
Войтек на все мои многочасовые бдения в «Гранд-отеле» реагировал по-своему. Воображал, что, само собой, у меня роман с Баторием. Я ядовито интересовалась, где именно мы можем с ним заниматься любовью, под столиком или внизу, в сортире? А если да, то в каком? В дамском или мужском? На конкретные вопросы Войтек не отвечал, но скандалы мне устраивал каждый божий день.
С другой стороны, не уверена, что какая-нибудь очередная дама Батория не устраивала ему скандал из-за меня. В одном я уверена, что даже под страхом смертной казни мы не согласились бы завести интрижку, так друг другу осточертели! По окончании работы лютая ненависть постепенно сошла на нет, и мы остались друзьями.
Войтек же стоял на своих беспочвенных обвинениях до конца, его не прошибал ни один аргумент. Он упорно бубнил свое и отстал лишь тогда, когда сценарий ушел на утверждение, а рабочие посиделки в «Гранд-отеле» прекратились.
Гурце мне удалось закончить в срок. Проект опирался на добротную технологическую документацию, был старательно, хотя и скупо, выполнен, но комиссия по оценке инвестиционных проектов не утвердила его по одной простой причине: первоначальная смета составляла девять миллионов, а мы вышли как-то на двадцать.
Разыгрался грандиозный скандал. Затем Витек совершил страшную ошибку, и мастерская начала разваливаться на глазах. Ошибка эта заключалась в том, что Витек в конце года выплатил всем премию, и премия эта была весьма существенна.
Премировать было за что! Не одна я возвращалась домой под утро, все работали день и ночь. Размер наших премий вызвал зависть то ли в министерстве, то ли в объединении, и на нас натравили контрольные комиссии, которые несправедливо и необоснованно принялись задним числом урезать нам расценки. Результат оказался ошеломляющим: банкротство государственного предприятия.