Жизнь в зеленом цвете - 7

Гарри вовсю скрипел пером по пергаменту; в настолько новом предмете он даже не мог ничего как следует сокращать без опасения, что на следующий день не поймёт, что имел в виду. Оставалось надеяться, что почерк от скорости не испортится больше, чем есть.

– У тебя всё образцово, дорогуша!
– весело ответила мадам Помфри. Гарри приподнял эмпатический щит и различил нотку фальши в этой весёлости; должно быть, что-то было не так, но Джинни об этом благоразумно не сообщалось.
– Но рассказать Гарри надо обо всём, чтобы ему было проще ориентироваться, что нормально, а из-за чего следует бить тревогу.

На лице Джинни читалось: «Так я Вам и поверила. Небось уже одной ногой в могиле стою, а Вы всё утешаете, утешаете…»

– Итак, продолжим. Конспектируй, Гарри. После опускания живота из половых путей отходит слизистая пробка. Эта пробка в течение беременности заполняла канал шейки матки. Выходит она в виде розоватой слизи. Также некоторые женщины могут заметить незначительные кровянистые выделения. Во время прелиминарного периода у женщин отмечаются безболезненные нерегулярные схватки. Они носят подготовительный характер и не нарушают общего состояния женщины. Также появляются ноющие боли в поясничной области. Все перечисленные симптомы не нарушают ночного сна.

«Во вр. подготовит.
– чёрт, клякса!
– периода у ж-н отмеч-ся безболезн. нерегуляр. схватки…», - Гарри сдержал поползновение тяжко вздохнуть и сосредоточился на уверенном голосе мадам Помфри.

* * *

«Какое-то долбаное число какого-то * * * * * * * месяца. Не помню.

Я не слежу за календарём. Кажется, сейчас пасхальные каникулы. Не знаю, мне не интересно. Я живу в Выручай-комнате. Она мне дала целую спальню на пять человек, стандартную.

Гриффиндорскую.

Я не просил, я ненавижу жёлтое и красное - но она всё равно дала. * * * * * всё это, что она даёт то, что нужно - только то, что сама хочет.

Мне не нужно вспоминать. Мне не нужно думать о Поттере.

Наверно, если бы комната умела разговаривать, она бы сейчас спросила: так какого же хрена ты сюда притащился, Северус Тобиас Снейп?

А я бы промолчал.

Скорее всего, я пришёл ненавидеть. Смотреть в пунцовый бархатный полог над кроватью и ненавидеть, ненавидеть, ненавидеть, пропитываться ненавистью, как окунутый в чашку тост - чаем. Ненависть тёмная, холодная, как слизеринские подземелья.

А иногда она горячая, она жжёт так, что меня тошнит от боли - но тогда она всё равно тёмная. Как стенки котла, в котором кипит зелье. Выручай-комната убирает рвоту каждый раз - как мило. Очумительный сервис.

Я ненавижу тебя, Поттер.

Я люблю тебя.

Если бы ты был рядом, я бы убил тебя без раздумий. Ты изнасиловал мне душу и сердце. Это тупые субстанции, они не понимают, что тебя надо забыть, выдрать из себя с кровью и мясом, выкинуть подальше, так, чтобы потом не найти и не прилепить обратно. Они всё воют и воют, они требуют твою улыбку, твои глаза, твоё тепло. Голос разума, терпеливо объясняющего, что ничего-то они не получат отныне и во веки веков, заглушается напрочь.

Ты асфальтовым катком проехался по мне. Этих ран не зализать, хотя бы потому, что нет никаких ран - я просто превращён в беспомощную лепёшку.

Мне всё казалось, что в словах твоих есть Бог,

Но там был Дьявол. Я никак понять не мог,

Но я прозрел. Так глупо, пафосно… так тошно.

Любовь есть Бог, а ты мне лгал безбожно!

Самоубийство - грех, но Бога нет.

Есть только Дьявол, лживый твой обет.

Ещё есть боль, мучительная боль,

К которой ложь твоя была как ключ, пароль.

Меня не станет, лживый милый мой.

Живи счастливо; Дьявол твой с тобой.

Кажется, я хочу есть и пить. Во всяком случае, на подушке рядом со мной появились смутно знакомые яркие коробочки.

Одна из коробочек - всевкусные бобы Берти Боттс. Хорошо, комната, я их съем.

Надеюсь, я подавлюсь, сдохну, и моё тело никто никогда не найдёт.

