Жизнь, смерть и прочие неприятности

Миссис Клоп такие чувства, похоже, были чужды. Приняв иголку, и не подумав даже принести извинения, она воткнула её в подлокотник и благополучно забыла.

– Итак, - садистски улыбнулся Хамский.
– Поговорим начистоту? Чем и зачем вы отравили вашего брата?

***

Пока Хамский, как бы пошло это ни звучало, раскалывал обильно потеющую и заикающуюся женщину, я вышел во двор, где в данный момент обретался хозяин семейства - мистер Игнасио Клоп. У мистера Игнасио был категорический недопуск в дом по весьма прозаичной причине - он линял.

Глава семейства, сидя на пожухлой травке в получеловеческом-полузверинном облике, отчаянно потел, сопел, чесался и разбрасывал вокруг себя крайне недовольных этим блох. А еще от него пахло. Сильно. Да что там, ветер доносил до меня такое амбре, какое не всегда можно унюхать в мертвецкой.

– Мистер Игнасио?
– Осторожно позвал я, стараясь держаться с подветренной стороны.

Оборотень повернул ко мне измученное, напряженное лицо, обильно поросшее шерстью. Причину напряжения я понял, когда увидел, что он восседает над вырытой в земле ямкой, и, похоже, был занят делом исключительно интимного свойства. Впрочем, отступать было некуда, позади меня дожидался Хамский. Поэтому, вспомнив его манеру ведения допроса, я обратился к оборотню:

– Итак, мистер Клоп, чем и зачем вы отравили Арнольда Бромма? Предупреждаю, ваша жена уже дает признательные показания моему коллеге - запираться бессмысленно.

То ли от неожиданности, то ли восприняв мою фразу чересчур буквально, но запираться Игнасио и вправду перестал. Во дворе дивно засмердело.

***

– Что вы думаете, Хамский?
– Спросил я двумя часами позднее. Мы сидели в нашей гостиной, и я был настолько стерилен, что буквально чувствовал, как на меня перебегают микробы с кресла.

Мордред полулежал, закинув ноги на стену и потягивая крейг.

– Все лгут, - убежденно произнес он и запил этот тост вином. Похоже, к моему коллеге медленно, но верно снова подбиралась депрессия.

– Потрясающе ценное замечание. А ближе к делу?

– Вы же слышали все, что они сказали, - отмахнулся Мордред.

– Да, но картина еще целиком не сложилась, - парировал я.
– Мы еще не знаем, что выяснила Морвид. Кстати, где она?

– Понятия не имею, - мгновенно подобрался и забрюзжал Хамский.
– Она уже взрослая девочка, ходит, где хочет, делает, что хочет, и вообще, какое нам до неё дело, а?!

Вот примерно на этом месте его перебил требовательный звонок в дверь.

– Сколько можно, Принстон!
– Хамский буквально взвился.
– Нам нужна новая экономка!

Я молча спустился вниз, предпочитая самостоятельно открыть дверь, нежели чем выслушивать вопли своего друга.

На пороге, вместо ожидаемого посетителя, оказался совершенно неожидаемый конверт из плотной серой бумаги. Поймите меня правильно, всякий раз, когда под дверью оказывается неидентифицируемый конверт, подписанный вырезанными из газет буквами, я немедленно начинаю его подозревать. Фантазия у преступников, конечно, не столь богата, как у Хамского, но, тем не менее, там может находиться все, что угодно: от простого письма до 'святой язвы' - освященных грибных спор.

Так что, аккуратно подняв конверт каминными щипцами, стоящими возле двери как раз для подобных целей, я, со всеми предосторожностями, понес его в гостиную. Тщательно просветив, осмотрев, прощупав и обнюхав подозрительный конверт, мы пришли к выводу, что он не содержит в себе ничего, кроме письма, и взрываться при открытии вроде бы как не собирается.

– Посмотрите, - менторским тоном начал мой друг, не спеша раскрывать послание.
– Буквы вырезаны из газет, чтобы скрыть почерк. Но это же просто смешно! Взяты они явно из газет 'Шахтерский вестник' - только у них буква 'Т' печатается в форме кувалды, 'Адский гонщик' - только у них используется этот дурацкий горящий готический шрифт, и пособия для девственников - 'Быть бородатым - круто!' - у них там вся книга набита огромными шрифтом, видимо, чтобы лучше разглядели.

– Откуда такие познания, Хамский?
– Я пребывал буквально в священному ужасе.

– Я изучаю современную литературу и прессу, - невозмутимо пояснил Мордред.
– К тому же, чтобы вы знали, Принстон, тридцать четыре процента маньяков-убийц - девственники. Потому что энергию девать некуда.

– Я это учту.

– Прекрасно. Продолжим. Смотрите на качество бумаги - плотная, шелковистая, но серая - значит, пославший это письмо предпочитает качество и надежность, но по невысокой цене. А теперь, приглядитесь внимательнее - видите этот серый налет и небольшое пятно? Принюхайтесь, - Хамский подал мне пример, еще раз обнюхав конверт.
– Спорим, анализ покажет, что налет - это железная стружка от работы напильником, а пятно - от машинного масла? И...

– И сам конверт пахнет гномьим пойлом, - обреченно закончил я.

Автором этого письма может быть только один гном - Кобальт Джонс.

Впрочем, сама информация, содержащаяся внутри, тоже как-то не особенно радовала. 'Девчонка у меня. Хотите увидеть её живой - приходите вдвоем. И никаких копов!'.

***

В дом Кобальта Джонса мы с Хамским заявились уже ближе к вечеру: отчасти потому, что остаток светового дня мы посвятили некоторым очень важным делам, а отчасти потому, что это же традиция: приходить к злодеям в гости ночью.

Тут следует особо заметить, что жил коварный гном в небольшой пристройке к их общему с Арнольдом Броммом автосервису, и, судя по виду так называемого жилища, являлся закоренелым, махровым маньяком-девственником. Стены небольшой комнатенки, вперемежку обклеенные фотографиями полуобнаженных мускулистых бородатых женщин и выдержками какого-то сектанстко-террористического толка, навевали мысли о шикарной докторской диссертации по девиантной психологии. А вот подозрительные мешки с самопальной взрывчаткой - о бренности всего сущего. Сидящая на стуле посреди комнаты Морвид оптимизма так же не прибавляла.

– Похоже, меня нагнули и собираются поиметь. Вот только удовольствия от этого, увы, никакого.

Морвид приветствовала нас в своем неповторимом стиле, и то, что она была не только связана, но еще и опутана проводками подозрительного вида, похоже, нисколько её не смущало. Потрясающе целостная личность.

– Ну и что ты тут делаешь?
– Мрачно поинтересовался Мордерд тоном оскорбленного папаши.

– Уж точно не тебя дожидаюсь!
– Настолько эмоционально, насколько позволяла взрывчатка, прореагировала Хамская.
– Надеюсь, вы догадались привести с собой копов? Что, нет? Ну вы и придурки!

Восхищение и уважение причудливо смешались в её взгляде и свисте.

– Где Джонс?

Каюсь, я крайне невежливо прервал трогательное семейное воссоединение, но когда где-то рядом бродит живой дееспособный псих - становится как-то не до нежностей.

– Чушка ты моя, бородастенькая!
– Ласково, будто подзывая кабанчика на убой, пропела Морвид.
– Иди сюда, сиськи покажу!

Мы с Хамским на несколько мгновений остолбенели, а я, вдобавок, почувствовал, как мучительно заливаюсь краской. Впрочем, страстный призыв сестры моего друга не остался без внимания. Раздался дробный топоток и на сцене появилось новое действующее лицо.