Жизнь, прожитая не зря
Шрифт:
Вторая — явно моложе, угловатая и худощавая, быстро семенила ногами и вытягивала шею, стремясь разглядеть сидящих на поляне мужчин. Длинный балахон мешковато обвисал на её костлявом теле. Лицо было смуглое, гладкое, почти красивое, только лишь крупный, с горбинкой нос резко выделялся. В её больших, распутно глядящих глазах, мелькал затаённый страх.
Мужчины, увидав их, пришли в восторг, и гортанно взревели.
— А, явились — не запылились, — радостно воскликнул Халил.
Гаирбек, поздоровавшись со всеми за руку, подтолкнул женщин
— Э, ты куда пропал? — спрашивали его наперебой.
— Да просто Магомеда — соседа нашего — в пути встретил, поэтому задержались.
— Он их тоже видел? — заметно напрягшись, спросил Халил, кивнув головой в сторону женщин.
— Нет, конечно. Я его ещё издали заметил. Этим сказал сойти с дороги и спрятаться за деревьями.
— Точно не заметил? А то он такой..
— Да нет же, отвечаю.
— Ну, хорошо, — и Халил махнул женщинам рукой. — Э, давайте садитесь. Не стойте так, — заметив, что младшая проститутка продолжает нервно озираться, он добавил повелительно. — Садись-садись, не съедим.
Та глупо заулыбалась и присела на корточки, потупившись. Её подруга грузно опустилась рядом, переводя нагловатый, откровенный взгляд с одного горца на другого.
— Водку пьёте? — спросил Гасан.
— Конечно, пьём, — сразу откликнулась старшая.
Голос её был низким и грубым, с хрипотцой, словно у сорокалетнего мужика.
Женщинам дали чашки. Казимагомед, не спеша, разлил водку.
— Э, зовут как? — спросил Халил.
— Аида, — зыркнув на бутылки, бодро ответила старшая. — А это Хадижат, Хадижка — племянница моя двоюродная.
Младшая хихикнула приглушённо, нервно.
— В-а-я-я, Аида! У меня жену так зовут.
— Вот я тебе и буду сегодня жену заменять.
Горцы засмеялись пошлой шутке, и Аида тоже загыгыкала своим низким голосом.
— Ну, давай. За знакомство, — сказал Гасан, плотоядно уставившись на её открывшуюся из-под балахона мясистую ляжку.
Все выпили. Хадижат шумно поперхнулась и быстро запихала в рот кусок сыра. Халил засмеялся:
— Пить ещё не умеешь.
— Зато она другое умеет, — встрял Гаджи. — Ведь умеешь, да?
Гасан, захмелевший слегка после двух стопок, прилёг на локоть и принялся неторопливо жевать кусок сушёного мяса.
Проститутки сняли свои платки. Волосы Хадижки оказались совсем чёрными, длинными и прямыми, а у Аиды — обрезанными у плеч и какими-то несвежими, сальными.
— Э, вы откуда? — спрашивали их наперебой захмелевшими голосами. — С какого селения?
— В Городе Ветров живу, сюда к родственникам приехала, — отвечала Аида, хрустя огурцом. — А вам не всё равно, из какого я села?
— Конечно, не всё равно. Вот у нас ни одной шлюхи нет в селении, — и лицо Гаджи сделалось надменным, ханжеским.
— Прямо-таки ни одной?
— Отвечаю, ни одной. Все девушки очень порядочные. Не веришь?
— Ага, как же. Поэтому нас сюда позвали, да? Вот и сидите тогда со своими порядочными.
— Э, такие вещи не говори. Расслабься, мы же шутим, —
и Магомед-Расул хлопнул её широкой ладонью по спине. — Ну, ты водку пьёшь, я смотрю.— Как умею, так и пью.
— Посмотрим, как ты ещё работать будешь.
— Э, мозги мне не делай. Я хорошо работаю. Ещё никто не жаловался. Это только мужчины-крохоборы иногда попадаются.
— В смысле — крохоборы?
— Отблагодарить от души не хотят.
— Э, ты кого крохоборами называешь? Э, ты, шалава!
— А чё у вас так несправедливо: если женщина этим занимается, то сразу — шлюха, а если мужчина к ней идёт, то это нормально, да? — энергично запротестовала Аида, подлив себе ещё водки.
— Ну, мы же мужчины, э! Сама понимать должна.
— Я просто спрашиваю.
— Просто кошки не… — хохотнул Гасан и ввернул матерное слово.
Все заржали снова.
— Э, Аида, а чего ты делать умеешь?
— А чё ты скажешь.
— Ва-я, да я тебе много чего скажу, — и Гаджи ухмыльнулся сально.
— А ты, Хадижка, тоже опытная, да? — спросил Магомед-Расул, подсев к ней ближе и положив руку на бедро.
Та, слегка набычившись, глянула на Аиду.
— Конечно, опытная, — ответила за неё та. — Отвечаю.
— За пачку чая! — передразнил захмелевший Гаджи.
Снова разлили и выпили. Пустая бутылка полетала под куст. Горцы чавкали сушёным мясом, яростно разгрызая его зубами и подолгу жуя жилистые волокна. Хрустели огурцами. Аида ела обильно и с жадностью, а Хадижка осторожно, словно боясь проглотить кость.
Горцы матерились, отпускали похабные шутки, сально щупали грязными, в чёрных разводах, пальцами женские тела, поблёскивая полудикими, разгорячёнными глазами.
— Э, Хадижка, а ты чего молчишь? Чё, нас не чувствуешь, да? — спрашивал Магомед-Расул, сопя в ухо младшей проститутке и продвигаясь рукой от её бедра к груди. — Подожди, сейчас конкретно почувствуешь…
— Ещё как почувствует, — подхватил Казимагомед, явно радуясь, что ему удалось ввернуть слово.
— Э, ты чего пьёшь так мало? — наседал на неё Халил.
— Да я вообще почти не пью. Не привыкла, — отговаривалась та.
Халил тут же плеснул водки в её чашку.
— Э, мозги не делай, — раздражённо бросил он. — Давай, пей всё до дна.
Та нехотя взяла её в руки, поглядела на сидящих вокруг неё охмелевших, распалённых от похоти мужчин, перевела взгляд на Аиду.
— Давай, Хадижка! — закричала та, хохотнув. — Покажи, что мы не хуже.
Горцы примолкли, уставившись на младшую девицу. Хадижка обвела диковатым, злым взглядом окружающих, решительно выдохнула, поднесла чашку к губам и, запрокинув голову, выпила ею всю целиком несколькими большими глотками.
Горцы заржали разом, и Аида загоготала вместе с ними, противно и грубо, по-мужски. Хадижка, быстро смахнув выступившие на глазах слёзы, дыхнула в рукав и поскорее сунула в рот кусок огурца. Мужчины кричали наперебой:
— Молодец, Хадижка!
— Вот это я понимаю!