У моей любви столько разных вкусов… ваниль… шоколад… черника… суфле алтея… вишня… мята… чёрный кофе… но под конец она обязательно совершенно несъёдобна. Рвота - ударом под дых. Ушная сера - жгучим разочарованием. И, как финал, - сопли. Много соплей. Их-то я и развожу уже который день, за неимением лучшего занятия.

Коробка со всевкусными бобами опустела, и хочется попросить новую. Просто чтобы не думать. Чтобы механически бросать в рот один сгусток вкуса за другим, пока не набьёт оскомину.

Я не уверен, что любовь может набить оскомину.

Но этого мне уже не проверить.

Чтоб ты сдох, Поттер... чтоб ты сдох, поганый ублюдок.

Я люблю тебя. И буду любить ещё долго после того, как привкус соплей исчезнет.

Быть может, до смерти. А может, и после неё тоже.

Кто знает, не ждёт ли меня после неё бездонная коробка со всевкусными бобами - тоже себе вид пытки для незадачливых грешников?..

Джеймс, я ненавижу тебя.

Я буду ненавидеть тебя, твоих друзей и твоих будущих детей.

Я больше ничего теперь не умею.

Я ненавижу.

Я сожгу эту тетрадь».

Глава 24.

Рождение Тантая мало что изменило в их отношениях.

Павел Молитвин, «Путь Эвриха».

Билл оказался прав - слизеринское ограбление прошло на ура. Во всяком случае, никакой особой активности или беспокойства Вольдеморт не проявлял, знать не зная, что его хоркруксы давно уже перешли не в самые хорошие руки. Чаша погибла под зубами Севви, не успев раздвадцатериться или нагреться - мгновенно упав изуродованным куском золота на покрытый слизью каменный пол Тайной комнаты. Севви выглядел довольным - насколько к василискам вообще применимы человеческие категории эмоций - тем, что сумел оказаться полезным хозяину. Последний, несмотря на отсутствие непосредственно дел к Севви, приходил к василиску часто - просто посидеть, уцепившись за гладкую шею толще самого Гарри, послушать байки, перенасыщенные шипящими и свистящими, вдохнуть воздух Тайной комнаты - странным образом отличный от такого же влажного и холодного воздуха подземелий. Здесь не было такой гнетущей атмосферы, как там, где Гарри жил последние почти шесть лет; здесь не было воспоминаний - замешанных на крови, на любви ли. Здесь тысячу лет был один лишь василиск, погружённый в свои змеиные сны. Даже полностью убрав щиты эмпата, Гарри не чувствовал здесь ничего более страшного, чем то, что случилось пять лет назад, с дневником Риддла. Боль умирающего хоркрукса ещё держалась, ведь смерть была не мгновенной, да и сам хоркрукс успел понять, что происходит, и совсем не желал умирать… диадема и чаша оставили даже не следы - тени следов, коротенький ужас-возмущение, обрывающийся так внезапно, что Гарри, ощутив это в первый раз, почувствовал нечто вроде совестливого неудобства.

Так или иначе, здесь было хорошо. Севви не предъявлял к хозяину никаких претензий и всегда готов был поболтать на отвлечённые темы. От этого становилось легче, потому что многие до сих пор при разговоре с Гарри опускали глаза и говорили приглушённым тоном, как будто беседовали с неизлечимо больным. Возможно, они полагали, что он должен биться головой о стену, как только поток сочувствия слегка умерит свой бег, или что без речей наподобие «надо-жить-дальше-смотреть-в-будущее-с-оптимизмом-мёртвых-не-вернёшь-придёт-новая-любовь» Гарри всенепременно пойдёт и вскроет себе вены на могиле близнецов. Боже упаси оставить такого несчастного человека без соболезнований! Он же зачахнет, как комнатный цветок без поливки.

Хотя, если вдуматься, рациональное зерно в таких речах было, пусть и мизерное. Гарри, разумеется, становилось только больнее от лишних напоминаний, но одновременно отвлекала злость на непрошеных утешителей. В результате в определённых кругах собственной армии он приобрёл кличку «Бешеный». Кличка произносилась с придыханием несовершеннолетними школьницами у каминов в гостиных факультетов; там же толковались все поступки Гарри, слова и даже взгляды. После того, как он пару раз имел сомнительное удовольствие услышать обрывками такое обсуждение, поддавшись на уговоры Сириуса и Ремуса посидеть с ними в гриффиндорской гостиной, ему не составило труда находить каждый раз весомые предлоги, чтобы провести вечер в более приятной атмосфере.