Жизнь, прожитая не зря
Шрифт:
— Ты поговоришь с ними?
Денис медленно, с мученическим выражением в глазах, поднял голову:
— Понимаешь, сейчас рано пока. Просто я сам ещё не до конца готов к этому. Пойми, ведь очень серьёзный разговор будет.
— Конечно серьёзный. Ведь ты сам сколько раз мне говорил, что любишь, что хочешь, чтобы мы были вместе. И тоже серьёзно всё говорил. Почему же теперь ты не хочешь поехать к моим родителям? Что, все твои слова — обман?
— Ну что ты говоришь!? — Денис с деланным возмущением возвысил голос. — Разве я тебя когда-нибудь обманывал?
Она
— Ну да, не обманывал. Поэтому я тебе и верю.
— Ну, ты же сама понимаешь, ты же сама знаешь, что они ответят.
— Да ты приди к ним хотя бы! Сам приди! Скажи, всё как есть! Я тоже с родителями разговаривать буду. Куда они, в конце концов, денутся — согласятся рано или поздно, — Мехрабан смотрела на него почти умоляюще.
Её щёки заалели ярко, а руки прикоснулись к его рукам и медленно поползли вверх, оставляя на коже Дениса ощущение мягкой истомы. Она обняла его за плечи, приблизила лицо и, глядя своими глубокими глазами пристально, неотрывно, произнесла тихо, но внятно:
— Поговори с ними. Пожалуйста.
Денис смотрел ей в глаза недолго.
— Поговори, — ещё раз произнесла Мехрабан.
Не выдержав взгляда, он отвернул лицо в сторону, скользнул беспомощными глазами по кустам, по ветвям деревьев. В этот миг ему хотелось провалиться на месте.
— Блин, ну ведь это всё равно ничего не даст. Они не согласятся. Ты же сама говорила: за человека другой нации тебя не отдадут, — забормотал Денис сбивчиво.
Ватный язык ворочался с трудом, исторгая бесчестные, лживые слова. Во рту словно налипла густая вязкая каша.
— Тогда увези меня в Россию. Ведь у тебя же там есть родственники. Я давно хочу уехать отсюда — подальше от этого бычья и дебилов.
— Да родственники-то есть, — Денис вздохнул, смотря по-прежнему в сторону. — Но все дальние. Близких нет. Да и жить негде.
— Ну даже и дальние. Всё равно ж не чужие люди, помогут тебе, наверное. Я знаю, в России всё по-другому. Там насчёт того, что я не твоей нации никто слова не скажет. Ведь там не то, что у нас.
Денис мучительно, словно от зубной боли скривил лицо.
— Ты зачем так сразу вопрос ставишь? Мол, приди и всё им тут же объясни. Ты подожди немного. Сама сначала намекни родителям насчёт меня. Потом, если те более-менее нормально отреагируют, мне скажи — я тогда приду.
Мехрабан отпрянула в сторону. Стремительно провела руками по волосам, отбросив от лица длинные чёрные пряди. В сгустившихся летних сумерках блеснули её глаза.
— Денис, ты мужчина или нет?! Как тебе не стыдно говорить такое? «Сама», «намекни». Если ты не хочешь идти к моим родителям, то укради меня! Ты же знаешь, здесь так делают, когда родители против свадьбы выступают. Я поеду с тобой в Россию! Поеду, куда хочешь! Только не стой вот так и не говори таких вещей!
Денис закусил губу и сделал шаг к девушке. В это время со стороны тропинки послышался негромкий нерусский говор. Зашелестела трава, и из густеющего полумрака внезапно появились две фигуры. Тускло замерцали, приближаясь, красные точки сигаретных огоньков. На мостик поднялись двое рослых жилистых
парней.— Салам алейкум! — хриповато выдохнул шедший впереди и не спеша протянул Денису руку.
Тот слабо кивнул, быстро сжал и отпустил его ладонь и выжидающее, с затаённым опасением уставился на парней.
— Ле, братуха, — начал парень, смотря при этом не на Дениса, а не Мехрабан, пристально, оценивающе. — Если мы так прямо пойдём, то к кладбищу выйдем, даже?
— Да, выйдете, — поспешно ответил Денис, продолжая глядеть на парней с настороженностью.
— В натуре выйдем, да? — заговоривший с ним продолжал разглядывать притихшую девушку нахально, с бесстыдством.
Его глаза щурились хищно, а на толстых губах играла самоуверенная ухмылка.
— Да, идите прямо — выйдете на улицу. Её перейдёте — и на той стороне за забором будет кладбище, — повторил Денис ещё быстрее.
— А канал тоже там есть рядом, да? — спросил второй, веснушчатый, круглолицый и рыжий.
— Канал чуть подальше. На улицу выйдете — и сразу налево поверните. Как кладбище закончится — будет канал. Только дорогу перейти надо будет.
Парни несколько мгновений молчали, продолжая внимательно разглядывать парочку.
— Саул, братуха! — выдохнул, наконец, первый, криво усмехнувшись.
Его самодовольные глаза, казалось, говорили: «Ладно, живите дальше. Разрешаю».
Они по очереди, небрежно хлопнули Дениса ладонями по торопливо протянутой им руке и, не спеша, переваливаясь по-медвежьи, пошли дальше.
— Бычьё повылезало, — зло проговорила Мехрабан, когда те скрылись из виду. — Прям везде бродит.
— Угу.
Они опять помолчали.
— Ну, так что? Что ты решил? — снова заговорила Мехрабан
Денис не ответил. Молча стоял и смотрел себе под ноги. Пыльные носки его белых летних туфель едва виднелись. Стемнело. Неподвижный воздух источал липкий зной. Даже цикады замолкли.
— Зачем ты тогда говорил, что любишь меня? Зачем?!
— Потому что это правда! — поспешно откликнулся Денис.
— Так почему ты не хочешь сделать то, о чём я прошу?
Мехрабан стояла прямо напротив него. Денис слышал в темноте её возбуждённое, прерывистое дыхание, ощущал на себе пронзительный взгляд блестящих глаз. Она ждала ответа — напряжённо и молча.
— Я, я поговорю с ними, — выдавил он, наконец, из себя, но получилось неискренне и фальшиво.
— Когда?
— Не знаю ещё пока.
— Я завтра уезжаю в Дербент, домой. Когда снова сюда приеду — пока не знаю. Мои родители почти всегда дома. Я буду ждать, когда ты приедешь.
Денис шумно выдохнул, радуясь, что этот мучительный разговор подходит к концу. Ни в какой Дербент ехать он, конечно, не собирался, но солгал ей сейчас легко и непринуждённо. Он вообще в жизни умел врать легко.
— Я буду очень ждать! — прибавила она, помолчав.
— Я приеду.
Мехрабан поднесла часы вплотную к лицу и несколько секунд пристально вглядывалась в циферблат.
— Мне пора, — сказала она и, качнув головой, прибавила с грустью. — А-то опять дома все будут докапываться.